Лорен Кейт - Падшие
Она попыталась представить себе, как бы они смотрелись в руках Даниэля. Теряясь в догадках, где он их достал, и зачем. Выбор цветов и впрямь был очень странным. Дикие пионы не росли в заболоченных землях Джорджии. Они не прижились бы даже в саду ее отца, в Тандерболте. Более того, они не были похожи ни на какие пионы, которые Люси когда-либо видела прежде. Цветки были просто огромными, размером с обе ее ладони, сложенные вместе, а их аромат напоминил ей о чем-то забытом, смутном, неуловимом.
Глава 12. "В суматохе"
В вечерних сумерках над кладбищем кружил стервятник. Со дня смерти Тодда прошло только два дня и Люси не могла, ни есть, ни спать. Она стояла в черном платье без рукавов в низине старого кладбища, где все обитатели "Меча и и Креста" собрались, чтобы отдать последнюю дань уважения Тодду. Как будто долгой, словно неживой церемонии было недостаточно. Так как, в единственной церкви кампуса уже давно был бассейн, церемонию прощания решили провести на на мрачном болотистом кладбище.
После пожара в школе был введен режим строгой изоляции, все вокруг настороженно молчали. Люси провела последние 2 дня, стараясь избегать взглядов других студентов, смотревших на нее с разной степенью подозрительности. Те, кого Люси не очень хорошо знала, казалось, смотрели на нее с легким оттенком паники. Другие, такие как Роланд и Молли, разглядывали ее другим, не менее бесстыдным образом, будто в ее чудесном спасении было что-то мрачно увлекательное.
Она терпела пронизывающие взгляды, в течение всего дня, на занятиях и была рада приходу ночи, когда Пенни принесла ей кружку горячего чая с имбирем, а Арриан подсунула под дверь пачку печенья "Невозможно удержаться". Она была в отчаянии, и не могла отвлечься, и была на грани нервного срыва, ожидая нового взрыва эмоций. Она была уверена, что это случится при следующем визите полиции или Теней. Или с ними обоими.
В то утро, всем объявили, что «социальное» мероприятие сегодня вечером будет отменено из уважения к близким Тодда, а также из-за того, что классы будут отпущены на час раньше для подготовки к церемонии прощания, которая назначена на три часа дня и пройдет на старом кладбище. Как будто вся школа не была одета для похорон все время. Люси никогда не видела так много студентов, собравшихся в одном месте кампуса. Рэнди стояла в центре группы, в серой плиссированной юбке до щиколотки и громоздких черных туфлях на резиновой подошве. Мисс София с затуманенными от слез глазами и мистер Коул с носовым платком в руке стояли прямо за ней, тоже в траурной одежде. Мисс Тросс и тренер Диэнт стояли отдельно, в группе одетой во все черное, вместе с другими преподавателями и работниками администрации, которых Люси не видела раньше.
Студентов рассадили в алфавитном порядке. Спереди Люси увидела Джоэла Бланда, мальчишку, победившего в плавательной гонке на прошлой неделе, который сейчас сморкался в грязный носовой платок. Люси стояла намного дальше, в ряду «П», но она могла видеть Даниэля, который, к ее сильной досаде, сидел в ряду «Г» рядом с Габби на 2 ряда впереди. На нем был безупречно подогнанный черный пиджак в тонкую полоску, он сидел низко опустив голову, намного ниже, чем у остальных. Даже со спины, Даниэль выглядел сокрушительно мрачным.
Люси вдруг подумала о белых пионах, которые он принес в больницу. Рэнди не позволила взять вазу с собой, когда ее выписывали, и поэтому Люси соорудила собственную «вазу», поступив довольно изобретательно, отрезав верхнюю часть пластиковой бутылки из-под минеральной воды маникюрными ножницами.
Цветы были ароматными и успокоивали, но сообщение, которое они несли, было неясным. Обычно когда парень дарит вам цветы, вам не приходит в голову сомневаться в его чувствах. Но не в ее ситуации с Даниэлем. Поэтому Люси малодушно решила считать его поступок просто данью традиции, которую все мы соблюдаем, когда навещаем кого-то в больнице.
Но все-таки: Он принес ей цветы! Если бы она сейчас наклонилась вперед на своем раскладном стуле и взглянула на жилой корпус, то сквозь толстые прутья решетки, на третьем окне слева, она наверное могла бы их разглядеть.
— В поте лица своего, будешь ты есть хлеб свой, — приглашенный священник распевно выводил перед собравшимися, — Доколе не возвратишься к земле. Ибо из нее ты взят, ибо теперь ты прах, и к праху будешь ты возвращен.
