Путь безнадежного - Степной Аркадий

– Что с ними будет? – прошептал Дайлин.

– Да все, что угодно, – зло ответил Гарт. – Эльфы другие расы не шибко жалуют.

Тем временем собравшихся жителей стали сортировать на три группы: в одну молодых ребят, от десяти до семнадцати лет; в другую совсем юных девчонок, самой старшей едва ли исполнилось шестнадцать; всех остальных в третью группу, самую многочисленную. От этой группы под веселый гогот отделили четырех детей. Совсем еще маленьких, трех-четырех лет.

Потом началось то, что Рустам запомнит на всю свою жизнь. Лучники помимо своих длинных луков были вооружены мечами и топорами. Ими они и принялись рубить самую многочисленную группу. Без разбора: взрослых мужчин, женщин, маленьких детей и стариков. Молодые ребята, отделенные от остальных, кинулись было на своих конвоиров, но опытные солдаты быстро сбили их с ног и затащили всех в большой амбар, заперев его снаружи. Голосящих девушек пинками заставили замолчать, но запирать и уводить с окраины не стали, им пришлось досмотреть все до конца.

Расправа над жителями была недолгой. Земля пропиталась красной кровью, порубленные тела лежали друг на друге в кровавом беспорядке. Эльфы продолжали веселиться. Следующим в их изуверской программе было испытание на меткость. Четверых отобранных детей заставили по очереди бежать к лесу, в то время как четверо соревнующихся лучников по очереди стреляли в свои ужасные мишени.

Когда началась расправа, Дайлин приглушенно охнул и через некоторое время, отвернувшись, заплакал. Гарт, стиснув зубы, шепотом изрыгал страшные проклятия, не щадя ни короля, ни Бога. Рустам смотрел на происходящее потемневшими и глубоко запавшими глазами, почти не моргая. Когда стали стрелять в бегущих детей, а каждый лучник старался сначала попасть в ногу и только потом добить катавшегося по земле от боли ребенка, тогда, стиснув до боли в деснах зубы, Рустам встал с земли, и, если бы Гарт не сбил его с ног, он бы уже бежал по направлению к этим ржущим эльфийским лучникам. И бил бы их до изнеможения, зубами рвал бы, не обращая внимания на острое железо. Но Гарт, никогда не терявший головы, сбил его с ног, прижал к земле и, выбив из рук копье, горячо зашептал в ухо:

– Стой, дурило. Им ты никак не поможешь.

Рустам забился под ним со страшной силой, пытаясь вырваться из его железных объятий. Но Гарт не отпускал и все шептал и шептал:

– Успокойся, братец. Пользы не будет, только вред. Ты даже никого зацепить не сможешь. Видал, как лупят, застрелят на подходе. Никому помочь не сможешь, отомстить тоже, а нам крышка. Хочешь, чтобы с Дайлином сделали так же?

Услышав имя Дайлина, Рустам в последний раз судорожно дернулся, обмяк и заплакал горькими, злыми слезами. Гарт отпустил его, но Рустам продолжал лежать, уткнувшись лицом в землю. Тихо подошел Дайлин, увидев, что творится с Рустамом, он перестал плакать. Положив руку ему на плечо, он хотел его успокоить, но смог только сказать:

– Не надо… – и снова заплакал.

Гарт обхватил друзей руками:

– Тихо, братцы, тихо. Поплачьте, это даже хорошо. Неправда, что мужики не плачут, еще как плачут. Так что поплачьте, легче станет. А дальше лучше не смотрите, незачем.

– Вот уж нет, – рывком сел на земле Рустам. – Буду смотреть, обязательно буду смотреть.

– Зачем это тебе, братец? – посмотрел ему в глаза Гарт.

– Чтобы не забыть.

Гарт испытующе поглядел на него со странным выражением глаз, но ничего не сказал. Дайлин, услышав слова Рустама, тоже поднял голову и бросил взгляд на деревню, но, снова увидев страшную картину, не выдержал и отвернулся. А Рустам смотрел, вытер рукавом грязное от размазанных слез лицо и смотрел. Смотрел, как соревновавшиеся в меткости стрелки подошли к своим жертвам, что-то показывали друг другу, смеялись и добили ножом все еще живого малыша. Смотрел, как выгнали из амбара молодых ребят, еще раз избили и отправили копать общую могилу для своих близких. А девчонок растащили по домам, лапая по дороге и предвкушая скорое удовольствие. И Рустам все смотрел и смотрел покрасневшими от слез глазами. Что в эти минуты сгорало в его душе, покрывалось пеплом или, напротив, замерзало холодными кусками льда, этого не знал даже он сам. Ясно понимал он только одно: что после этого дня ему никогда уже не стать прежним.

