Вера Школьникова - Стрела на излете
- Хорошо, Эйрон. Вы можете идти.
Фейерверк завершился огненной картиной на все небо, в которой Луна и Звезды уступали дорогу золотому Солнцу, рассыпаясь серебряными искрами. Смело, очень смело - про кровавую войну между кланами эльфы предпочитали не вспоминать, вряд ли король придет в восторг от представления. Но распорядитель праздника мог просто не знать эльфийскую историю в таких подробностях. Министр словно прочитал его мысли:
- Как обычно, глупости совершают из самых лучших побуждений. Устроитель праздника всего лишь хотел показать, как ночь нашего долгого ожидания сменилась светом дня, когда король вернулся.
Чанг обернулся, и Эльвин впервые увидел его лицо. Голос не соответствовал внешности. Вернее, лет этак двадцать назад они находились в согласии, но с годами лицо постарело, глаза запали, в волосах прибавилось седины, а голос остался уверенным, твердым, чуть глуховатым, вне возраста.
Эльвин поинтересовался сухо:
- Почему же вы его не предупредили?
- Я предотвращаю только преступную глупость. Или же имею дело с ее последствиями. Кстати, о преступной глупости - скажите, граф, вы и вправду продали душу Ареду? - И Эльвин почувствовал, как пол уходит у него из-под ног.
Он покачнулся, ухватился рукой за спинку стула, глубоко вдохнул: к аромату карнэ примешивался легкий запах гари и лежалой пыли. Министр, вежливо улыбаясь, так, словно спросил гостя, хорошо ли он спал ночью, ждал ответа, и Эльвин не стал тянуть. Господин Чанг задает только те вопросы, ответ на которые ему известен, а он слишком измучался под этим грузом. И, до боли сжав пальцы, он ответил, так тихо, что сам едва расслышал:
- Похоже, что да.
Вежливую улыбку с лица министра словно ветром смело:
- Сядьте, - приказал он, - еще не хватало приводить вас в чувство, - и, уже самому себе, - значит, Реймон был прав.
Эльвин упал на стул - имя показалось знакомым. Так звали дознавателя, что занимался Старнисом. Значит, псы Хейнара обо всем знают, а Чанг захотел поиграть с графом Инваноса в кошки мышки. Но этот человек - последний, с кем ему доведется говорить перед тем, как оказаться в подвале храма Истины. Чанг все же не дознаватель, у тех только два цвета - черное и белое, одно служение, один закон!
- Похоже, - передразнил Эльвина министр, - вам что, так задурил голову Мэлин, что вы не в состоянии понять, кому поклоняетесь? Как вас вообще угораздило с ним связаться?
Мэлин… Чанг знает про Мэлина, значит, и про Далару. Он почти крикнул:
- Мне никто не дурил голову! Я выбирал сам, - и гораздо тише продолжил, - я только не знаю, что именно выбрал, и кто за это заплатит. Но ни Мэлин, ни Далара здесь не при чем, она даже предупреждала меня, с самого начала, когда я добивался разрешения провести прививки, говорила, про границы, установленные людям, про запретное познание. И про лекарство для глаз я знал, чье это наследство, но не смог отказаться. Если за мое прозрение заплачено их кровью, то я виновен. И готов ответить.
Из всего сказанного Чанг, похоже, услышал только одно слово "Далара"
- Разумеется. Загадочный летающий маг в Кавдне. Я мог бы догадаться и раньше, как только обнаружили, что вы прячете своего кузена. Государственная измена или поклонение Ареду? Отправить вас на костер или на плаху? Какой богатый выбор, я просто теряюсь! - Министр был в гневе, и не считал нужным этого скрывать.
Эльвин встал:
- Если дать убежище беспомощной женщине с маленьким ребенком - государственная измена, то я предпочту умереть изменником!
- И ваша семья разделит судьбу рода Аэллин?
Эльвин побледнел еще сильнее, он чувствовал, что начинает задыхаться, грудь придавила тяжесть, но продолжал говорить:
- Кто из нас продал свою душу Ареду, господин министр? Прибегнув к запретному познанию, я спас тысячи жизней. Нарушив королевскую волю - сохранил две. Вы же, служа светлому королю Элиану, проливаете больше крови, чем все жрецы Проклятого вместе взятые! - Он замолчал, каждый вдох давался с трудом, Эльвин в ужасе ловил воздух ртом, совсем как в детстве, до того, как отступила болезнь, мучавшая его первые восемь лет жизни.
Чанг подошел к графу, сделав два быстрых шага, и с размаху отвесил оплеуху, да так, что тот не удержался на ногах, упал. А всегда невозмутимый министр государственного спокойствия, с побелевшими от гнева глазами, наклонился и прошипел:
- Я служу империи, сопляк! И мои руки в крови из-за таких чистоплюев, как ты! Вы бережете честь и достоинство, а мне такой роскоши не положено, я за вами подтираю, чистыми! - И только выговорившись, Чанг заметил, что "сопляк" борется за каждый вздох, со страшным хрипом втягивая в себя воздух.
***
Что было дальше, Эльвин видел сквозь дымку - над ним суетился целитель, мелькали незнакомые лица, потом его подняли на носилки и куда-то унесли, все это было неважно - главное, он снова мог дышать, чем и занялся, а затем был кубок с маковым отваром, и тишина. Он еще успел подумать, проваливаясь в сон, что этим напитком все и закончится, и что в отличие от Леара, ему повезло со смертью.
Когда он проснулся, солнце уже ушло с небосклона, но было еще светло. День выдался ясный, и в синем небе краснела полоса заката. Дышалось легко, воздух в комнате приятно пах целебными травами и морозной свежестью, зато болела левая сторона лица и челюсть. Руки у господина министра оказались не только длинными, но еще и тяжелыми.
- Проснулись, ваша светлость? - Целитель, дежуривший у постели тут же встрепенулся и протянул кубок с еще теплым настоем. - Вам сегодня лучше не вставать. Приступ прошел, но надо набраться сил, - лекарь изо всех сил старался не смотреть на распухшую щеку графа, и Эльвин, даже без зеркала понимал, что с таким лицом лучше и впрямь не вылезать из кровати.
Он оглядел комнату - та самая, откуда его вчера увели гвардейцы. Так он арестован, или нет? Охраны не видно, только лекарь, но прежде, чем он успел о чем-либо спросить, в спальню вошел Чанг. Лекарь, не дожидаясь приказа, вышел за дверь. Министр пододвинул стул к кровати, сел, окинул Эльвина оценивающим взглядом и хмыкнул:
- Я несколько погорячился, граф. Приношу свои извинения.
Эльвин молча допивал отвар, думая, что же ответить. Чанг предлагал если не мир, то перемирие, и ради тех, кто ему доверился, он должен принять предложение, но все же… граф отставил кубок и сел, опираясь на подушку:
- Дело не в том, что вы погорячились, господин Чанг, а в том, почему это произошло. Ничего не изменилось. Я по-прежнему аредопоклонник и изменник, а вы все так же служите королю. В большом и в малом.
Министр смотрел на Эльвина: тонкий, бледный, как смерть, непонятно, в чем душа держится, а в глазах такое упрямство читается, что молотом не перешибешь. Он вспомнил историю тридцатилетней давности и грустно улыбнулся:
