Ирина Сербжинская - Игры невидимок
— Соседи возвращаются, — как бы между прочим пояснила бабка. — Навеселе… ну да на то он и праздник. — Она бросила в корзину клубок и потянулась за мотком пряжи. — Так как, говоришь, зовут тебя?
— Джанак, — спокойно ответил он. — Я из охраны каравана, прибыл сегодня утром.
Старуха глянула блестящими черными глазами и кивнула:
— Хорошо, Джанак. — Она помолчала, встряхнула моток с пряжей и добавила вполголоса: — Можешь называться любым именем, каким хочешь.
Сульг отбросил палочку и воткнул нож в доски крыльца.
— А что тебя не устраивает? — тихо спросил он.
Старая скинха бесстрашно встретила взгляд ледяных глаз.
— Ты норлок, — проговорила она тихо. — А я никогда не слышала, чтобы норлоки вербовались в охрану кадгарских караванов.
Нож, закрепленный на правой руке Сульга, скользнул в ладонь. Норлок бросил короткий взгляд во двор: Мада загоняла в сарай кур. Старуха и внучка — этих двоих никто не хватится до утра…
Кейрана усмехнулась.
— Погоди, не торопись убивать меня, — сказала она. — Послушай, что я скажу. Я — скинха. Дела, которые творятся в городе, меня не касаются.
— Думаешь, этого достаточно, чтобы остаться живой? — процедил Сульг.
Кейрана надменно вскинула голову:
— Скинхи не выдают гостей своего дома! Мы умеем держать язык на привязи. И ты, норлок, это знаешь!
Сульг помедлил, потом еле заметно кивнул: законы гостеприимства для скинхов были святы. Однако убирать кинжал он не торопился.
— Как ты догадалась?
Старуха завозилась в неудобном кресле.
— Я видела норлоков. — проговорила она. — Помню их.
— Была в Доршате?
— В Акриме, во время битвы с Кадгаром. — Кейрана откинулась на жесткую заскрипевшую спинку. — Тридцать лет назад. Мне тогда только стукнуло сорок, у меня было пятеро детей. Троих из них кадгарцы убили. И моего мужа и брата… да почти всех наших… Их лучники стреляли в нас, безоружных, ведь скинхи — не воины, хотя наши мужчины умеют держать оружие в руках. Те, кто уцелел, прятались вместе с местными жителями в камышах, возле реки… пока кто-то из кадгарцев не догадался поджечь сухие заросли. За камышами было маленькое болото, два дня я стояла там по горло в воде вместе с другими женщинами… Эти два дня показались нам вечностью… А потом в Акрим подошли воины Серого Замка.
Старуха снова потянула нитку пряжи. Лицо ее было задумчивым.
— После того как они отбросили кадгарцев, в городе все говорили о Сульге и его норлоках.
Кейрана кинула моток красной шерсти в корзину, стянула с табурета вязаную шаль, укуталась поверх одеяла и вздохнула.
— Ты не хотел сейчас вспоминать об этой битве. — Она кивнула. — Но когда говорил, то рассказывал так, словно видел все своими глазами. Наверное, так оно и есть… — пробормотала она. — Если бы кадгарцы не уничтожили тогда наш род, я никогда бы не стала оседлой. Мне не по сердцу жить, как курица в курятнике. Но тогда, с двумя младенцами… куда мне было деваться? — В голосе старухи звучала горечь. — Пока я добралась до Брера, один из малышей умер…
Она стиснула руки под шалью, вздохнула, отгоняя невеселые воспоминания, и снова взглянула на Сульга, прямо и твердо.
— Ты можешь меня не опасаться, норлок. Знаю, вы людям не доверяете, но я и не прошу о доверии. Не бойся нас. Норлоки не обращаются за помощью к людям, а тебе пришлось. Ты ведь не случайно оказался на пути у моей внучки? По губам старухи скользнула быстрая усмешка. — Соседка, что приносила молоко, говорила, что город перевернули вверх дном, кого-то ищут. Но мне нет до этого дела, — повторила она. — Кого бы ни искали стражники, сюда, в наш дом, они не заглянут.
Сульг колебался, не спуская с нее глаз.