Гарт поглядел на его застывшее лицо и, хотя Рустам ничего не спрашивал, мрачно прошептал:

– Молодых парней продадут гномам в шахты. Девчонок попользуют сами, а там как повезет, кому в бордель, а кому в рабыни на эльфийские фермы. Остальные им были не нужны. Эльфам люди вообще не нужны, только земля, пашни и живность.

Солнце преодолело полуденную отметку и клонилось к закату. Дайлин не плакал, не имея больше сил, просто сидел, уткнувшись лицом в ладони. Рустам уже не смотрел на эльфов, не на что было уже смотреть. В деревне наступило затишье, эльфы, выставив часовых, погрузились в послеполуденный сон. Это запрещали правила эльфийских лучников, но сегодня было можно, сегодня, по их меркам, был весьма неплохой день. Рустам сидел на траве и ломал пальцами сухие ветки, смотря почти невидящими глазами прямо перед собой. Гарт то и дело бросал на него озабоченный взгляд. Дайлин беспокойства не вызывал, а вот Рустам… Сердце Гарта наполнялось нехорошими предчувствиями. Но Рустам сидел спокойно и вел себя тихо, и Гарт решил пока оставить его в покое. Вот уберутся они подальше от этой проклятой деревни, тогда можно будет и поговорить, и приободрить подавленных ужасным зрелищем товарищей.

Гарт не был бесчувственным или черствым громилой, все произошедшее в этой маленькой лесной деревушке произвело и на него неизгладимое впечатление. Но он был опытным солдатом, часто видел смерть, ходил с ней рядом и убивал сам. Он мог смотреть на творимое зверство, не теряя головы и не впадая в истерику. Он был единственным солдатом среди троих друзей, пожалуй даже, он был единственным солдатом во всем полку лондейлских безнадежных. В то время как остальные с трудом отходили от того, что только что произошло на их глазах, он единственный, кто не потерял бдительность. И даже сейчас, в часы затишья, позволяя своим друзьям немного отойти от шока, он, заняв удобную позицию, ни на мгновение не упускал из виду деревню и ее новых, крайне опасных хозяев, отмечая количество выставленных часовых, оценивая их боеготовность, высматривая в лесу отдаленные дозоры и намечая пути возможного бегства на случай непредвиденных обстоятельств. Для них главное – отсидеться тихо до намеченного часа и благополучно затеряться в лесу, оставив позади это очень опасное место.

Кто его знает, какие демоны принесли сюда этого эльфийского лучника. Может быть, он не захотел делиться своей добычей с другими или хотел попробовать сладенького первым и наедине, а может, он просто любил лес и не хотел сидеть в душной избе. Как бы то ни было, но на окраине деревни, обращенной к лесу, в котором засели беглецы, появился эльф. Он был без лука и шлема, тусклую кольчугу перепоясывал широкий узорчатый пояс, за который был заткнут боевой топор. За руку эльф тащил совсем молоденькую девчушку в простом светлом платье. Девчушка стала упираться и о чем-то горячо просить своего мучителя. Раздраженный задержкой, эльф отвесил ей тяжелую оплеуху и, схватив оглушенную девушку за длинные светлые волосы, потащил прямо в сторону кустов, где притаились трое друзей.

Когда лучник еще только показался среди домов, Гарт уже дал сигнал тревоги своим товарищам. Сжимая копья, все трое прижались к земле, стараясь с ней слиться и даже не дышать. Эльфийские часовые, завидев своего товарища с его добычей, отпустили пару соленых шуток, на которые тот только огрызнулся. Лучнику явно не нравилось чужое внимание, и он поспешил скрыться от назойливых взглядов в небольшой ложбине под большим раскидистым деревом. Гарт следил за его приближением прямо к тому месту, где они засели, судорожно просчитывая свои дальнейшие действия. Вот, уже осталось совсем немного, он даже различил тонкие узоры на эльфийском поясе и приподнял руку, чтобы подать своим товарищам сигнал к бегству.