Анатолий Нейтак - Попытка говорить 3. Нити понимания
Вздрогнув, Фэлле неуверенно кивнула.
- Тогда садись и пей.
На её краю чайного столика, рядом с плетёным стулом, возник – вот ещё ничего нет, а вот уже оп! и есть – высокий тонкостенный бокал изумительно сложной формы. Свет преломлялся в блестящих гранях, тёмно-красная жидкость внутри окрашивала его багрянцем… прямо-таки хоть не трогай эту красоту вовсе, а сиди и любуйся.
Осторожно сев, Фэлле всё же взяла волшебный бокал. Потянула носом воздух… запах оказался не хуже внешнего вида, а то и лучше. У неё даже достойных слов-то не нашлось бы для описания этакого чуда. А когда она пригубила из бокала, вино, оказавшееся во рту, учинило в нём настоящий взрыв запаха и вкуса. Не иначе как по серебрушке за глоток, решила она. Ну, никак не меньше. А кувшин такого чуда – полновесный золотой…
- За скорое перерождение, – раскатился по веранде негромкий, пробирающий голос. – За всех скопом: виновных, невинных, причастных и посторонних, погребённых и лишённых погребения. Пусть новая жизнь их удастся лучше старой.
Фэлле Хиорм вспомнила, как Айс, не глядя, бросил: "С этим к Рину. На веранде он!" – а сам исчез в дальнем углу "боевого зала". Как она успела выяснить, там находился проход в особый пласт "дополнительного" пространства, где можно было творить любую волшбу, вымещая злость на иллюзиях и не опасаясь разрушить что-нибудь реальное.
Вспомнила – и не стала спрашивать ни о чём. Просто выпила ещё.
Ей тоже было за кого пить…
А минутой позже Рин перестал изображать статую. Повернул голову, спросил, как обычные люди спрашивают, при помощи горла, языка и губ:
- И почему тебя заинтересовала Схетта?
- Кто?
- Та девушка, которая спит. И за ответами о которой Айс послал тебя ко мне.
- Ты же сам знаешь, о чём я хочу спросить!
- Конечно, – не стал отрицать он. – Я вообще знаю… много чего. Например, что у этого нашего разговора возможны… были возможны… не менее пяти веток несхожих сценариев. А ещё мне известно, что самый обоюдно приятный сценарий как раз состоит в том, что ты спрашиваешь, а я отвечаю. Простой разговор, без чтения мыслей и просмотра теней несбывшегося.
- Не понимаю…
- Конечно. Но если тебе не нравится твоё непонимание – спрашивай. Как я недавно учил Ильноу: самый важный ответ – это именно тот ответ, который не прозвучал, так как никто не задал нужного вопроса. А самый глупый вопрос – не заданный. Спрашивай.
Фэлле помолчала, приводя в порядок растрепавшиеся мысли.
- Значит, её зовут… Схетта? Ну, спящую?
- Да.
- И кто она тебе?
- Самый простой ответ – жена. А что до ответа не простого…
И Рин рассказал историю, в которую оказалось почти невозможно поверить. Девчонка из провинции, чуть не угодившая на алтарь, спасённая высшим некромантом, ставшая могучей и умелой волшебницей, полюбившая настоящего принца…
Приключения. Подвиги. И свершения, которыми не станешь гордиться напоказ, те, после которых одни уходят изматывать себя тренировками, другие заливают тоску вином, а третьи просто сидят в мрачном молчании… Высшая магия, способная пересилить Волю властительного риллу. Любовь, что в самом буквальном смысле едва не сожгла мир – и презрела смерть.
Сказка? Быль? -…а потом я решил помочь другу. И сговорился с высшей посвящённой по имени Сьолвэн. Она воссоздала… нет, не потерянную Ниррит – но девушку, похожую на неё так сильно, как это только возможно. Тело, ум, характер, память…
- И получилась Схетта?
