Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка
Анастасия протянула план. Надо было что–то сказать… На чем? Родным языком ираклейской династии в Африке стала латынь, на греческом много говорили во дворце… Зато четыре года в башне намертво выбили из головы армянский и фарси. Пришлось выбирать самые простые слова на латыни. В конце концов, простота и краткость — родители достоинства.
— Ты верная.
В ответ — довольный кивок. Жадные глаза, изучающие линии и значки.
— Немайн все предусмотрела. Смотри сюда! Вот! Написано: «городской парк»… И саженцы есть!
— Луковка, пошли ко мне. Здесь работать уже неудобно…
Анастасия оглянулась. Разгром… Хорошо, чиновницы, выходя, распорядились организовать уборку, причем опять помянули шелковинок, которым непременно нужно в мисочку с молоком добавить немного масла!
2
Интересное закончилось. Можно продолжить изучение города. Навестить Университет, клиринговую контору, послушать хор в соборе. Заглянуть на ипподром. Посмотреть все–таки речной порт и верфь. У короля были большие планы. Были!
До логова и питомника ведьм дойти не успели, как на улицах началось непривычное шевеление. Бегающие люди, резкие выкрики. Даже не разбирая камбрийской речи, в них можно выделить две части: подготовительную и исполнительную. Длинную «Дееее — " и отрывистую, лающую: «лай!» Граф Роксетерский речь бриттов впитал с молоком матери. Оттого обеспокоился еще больше.
— Собирают ополчение. Строятся баталиями.
Зимой одна–единственная, наспех обученная, выдержала натиск саксонской стены щитов, рассекла надвое. Теперь прошло три месяца… Каждый полноправный горожанин ходит два раза в неделю на ипподром. На четыре часа. Там ополченцев учат биться. Рыцари Немайн, сама хранительница. И вот результат: далекий ритмичный топот сотрясает землю. Скоро многоножки колонн двинутся… Куда?
Университет исключением не оказался. Сиятельная ректор вывела школяров с занятий. Площадь звенит молодой удалью. Голоса деловиты, доклады кратки. Анна кому–то объясняет:
— … куда денется? Ну, за день работы не заплатят… — возвышает голос, — Нам жалко одного дневного заработка? Той, которая сделала само имя ведьмы уважаемым? А потом, я думаю, что этот день она не только служащим республики простит — всем вернет упущенный доход… Есть у меня мысль, которая ей — понравится!
— Какая мысль?
На месте Анны посол Мерсии точно так же улыбался бы соседям и союзникам — в душе мечтая, чтоб они провалились куда–нибудь неглубоко. Чтоб против саксов помогали, но прямо сейчас не беспокоили. Особый соблазн в том, что место такое в Кер–Сиди есть. Вот как предложит сейчас сиятельная канализацию подробно осмотреть!
— Посадить в роще хорошее, крепкое дерево и связать его с Мэйрион. Тогда, как бы ее ни мучили, ей будет чуточку легче. Кстати, деревьев будет много, и связать можно не только Мэй — всех, кто пожелает. Свое дерево в священной роще, это ведь хорошо!
Даже очень хорошо. Но у всякой волшбы есть узкое место. Это Окта уже выучил, теперь пересказывает своему вождю. Пенда и сам немного волхв — королю иначе нельзя, но его сила в рунах, в камне, кости и железе. Таково знание народа англов. Камбрийцы другие, отличаются, как дерево от камня: подрубить самый крепкий ствол проще, чем раздробить скалу. Зато вербы и ивы могут прорасти заново — от пня, от пощаженной огнем веточки… Горе камню, что заслонит им солнечный свет!
Дерево — не палка, но кроме вершков есть и корешки. Человеку, связавшему жизнь с деревом, оно, благодарное, половину хворей снимет. С другой стороны, всякий, кто себя с деревом связывает, половину жизни на него ставит. Погибнет дерево — у человека здоровья вычтется.
Так что рощу беречь будут, как себя самих.
Граф говорит громко… а в Диведе английскую речь понимают многие. А учатся–то в Университете в основном женщины. Новость летит, как ветер по сосняку: шу–шу–шууу. Быстро, тихо, с губ на ушко. Вместе с колонной Университета — вывалилась на улицу, ударилась о стены, побежала по другим колоннам, что идут к Башням. К Жилой и к Третьей, Водонапорная им без надобности. В Жилой нужно выпросить у хранительницы свободный от обычных работ день: разбить священную рощу. У стен Третьей — саженцы сложены, а в подвалах припасен немалый запас лопат — остался после рытья канализации, городских валов и рвов.
Донжон охвачен человеческим морем. Расставь горожан в чистом поле — вышло бы не так и много, но стиснутые в камне центральных улиц колонны выглядят бесконечными. На ведущей к тяжелым дверям лестнице — два рыцаря, Луковка. И — сида! Ветер треплет белые крылья широких рукавов, рвет в клочья слова представителей народа. По старине, и человеческой, и сидовской, это должна быть старшина кланов, но сейчас не так! Говорят главы гильдий и магистраты секторов. Ректор та же! Сида… улыбается. Словно произошло что–то очень хорошее. Говорит! Вот ее слышно отлично.
— Память о павших — то, что отличает народ от стада животных. Забота о тех, кто в беде — то, что отличает высокие души от низких. Как я могу отказать? Значит, сегодня мы разбиваем парк.
Довольный гул. Сида чуть щурится: что–то припоминает. Такая у нее манера: поставить точный образ из памяти перед глазами… Что она вспоминает?
— По плану, городской парк должен быть рядом с собором. Это недалеко! Анна, это твоя затея? Значит, организовывай — тем более, у тебя в подчинении самые грамотные. Лопаты выдавай под запись, они еще пригодятся… А я побежала: переодеваться. Не хочу испачкать единственное белое платье!
И точно, извозюкалась. Ей только дай! Зато дерево посадила. Сама! Только ей достался не саженец… Сыскали стройную красавицу–ольху с густой кроной. Молоденькую, но взрослую. Несли — торжественно, лучшие люди плечи подставили. Немайн немедленно взялась помогать. Результат: шитый ворот в корье, подол в глине, ладони ободраны — зато хохочет!
Дерево выпрямилось в яме, легла последняя щепоть земли. Теперь — табличка. На ней нацарапано, латынью и огамой: «Дерево Немайн верх Дэффид Вилис–Кэдман». Окта обводит взглядом толпу: понимают ли? Да, вполне. Не поняли бы — так нашлось бы кому объяснить… Теперь — намертво. Богиня будет защищать свое дерево и свой город…
