Право сильного - Горъ Василий
- Зачем она мне, Гогнар?
- Свободны… - негромко рыкнул беловолосый, а когда телохранители выскользнули наружу, еле слышно поинтересовался: - Сколько дней ты не был с женщиной?
Берз вскипел:
- Это МОЕ дело!!!
Глаза эрдэгэ плеснули холодом:
- Тебе так надоела мать твоего первенца?
Алван гневно нахмурился:
- Ты о чем?!
- Скажи, что подумают твои жены, узнав, что после отъезда Дайаны ты спишь один?
Вождь вождей нахмурился и… виновато склонил голову:
- Я не подумал…
- Зря! – в голосе сына Субэдэ-бали лязгнула сталь. – Одна твоя ошибка – и она умрет!
- Я проведу с ней ночь… - мотнув головой в сторону испуганной лайш-ири, выдохнул Алван.
- Не ночь, а пару месяцев. А потом столько же – со следующей…
< i >«Прячь песчинку в пустыне, а человека – среди толпы…»</ i >- вспомнил берз и благодарно улыбнулся:
- Спасибо, Гогнар! Она будет стонать до восхода!
- Боюсь, до восхода не получится… - ехидно ухмыльнулся эрдэгэ. – Десятки факельщиков вот-вот выедут. А тебя я подниму через час после полуночи…
…Безумная скачка по ночным дорогам сохранилась в памяти Алвана рваными обрывками: желтые пятна света, летящие сквозь метель, черные тени, стремительно скользящие по белой пелене под копытами, жуткие изломанные силуэты деревьев, изредка выхватываемые факелами из тьмы, топот копыт, снежные осы, нещадно жалящие в лицо, шею и кисти рук. Нет, особой усталости он не ощущал. Неги тоже – лайш-ири не умели ничего из того, что положено уметь наложнице вождя вождей и могла лишь дарить ему свое тело. Просто его душа, изнывая от тоски по Дайане, заставляла его раз за разом представлять себе миг, когда он перешагнет порог родовой юрты и заглянет в глаза его адгеш-юли.
А вот миг, когда его кобылица пролетела мимо последнего факельщика и перешла на шаг, запомнился надолго: именно в этот момент он поймал себя на мысли, что вождю вождей, саблю которого держит вся Степь, негоже бояться интриг собственных жен.
- Гогнар! – оглядевшись по сторонам и найдя взглядом силуэт своего эрдэгэ, позвал он.
Сын Алоя тут же оказался рядом и вопросительно мотнул головой.
- Найди мне еще две жены…
- Именно жены, не наложницы? – как обычно, сын Субэдэ-бали ухватил самую суть.
- Да, именно жену. Желательно, из каких-нибудь родов послабее… Они будут греть мое ложе месяц… Или даже два… А потом ты сделаешь так, чтобы одна из них захотела отравить другую…
Эрдэгэ усмехнулся в усы:
- Ты жестоко казнишь виновную и, тем самым…
- Я вырежу ее род… - перебил его Алван. – Целиком…
Сын Алоя вскинул голову к ночному небу, несколько долгих-предолгих мгновений, окаменев, слушал своего отца, а затем расплылся в зловещей улыбке:
- Их вырежешь не ты, а их соседи: к этому времени все ерзиды, начиная от безусых мальчишек и заканчивая старейшинами, будут знать, что ты и члены твоей семьи носите благословение Субэдэ-бали. А любая попытка вам навредить вызовет его гнев…
У Алвана пересохло горло:
- Я… я не ослышался?
- Ты держишь ЕГО саблю, ведешь ЕГО народ. Какие могут быть сомнения?
…Пока термены стягивали кольцо вокруг обреченного города с непроизносимым названием Льес, берза трясло, как при лихорадке. Он то вскидывал голову к ночному небу, пытаясь, как Гогнар, увидеть лик Субэдэ-бали, то вслушивался в тишину леса, надеясь услышать рык Дэзири-шо, то закрывал глаза и старался почувствовать свою избранность. Поэтому смог сосредоточиться на том, что творится вокруг, только тогда, когда осознал, что стоит в каком-то овраге, а в шаге перед ним темнеет черный прямоугольник.
«А вот и подземный ход…» - удовлетворенно подумал он и почти в то же мгновение услышал негромкий шепот Маруха, сына Нардара:
- Ну, что стоим? Пошли, пошли, пошли…
Лес тут же ожил – между двумя корявыми стволами по правую руку от берза сгустились тени и, слившись в узенький, но стремительный поток, потекли в зев подземного хода.