- Да. Получилась Схетта. У Айса с ней, конечно, ничего не вышло: даже Сьолвэн не могла изготовить идеальную копию той, кого никогда не встречала, на основании только чужой памяти. Впрочем, мудрая древняя, наверно, даже задачи такой не ставила – точно повторить Ниррит…
- И Схетта стала твоей… женой.
- Да. Хотя далеко не сразу она… ну, это уже не так важно.
- Ты её любишь? Сильно?
- Очень. Почти как магию.
Фэлле сморщила нос.
- То есть для тебя магия важнее?
- Скажи, ты скучаешь по Браслету?
Внезапный вопрос стал – как удар под дых.
- Только честно! Скучаешь?
- Я… да.
- А ведь он – просто отравленный дар. Не твоя часть, не… ты спросила, насколько важна для меня магия? Важнее, чем руки и ноги, чем всё тело. Если мне предложат "выбор" между магией и жизнью, я скажу: возьмите жизнь. В конце концов, при помощи магии жизнь можно и вернуть… – Молчание. Тонкая улыбка. – Магия – моя суть и моя душа. Собственно, это часть меня, благодаря которой я могу собой гордиться, благодаря которой существую, чувствую и люблю. Если магии вдруг не станет… на что глухому красавиц песни? На что слепому закат над морем?
Рин помолчал и добавил глухо:
- А что до любви… если у меня отнимут Схетту… если Деххато или ещё какая гадина её тронет… нет, миры я с горя крушить не стану. Я и убивать не стану в отместку. Убийство, каким бы оно ни было – это слишком легко… не-е-ет, убийство – не мой путь.
Фэлле поёжилась.
Последствия великой любви в размытом описании Рина оказались таковы, что и сама великая любовь, отбрасывающая такую тень…
Брр!
- Совсем застращал, да? Не бойся, маленькая. Не будет этих ужасов. Не будет, кстати, как раз потому, что все, способные что-либо со Схеттой сотворить, способны и предвидеть последствия.
- Ты о ком?
- О риллу, о ком же ещё?
Фэлле снова поёжилась.
- А ты разве не боишься властительных?
- Не боюсь. Опасаюсь. Да, это разные вещи. Риллу опасны, они сильнее меня многократно. Младшие демиурги, и этим всё сказано. Но их превосходящая сила – ещё не повод бояться их, как раб боится надсмотрщика или котёнок боится пса. Вот ты меня опасаешься… но не боишься ведь?
- Н-н… нет, – созналась девушка, чувствуя с удивлением, что нимало не кривит душой.
- То-то.
Некоторое время на веранде царила тишина. А потом к Рину явился Ильноу, как всегда, с целым ворохом накопившихся вопросов, и Фэлле тихонько ушла к себе.
Не забыв прихватить волшебный бокал с остатками чудесного вина. …время растянулось, но сверх того – углубилось. И мир стал иным, совсем. Это произошло не особенно быстро, но стоило оглянуться назад, как рождалось и стремительно разрасталось яркое, словно солнце в безоблачном зените, изумление. Неужели он был – таким? Неужели он думал именно так, чувствовал столь скудно, существовал до такой степени скромно? И, что совсем уже в голове не укладывается, вполне довольствовался имеющимся?
Да он ли вообще это был?!
Нет, нет. Наверно, тот, старый Ильноу служил просто семенем для Ильноу нового. Того, о котором даже он сам всё чаще думал как об Илнойхе. Тот, старый, тихо зрел в своей скорлупе, лишь смутно догадываясь об огромном мире за пределами твёрдой оболочки. А этот, уязвимый, но чуткий и гибкий, пророс в то самое запределье и теперь торжествует, утверждая собственное переменчивое бытиё. Ведь вне скорлупы оказались – и свет, и ветер, и движение, и множество вещей, которым только предстояло наречь имена, ещё не отделяемых друг от друга, смутных, сложных… но таких интересных!
