Керк Монро - Тени Ахерона 2. Черное солнце
И на статую Митры, площадь перед монастырем украшавшую, перстом указывал.
Началось все внезапно, будто летняя гроза. Я успел заметить, как с полдесятка молодых и не слишком людей, стоявших прямо перед монастырской лестницей растворились в толпе, потом вдруг на мраморное изваяние Солнцезарного были накинуты петли, словно заранее заготовленные… Одна из мужланок запустила в оцепеневшего монаха огрызком яблока… Площадь как взорвало! Только квадранс тому люди были спокойны и не без интереса слушали многоученые переругивания двух жрецов, а тут словно с цепи сорвались!
Статуя рухнула почти сразу, разбившись о мостовую. Те же незаметные серенькие личности выдернули Совершенного с обширного крыльца монастыря и куда-то увели, митрианский жрец едва успел скрыться в дверях и захлопнуть тяжелую створку. В окна обители моментально полетели осколки изваяния Митры и камни, которые люди начали выковыривать из мостовой. С соседних улиц начали набегать любопытные, тут же втягивавшиеся в общее нехорошее веселье. Раздались крики:
— Гнать толстопузых из Города! Голышом! Бей!
Я служу в гвардии не первый год, с народными мятежами сталкивался еще во времена Нумедидеса. Понимаю, чем это может грозить. Обычно, сцепившиеся с горожанами дворяне давали возможность народу за день-другой выпустить пар и вволю погромить винные лавки, а затем попросту вводили в город армию, противостоять которой торгаши и мастеровые не в силах, ибо ратному делу никогда не обучались, а связываться с военными желания у них обычно не возникает. Но сейчас это был не обычный бунт. Хотя бы потому, что в толпе появились люди, вооруженные настоящими мечами и даже арбалетами. В некоторых я узнал переодетых в простые одежды копейщиков гвардии графа Раймона.
Не без труда выбравшись с кипящей площади, я со всех ног ринулся к цитадели. Граф Люксэ должен знать, что его опасения подтвердились, и если не начать действовать немедленно, мятеж уже не остановишь. Особенно, если его исподволь провоцировал Раймон, владетель Толозы…
* * *
Вроде бы, по всем правилам военной науки, усмирить разбушевавшихся горожан сравнительно нетрудно. Две причины я уже назвал — оружия у них мало, да и слишком трясутся они за свои драгоценные лавки да мастерские, которые в запале можно и пожечь. Горожане — существа по природе своей домовитые и жадные, их даже проповеди фатаренов не изменят: товары да накопленное годами добро куда дороже бунтарского пыла. Бунт прогорит, иссякнет за день, а вот золото да лавка останутся внукам. Едва завидев конного латника горожанин тут же запрется в доме и вылезет из своей норы только когда на улицах снова станет спокойно.
Так рассуждал и граф Люксэ. Едва я принес весть о том, что началось возмущение и толпа собирается погромить митрианские монастыри, граф распорядился собрать всех, кроме десятка гвардейцев, долженствующих оберегать цитадель от непрошеных гостей. Лошадей оказалось недостаточно — на них усадили только дворян с оруженосцами, арбалетчики и мечники гвардии остались пешими. Но и восемь десятков отлично вооруженных аквилонцев представляют преизрядную силу. Думается, добрые жители Толозы узрев сие воинство мигом напустят в штаны и разбегутся.
Сложнее с вояками графа Раймона, замеченными мною в толпе, но командир гарнизона предположил, что они там очутились всяко не по приказу господина — Раймон не может пойти на подобное вероломство, знает, каковы во гневе король Конан и великий герцог Просперо. Я хотел было возразить, что король и наследник венца Гайарда далеко, а толозский граф — вот он, перед нами, со всеми своими силами. Люксэ только отмахнулся.
Мы вышли в город. Всадники с пиками пустили лошадей рысью, остальные бежали рядом с кониками. Мы спешили. За три квартала до площади, где стояли митрианские обители, граф приказал мне провести арбалетчиков по соседней улице, чтобы ударить бунтовщикам во фланг и отсечь возможные пути к бегству — зачинщиков следовало задержать и немедленно повесить, в назидание прочим. Еще Люксэ настрого запретил палить из арбалетов по толпе без надобности — лишние жертвы не нужны. Бить только тупыми концами пик или эфесами меча.
На дальних улицах народ, как и полагается, в страхе разбегался — видели, что гарнизон цитадели шутить не настроен, раз уж вооружился до зубов и облачен в кольчуги и шлемы. Ставни захлопывались, обыватели исчезали в дверях и арках домов с похвальной быстротой, улочки пустели на глазах. Но на площади и рядом с ней все было решительно по-другому.
Откуда в городе взялись хорошо вооруженные конники, мы не поняли. На коттах — никаких гербов или эмблем, но видно, что это местные. Мой отряд внезапно рассекли надвое полтора десятка всадников, выскочивших из боковых проездов. Ударяли остриями копий, как в настоящем бою, троих арбалетчиков положили сразу. Я заорал, отдавая приказ стрелять, но было поздно — нас начали теснить, не давая зарядить оружие. Пришлось отбиваться клинками, что не очень-то сподручно против всадника. Если не сказать — бессмысленно.
Мы начали отступать к верхней части города, особенно когда из проулков посыпались простецы, вооруженные кто чем — от мясницких ножей, до вил или старинных заржавленных пик. Против этого сброда мы бы устояли, но горожан оказалось слишком много.
У графа Люксэ дела обстояли ничуть не лучше. Нескольких наших всадников сбросили с лошадей при самом въезде на площадь — внезапно натянули между домами толстый канат, кони споткнулись и повалились вместе с наездниками, образуя жуткую куча-малу. Тут же с крыш полетели тяжелые стрелы, способные пробить доспех. Сзади ударили доселе прятавшиеся по дворам простецы. Люксэ, участвовавший не в одной войне, понял что запахло жареным и приказал прорываться обратно, к цитадели. Уцелевшие рыцари смели беспорядочный строй мужланов и сумели на галопе уйти. Граф потерял троих дворян и девять оруженосцев.
Над монастырем Посоха Эпимитриуса начал подниматься густой масляный дым. Над площадью метались вопли монахов. Толпа ревела, будто многоглавое чудовище, выползшее из самых кромешных глубин Черной Бездны.
Мой отряд едва успел ворваться в цитадель — нас преследовали. Едва последний боссонский арбалетчик проскочил в крепость, с грохотом опустилась окованная сталью решетка, гвардейцы запахнули ворота и заскрипели тяжелые блоки — надо рвом поднимался мост.
Под стенами уже рычали собравшиеся там добрые жители Толозы. Гул стоял такой, что казалось ураган надвигается. Мы стояли у запертых ворот не живы ни мертвы от радости — спаслись! Выковырять аквилонский отряд из цитадели торгашам и мастеровым не по силам, а скоро появится граф Раймон со своими дворянами и…