Одна, две, десять – тени двигались налегке, и от них, разгоряченных ожиданием будущей схватки, ощутимо тянуло жаром.
< i >«Льес – один из символов неуязвимости Элиреи…»</ i > - тут же вспомнил он. – <i> «Запад королевства захватывали раз двадцать. Юг и восток – чуть реже. А Арнорд, Льес и еще пяток городов – ни разу. Поэтому его падение будет тем самым ударом в подбрюшье, после которого Бервер уже не оклемается…
- А ты уверен, что мы сможем его захватить?
- Хм… Как ты думаешь, зачем мы скачем к Оршу?
- Чтобы Вильфорд-берз решил, что мы решили взять именно его…
- Не только. На самом деле причин две. Во-первых, стены Орша намного ниже, чем Льеса. И воинов там обычно меньше. Поэтому, узнав о нашем приближении, барон Гралиер Орш обязательно попросит помощи у соседей. А его соседи – это Китц, Кижер и Льес. А во-вторых, в Льесе уже две недели развлекается полный десяток наших багатуров. И не ерзидов, а таких же лайши, как и я…»</ i >
- Не маловато людей-то? – негромко спросил он у сына Алоя, когда последняя тень скрылась под землей.
- Достаточно… - уверенно ответил эрдэгэ. – Хватит и на ворота, и для захвата казармы, и на всякие непредсказуемые случайности…
- А… - начал было он, и тут же заткнулся, так как знал, каким будет ответ.
- Даже не думай!!! - прошипел Гогнар. – Ты не воин, а средоточие Духа Степи!
- Средоточием Духа меня еще не называли… - хмыкнул Алван. И нарвался на недовольное шипение:
- Когда убиваешь ты – убиваем и мы! Если убивают тебя – убивают и нас!
Мысль, высказанная сыном Алоя, была интересной и очень глубокой. Действительно, любая победа вождя поднимала боевой дух его воинов на небывалую высоту. А рана, полученная от любого, даже очень слабого, врага, ввергала их в уныние. С другой стороны, вожди, прячущиеся за спины своих солдат, быстро теряли уважение, а за ним – и жизнь…
- Хм… - ухватив за хвост не дающуюся мысль, хмыкнул он. – Получается, что я должен убивать, но только тогда, когда уверен, что смогу?
- Именно! И никогда не подставляться под удар…
- Ойра… - оценив Дар Мудрости, вложенный в его сердце, выдохнул Алван, затем прикоснулся к груди правым кулаком и, не оглядываясь на яму, зашагал к опушке. Туда, где готовились к штурму его воины…
Глава 21 Аурон Утерс, граф Вэлш.
…Из первой попавшейся на пути сожженной деревни, Косовища, я выезжал, раздираемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, меня до ужаса радовало то, что на пепелище не обнаружилось ни трупов, ни следов крови, а с другой бесило, что полторы сотни зажиточных семей в одночасье лишились крыши над головой. Илзе, читавшая мои чувства, как открытую книгу, предпочла помолчать, а вот граф Андивар Фарбо ни с того ни с сего решил поучить меня жизни.
Совет не гневить богов и съехать с дороги в лес я пропустил мимо ушей. Весьма многословные рассуждения по поводу моей юношеской воинственности – тоже. А когда он принялся сетовать на то, что в роду Утерсов перевелись здравомыслящие люди и завуалировано обозвал меня самовлюбленным юнцом, дорвавшемся до власти, неожиданно вышел из себя и приказал ему заткнуться.
Граф умолк. Но ненадолго – уже через полчаса, когда мы выехали на опушку и, не останавливаясь, двинулись по нетронутой снежной целине к виднеющимся на горизонте Темным Холмам, он язвительно поинтересовался, не собираюсь ли я, случаем, сдаться ерзидам.
Беседовать с человеком, чуть было не лишившим меня супруги, а моего сюзерена – единственного наследника, я не собирался, поэтому поднял правую руку и сложил пальцы в знак «тихо!».
Илзе, ехавшая чуть позади, среагировала в то же мгновение и, использовав Слово, запретила графу говорить. А еще через миг презрительно фыркнула:
- Он их боится. До умопомрачения!
- Будет возможность, убери этот страх подальше, ладно? - повернувшись вполоборота, попросил я, дождался утвердительного кивка и благодарно улыбнулся.