Он был худым мужчиной, примерно семидесяти лет, какой-то потерянный в большом черном жакете. На ногах у него были изношенные спортивные туфли на шнурках; его лицо было шероховатым и загорелым. Он говорил в микрофон, который был прикреплен к старому пластиковому бумбоксу, все это выглядело словно картинка из восьмидесятых. Исходивший оттуда звук был статичным и искаженным и был едва слышен в задних рядах.
Все в этой службе было каким-то незначительным и от того казалось совершенно неправильным.
Никто не отдавал дань уважения Тодду, присутствуя здесь. Вся церемония больше походила на попытку показать студентам, какой несправедливой порой может быть жизнь. То что тело Тодда не было выставлено для прощания, очень многое говорило об истинном отношении школы, или полном отсутствии такового, к умершему ученику. Мало кто из них его знал, и теперь уже никогда не узнает. Было что-то фальшивое в стоянии здесь, в толпе, и это только ухудшалось тем, что некоторые плакали. Все это заставляло Люси чувствовать Тодда более чужим, чем он был для нее на самом деле.
— Отпустим же Тодда с миром. А остальным придется идти далее по их земному пути.
Белый филин ухал на высокой ветви дуба над их головами. Люси знала, что где-то поблизости гнездится все семейство с совятами. Она слышала испуганное уханье матери-совы каждую ночь на этой неделе, затем неистовое хлопанье крыльев филина, отправлявшегося на ночную охоту.
И потом все закончилось. Люси встала со стула, чувствуя слабость и несправедливость происшедшего. Тодд невинен настолько, насколько она была виновна, даже несмотря на то, что сама не вполне понимала в чем эта вина состоит.
Когда она нехотя пошла вперед, чтобы занять место в колонне, состоящей из пар, и проследовать на «прием», чья-то рука обхватила ее талию и потянула обратно.
Даниэль?
Но это был не он, это был Кэм.
Его зеленые глаза искали ее взгляд, а когда нашли в них отразилось разочарование. От этого ей стало только еще хуже. Она закусила губу, чтобы не разрыдаться. Простой взгляд Кэма не мог заставить ее расплакаться, просто она была сильно эмоционально истощена, балансируя на грани обморока. Она закусила губу, так сильно, что почувствовав соленый вкус крови, вытерла губы рукой.
— Эй, — сказал Кэм, погладив ее по волосам. Она вздрогнула. У нее все еще была шишка там, где она ударилась головой о ступеньки. — Не хочешь пойти куда-нибудь и поговорить?
Они прошли вслед за остальными, по траве, на «прием» устроенный в густой тени одного из дубов. Стулья уже были расставлены, практически один за другим. Стоявший поблизости маленький складной карточный столик был завален неначатыми пачками засохшего печенья, которые вытащили из общей упаковочной тары, но, но еще не открывали. Одноразовые пластиковые бокалы для пунша были заполнены густой красной жидкостью и уже привлекли нескольких мух, как будто в них была разлита кровь. Это был такой жалкий «прием», что мало кого из студентов заинтересовал. Люси увидела неподалеку Пенни в костюме с черной юбкой, пожимающую руку министру. Даниэль не смотрел на них всех, нашептывая что-то Габби на ухо.
Когда Люси повернулась обратно к Кэму, его палец уже легко скользил по её ключице, а затем перебрался на шею. Она вздохнула и почувствовала, как вся покрывается «гусиной» кожей.
— Если тебе не нравится колье, — сказал он, наклоняясь к ней, — я могу подарить тебе что-нибудь другое.
Его губы были так близко, почти, касаясь ее шеи, что Люси пришлось прижать руку к его плечу, и отступить назад.
— Мне оно правда понравилось, — сказала она, думая о коробочке, лежащей у неё на столе. Она лежала как раз возле «вазы» с цветами Даниэля, и Люси потратила полночи, переводя взгляд с одного подарка на другой, словно пытаясь оценить и сами подарки и скрытые мотивы дарителей. Кэм был настолько открытым, что его было легче вычислить. Как будто он был алгеброй, а Даниэль вычислением. Она всегда любила вычисление, которое иногда требовало потратить более часа, чтобы выяснить ответ.
— Я считаю колье великолепным, — повторила она, — У меня просто не было, еще подходящего случая, чтобы надеть его.
— Прости, — сказал он, поджав губы. — Я не должен на тебя давить.
Его темные волосы сегодня были зачесаны назад и открывали большую часть его лица чем обычно. Он вдруг показался ей старше, взрослее. В том, как он смотрел на неё было что-то напряженное, его большие зеленые глаза изучали её, как будто бы он одобрял, то, что видел внутри неё.
