М. Антрекот - Дело огня
—Я знаю, где мое, — проговорил инженер. — Против вас.
— Вы ошибаетесь, потому что вы на много сотен лет меня моложе и смотрите вверх от подножия горы, а не вниз со склона. Вы видите, что здесь пострадали неприкасаемые и лесорубы — и ваше сердце переполняется болью и гневом. Если вы захотите стать старше, вы поймете, что большинству людей выбирать между страданием и блаженством просто не дано. Они страдают, потому что так за них решили другие, а эти другие не в силах сделать выбор между большим и меньшим злом. Да и не собираются его делать чаще всего. Лишь бы набить мошну и брюхо, успеть насытиться ничтожными благами этого мира, пока не настал черед отправляться в могилу. Они тоже смотрят вверх с подножия горы. Но, в отличие от вас, не способны взлететь даже мысленно.
Им не поможет даже знание, они и его превратят в топливо для своих страстишек, не так ли, госпожа Мияги?
Госпожа Мияги усмехнулась. Ей, дочери лицемерной и практичной эпохи Эдо, этот поток хэйанского красноречия был, похоже, так же противен — но по другим причинам.
— А что же такое вы особенное, господин Уэмура? Вы глядящий вниз со склона горы на нас, муравьев? Вы прожили сотни лет — ну так что же? Где ваши свершения, где выстроенные вами замки, разрушенные города, покоренные народы? На что вы истратили свою мудрость и свои дары, господин бог? На то, чтобы прятаться по темным углам? Искусство, доступное любой крысе.
Чиновник покачал головой. Он больше не гневался — и стал по-настоящему страшен.
— Невозможно заставить людей измениться, пока они не захотят измениться.
Рёма говорил то же самое, почти слово в слово — но почему в устах Рёмы каждое слово звучало иначе? Может быть, потому, что Рёма не смотрел с вершины холма. А может быть, потому что Рёма не знал, как правильно — и знать не хотел.
— Когда люди захотели измениться, — усмехнулась госпожа Мияги, — вас, кажется, полоснули мечом при штурме дворцовых ворот.
Интересно, кто такой шустрый оказался, — удивился Асахина, а госпожа Мияги, словно прочитав его мысли, добавила:
— Вроде бы, кто-то из дружков вашего инспектора…
Эти могли. В свалке, когда мятежники, того и гляди дворец возьмут — да там демона грома зарубили бы и не заметили.
— Он мертв и гниет на севере, — улыбнулся Уэмура. — А я жив. В этом мое преимущество, господин Асахина. Вы не сможете победить. У вас не получилось убить даже Ато, а он младше меня и куда менее совершенен. Взорвете плотину — я выплыву. Изрубите меня в куски и сожжете тело — я восстану из праха. Вы можете, если произойдет даже не чудо, а много чудес подряд, сорвать сегодняшний заговор — но разве это поможет вам завтра? Господин Асахина, мне не хочется вас убивать, потому что я вижу вас. Вас, а не вашу оболочку. Вы хотите правильных вещей. Чтобы мир был устроен, чтобы не торчали гвозди, не стирались края и никого не затягивало в зубчатые передачи. Но людям не под силу переделать себя — и вы решили, что под небом можно жить, но ничего нельзя сделать. И поклонились заморскому богу, в надежде, что хоть за пределами жизни все станет, как надо. Вы зря пошли искать так далеко.
Асахина улыбнулся. Лично он с каждым словом Уэмуры убеждался в обратном: не зря. Нет, не зря.
— Вы думаете, что выигрываете время для инспектора? Нет, для меня, — печально улыбнулся чиновник. — Он думает, что я занят вами и что он может действовать. Он забыл, что стоит на моей земле. Мои младшие чуют живую кровь сквозь дерево, металл и камень. И они знают всех здешних эта. Он не растворится в толпе, как не могли бы и вы. Он не пахнет страхом. А вы… вы — нечто совершенно особенное, господин Асахина.
Маленький чиновник легко, в одно движение скользнул вперед — оказавшись к госпоже Мияги и Ато спиной.
— Возможно, из-за моих слов, сказанных ранее, вы решили, что зачем-то нужны мне. Я невольно ввел вас в заблуждение — в каком-то смысле вы мне и вправду нужны, но вовсе не как инженер и не как бывший хитокири. У меня нет недостатка в умных головах и сильных руках. У меня есть недостаток в людях с правильными устремлениями, и то, что вы до сих пор живы, а я говорю с вами — вовсе не попытка обрести сторонника в вашем лице. Это, если хотите, слабость ценителя перед жемчужиной такой редкой красоты и необычайной формы, что во всей стране не сыскать того, кто мог бы купить ее. Низкий человек, если он глуп, выбросил бы ее; если он умен — преподнес бы в дар князю, чтобы снискать благоволение. Высокий человек предпочел бы ее сберечь, даже в бедности и в опале. Либо уничтожить, возвращая небытию иллюзию, небытием же порожденную. Пожалуй, это было бы даже более высоким деянием. Истинно чистым жертвоприношением, — в глазах Уэмуры появился нехороший блеск, словно кто-то провел по ним рукой изнутри, стирая вековую пыль. — Да, господин инженер! Вы тоже это понимаете, потому и соблазнились учением Креста. Бог, явившийся на землю в образе человека, конечно, должен был бы умереть — ибо красота, внешняя и внутренняя, полного совершенства достигает лишь в смерти. Решено, вы умрете сегодня. Если все пойдет хорошо — умрете так, как умер ваш бог. Ваша красота достойна такой чести.
Инженер закрыл глаза, чтобы Уэмура, который склонился уже почти к самому его лицу, не увидел в зрачках отражение госпожи Мияги.
Она выхватила меч и ударила — очень хорошо для женщины, очень быстро — быстрей, чем ножны с шелковым платком упали на пол.
Но не быстрей, чем двигался господин Уэмура.
Меч улетел на дальнюю сторону комнаты, а женщина — в руки инженера, который едва успел подняться и смягчить удар. А думал, что не успеет.
Асахина предпочел бы, чтоб вышло наоборот: меч сюда, а женщина в другой угол. Но как видно, права святая Тереза: Бог не балует избранные души. Тяжелая, гнетущая прозрачная пелена вновь окутала комнату.
Ато застыл у стены, неподвижно, как муха в смоле.
— Харада, — сказал Уэмура, — поди, прочь и принеси мне голову Сайто.
Если бы это была повесть или сказка, или… то сейчас стены конторы услышали бы слова, которых не слышали за все время своего существования. И покраснели бы — если бы понимали йосский диалект.
Но Харада просто остался стоять.
— Идите, господин Харада, — сказал Асахина, осторожно опуская женщину на пол. — Вы свободный человек, сейчас вы сами это поймете.
— Что у нее там? — приподнял брови чиновник. — Пистолет?
Асахина вспомнил странную заморскую шутку. До сегодняшнего дня она не казалась ему смешной.
— Господь, — сказал он, — сотворил людей сильными и слабыми…
Конечно, «кольт» подошел бы больше.
Уэмура улыбался. Он не знал, что Асахина читал Стокера и что, по всей видимости, госпожа Мияги тоже его читала. Хоть за что-то можно было благодарить ее покойного мужа, оставившего им всем такой неудобный подарок.