— Скажи своей внучке — пусть не болтает, что у вас кто-то ночевал. Солдаты церемониться с вами не станут.
Скинха кивнула:
— Хочешь сменить одежду? Ты не очень-то похож на тех, кто охраняет караваны. Дорогой плащ, серебряная застежка с эмалью — вряд ли это по карману простому воину. Да и руки у тебя слишком холеные для наемника. Они, конечно, привыкли к мечу. — Старуха отважно взяла норлока за руку, перевернула ладонью вверх и провела пальцем по мозолям. — Но, думаю, тебе не приходится зарабатывать им на жизнь. Поищу кое-какие вещи… остались от мужа внучки, он был рыбаком, утонул три года назад. Туда ему и дорога, к слову сказать… терпеть не могу мужчин, у которых в жилах вода вместо крови! Ютин был пониже тебя ростом, но в плечах чуть шире… Его плащ тебе впору придется.
Она откинула одеяло, шаль и с трудом поднялась из кресла. Сульг увидел, что скинха невысока, ростом ему по грудь, хотя, сидя в кресле, казалась высокой. Очень медленно Кейрана распрямилась, морщась от боли и тяжело опираясь о перила веранды, поковыляла к двери, ведущей в дом.
— Знаешь, норлок, чем отвратительна старость? — пробормотала она. — Собственное тело предает тебя, хотя душа еще молода.
Сульг проводил Каерану взглядом и покачал головой. Скинха здесь, в Брере… ну и ну… Маленький, гордый и независимый кочевой народ, который разметала по Доршате последняя война…
Он вернул кинжал на место, закрепив на руке. Серый кот продолжал глядеть на норлока прищуренными желтыми глазами.
Сульг проснулся, когда за окнами еще брезжил серый полумрак и ночь только-только переходила в рассвет. Некоторое время он лежал, не двигаясь, чувствуя рядом тепло чужого тела. На скамье около кровати неярко мерцал невидимый меч Фиренца. Норлок осторожно поднялся и оделся, быстро и бесшумно. На полу под дверью лежал свернутый потертый плащ из грубой черной шерсти, который с вечера приготовила Кейрана. Взамен он оставил свой, старуха пообещала припрятать его и продать, когда переполох в городе уляжется и патрули Белого Дворца покинут Брер. Сбежав по ступенькам крыльца, Сульг пересек двор, оглядевшись, выскользнул на улицу, осторожно прикрыв за собой калитку, и тут же забыл о женщине, которая еще спала в постели.
На небе только-только начинал разгораться неяркий рассвет, но окраина Брера уже проснулась. По грязной улице, шедшей круто вверх, медленно тащилась тележка молочника, ее обгоняла другая, нагруженная ворохом пестрых осенних овощей. Из маленькой пекарни в полуподвале пахло свежевыпеченным хлебом. В отворенное настежь оконце было видно, как два пекаря месят тесто, вывалив его на большой стол, а мальчик-помощник снимает с противня круглые румяные булки. Сульг шел, держась ближе к домам, узнавая улицы, которые подробно описывала вчера старуха-скинха. Навстречу спешили хмурые не выспавшиеся люди, никто из них не обращал на норлока никакого внимания. Главные улицы, что вели к центральным воротам города, скорее всего, уже прочесывала городская стража, и Сульг не собирался там показываться. Кейрана говорила, что простой люд — ремесленники, крестьяне, молочники, огородники из пригорода — к главным воротам не подходили, ими пользовались купцы, богатые караванщики и городская знать. Народ попроще покидал Брер через Озерные ворота, сразу за которыми начиналась пригородная деревня, небольшая, всего в несколько улочек, с мастерскими, небогатыми лавками и убогими лачугами городских нищих. Старуха-скинха присовокупила, что завтра рано утром там, конечно же, будет настоящее столпотворение: как всегда, в последнюю ночь праздника вино льется рекой и множество народу веселится до утра, а с рассветом гуляки, не проспавшиеся, с тяжелым похмельем, потянутся домой, за городскую стену. Сульг надеялся, что досматривать на Озерных воротах сегодня будут не особенно тщательно, вряд ли стражники станут выпускать целую толпу раздраженных людей по одному.
