Крышталев Владимир - Возвращение чудес
Фраза барона настроила меня еще более критично. С чего это он взялся учить Бенедикта, когда еще вчера и смотреть в его сторону не очень-то хотел? Может, у него действительно благие побуждения, однако взглянем-ка на это по-другому. Что произошло в последние секунды разговора? Этвик заткнул рот главному оппоненту (потому что мы-то с бароном больше сотрудники, чем враги), а затем изящно подвел меня к нужному ответу. Теперь настаивать на том, чтобы ехать короткой дорогой, означает выставлять себя глупцом. А спорить с хозяином, ставя под сомнение его слова, мне тоже как-то не пристало… Хитер, старый лис!
Ожесточенно наморщив лоб, я делал вид, что размышляю. На самом деле мне очень хотелось, чтобы Бенедикт заговорил снова, но рыцарь мои мысли почему-то не улавливал. Он погрузился в долгое молчание, разглядывая окрестности. Кони переступали с ноги на ногу. Этвик ждал. Что ж. Значит, ход все-таки за мной.
- Разбойники… - произнес я задумчиво. - "Лесные братья"… Мне кажется, они нападают лишь в тех случаях, когда есть чем поживиться, не так ли? Несколько рыцарей, от которых, кроме хорошей драки, ждать нечего, их вряд ли привлекут. Мы же не тащим с собой драгоценности… Или за владениями графа Оро царит полный беспредел? Грабят всех прохожих без разбору?
Барон неопределенно пожал плечами - ему мой ответ явно не понравился. Что касается Бенедикта, то он вновь откликнулся.
- Совсем нет, - заметил рыцарь уверенно. - Там многие ездят, некоторые купцы даже не нанимают дополнительную охрану. Мы по пути сюда ночевали с такими. Отец, сын и двое слуг.
Есть! Молодец, старина капитан отряда! Неопределенным предостережениям Этвика наконец противопоставлены свидетельские показания. Что скажешь, барон? Уж купцам-то в расчетливости не откажешь, вопрос о мужестве и глупости отпадает тут сам собой как второстепенный.
- Значит, ты хочешь ехать на север? - уточнил Этвик у меня, игнорируя высказывание Бенедикта.
Я дернул плечами:
- Тебе лучше знать эти земли. Но раз ты предоставил выбор мне, то для тебя самого он особого значения не имеет, правильно? Ты спрашивал моего мнения - вот оно: я бы предпочел северный путь.
Лицо барона осталось непроницаемым. Он только еще раз медленно окинул взглядом окрестности, словно ожидал, что я передумаю.
Хм, и все-таки любопытно, стоило ли городить огород. Мне по-прежнему не давала покоя мысль, что мои подозрения абсолютно беспочвенны. Да и вообще лучше было бы не упрямствовать, а следовать разумным советам. В конце концов Этвик мне скорее друг, а Бенедикт - скорее враг.
О чем же он размышляет, этот барон? Колеблется?
- Но, возможно, есть какие-то особые причины, чтобы направиться к востоку? - спросил я просто.
Этвик вполне натурально задумался - на его лбу даже появились бороздки морщин.
- Особые? Наверное нет. Во всяком случае, вот так сразу не придумываются, - его губы растянулись в добродушной улыбке. - Пристрастие к хорошему вину ты вряд ли назовешь особой причиной. Итак, решено! Север!
Присвистнув, он ударил каблуками сапог по бокам коня. Тот всхрапнул и сорвался с места, таким образом уж наверняка прекращая любые возможные дискуссии.
Ну что ж. Если в подобные моменты следует говорить что-нибудь громкое и величественное, то пусть будет "Жребий брошен!" (Позаимствовав эту фразу у Юлия Цезаря, я не без иронии отметил еще одно любопытное свойство знания: оно, оказывается, вполне способно заменять мышление. И в самом деле: чем ломать голову над чем-то новым, можно просто запастись умными цитатами на каждый день… Кстати, великий поборник цитирования - Сенека - был грандиозным лентяем.)
На востоке вовсю полыхала заря, но до севера сияние еще не дошло. Там по-прежнему держалась темная, невыразительная дымка. Она скрадывала расстояние и делала холмистый ландшафт весьма однообразным на вид. По-утреннему сероватая зелень склонов, совершенно разные, но тем не менее чем-то похожие друг на друга кусты и деревья, разбросанные здесь и там… Среди этих холмов нам предстояло ехать несколько дней.
Впрочем, мои мысли сейчас были совсем о другом. Легкость, с которой барон согласился на "северный вариант", меня все-таки впечатлила. Может, я стал подозревать своего приятеля-дворянина на пустом месте?
Ну а где факты? Что меня вообще заставило скептически относиться к Этвику и его высказываниям? Ведь еще вчера все было по-другому. Что можно подшить к делу, кроме неожиданно выскочившей (вот уж воистину - как прыщик на носу) интуиции?
***
Ночью была гроза.
Ослепительно-белые трещины молний вспарывали темное небо от горизонта до горизонта. Струи дождя хлестали по крышам и террасам, ветер остервенело бросался на деревья, срывая листья и заставляя ветви протяжно стонать. Вспышки света выхватывали из тьмы здание дворца - величественная громада казалась сейчас зловеще-нереальной, пустой, забытым осколком древности, где по коридорам бродят лишь привидения, а в глубоких подвалах можно найти напоминания о прежних хозяевах - человеческие скелеты.
Виктор стоял у окна. Почти неподвижно, как памятник самому себе. Даже самые сильные раскаты грома не заставляли его вздрагивать. И только длинная тень, вторя молниям, металась по неосвещенной комнате - от пышной кровати до двери, от двери к камину, от камина к противоположной стене и снова к кровати. Тень словно хотела вырваться из замкнутого пространства королевской спальни, столь мрачного в этот час, - своей призрачной сущностью она стремилась изо всех сил подальше от бесовского сверкания, к покою. Но хозяин не замечал ее потуг, наблюдая пляску стихий снаружи, а без его помощи тень не справлялась. Только оставить бесплодные попытки она тоже, увы, была не в состоянии.
Вот уже на протяжении нескольких месяцев монарх всё чаще страдал бессонницей. И даже когда ночи не были столь бурными, он всё равно подолгу простаивал рядом с массивными шторами, задумчиво глядя во тьму. Дворец спал: здесь еще не знали головокружительной ночной жизни с тысячами свечей, фейерверками, томной музыкой и реками вина, а созданная нынешним королем роскошь была скорее пунктом политики, чем стремлением к изнеженности. Дворец спал, но его полновластный хозяин - нет.
Никакой цели эти ночные бдения не преследовали. Виктор не обдумывал государственные проблемы, не вынашивал планы присоединения новых земель. Он просто не мог заснуть.
Однако сегодня неистовство бури породило какое-то особое, странное настроение. В вое ветра королю чудились звуки битв, а молнии словно высвечивали на небе полузабытые сцены из прошлого. Перед глазами монарха то и дело возникали лица - хорошо знакомые и почти неизвестные, лица преданных друзей и заклятых врагов, слуг и императоров. В иные мгновения давно умершее начинало казаться живым, а реальное - никогда не существовавшим. И весь этот калейдоскоп образов неизменно подчеркивался суровым рокотом грома.
