Инна Лёвина - Изгнанница
Очень бы хотелось рассказать об этом кому-нибудь из девочек - но, думаю, никто меня не поймет или поймет по-своему. Лил скажет что-нибудь вроде: "Да, старые дома такие чудесные! Я бы хотела жить в таком доме, лет сто назад, носить длинное светлое платье, знаешь, с такой пышной юбкой... У меня есть кукла в таком платье..." Стелла пересказала бы мне какую-нибудь историческую книжку. А, например, Тийну старый дом мог бы заинтересовать, только если бы точно было известно, что в нем живет приведение.
А вот Гиласса меня бы наверняка поняла... Нет, не то, чтобы с людьми было сложнее, чем с эльфами - но многого не хватает...
Наступили холодные дни. Дожди лили чаще, мы вместо утренних прогулок сидели у себя в комнатах перед каминам и слушали, как стучат капли по стеклу и глухо завывает ветер где-то в трубе. Однажды, перед выходным, когда мама вела меня домой после обеда, я заметила, что она снова, как весной, начала кашлять. Опять появились порошки, которые мама разводила в воде и пила каждые два часа. Я узнала то лекарство, которое сама пила прошлой зимой, когда простудилась. Но мне тогда оно очень помогло, а маме, судя по ее кашлю, совсем не от него не становилось лучше. Она легла в постель, бледная, худая, с кругами под глазами, и все время кашляла. Но, подумалось мне, может быть, должно пройти побольше времени, и лекарство подействует. Однако и в следующие выходные было все то же, даже хуже, мама кашляла сильнее. И она лежала все время, пока я гостила у нее.
Я старалась сделать за мой выходной как можно больше - подмела полы, принесла дров для камина, приготовила еду. Обратно в училище мама меня не провожала - я ведь и сама могла отлично дойти, дорогу запомнила. Мама, конечно, не хотела меня отпускать одну, но я ее уговорила.
А еще через неделю, когда после обеда я спустилась в вестибюль, чтобы мама меня забрала домой, там никого не было. Я ждала долго, пока дежурная воспитательница не велела мне идти в спальню, на дневной отдых. Поднимаясь по широким ступеням лестницы, я еще раз оглянулась на вестибюль. Никого не было.
Сейчас, когда мы учились во втором классе, нас не заставляли ложиться в постель после обеда. Но выходить из спальни было нельзя - только в комнату для занятий. В спальне сейчас оставались кроме меня три девочки. Мне ни с кем не хотелось говорить, я легла и закрыла глаза, пусть думают, что я сплю. Как горько было у меня на душе! Конечно, с мамой беда - она заболела, и ей совсем плохо... Если бы я могла уйти, я бы ухаживала за ней, грела бы чай, готовила лекарство. Если бы сейчас здесь были Стелла и Лил, мы бы вместе нашли какой-нибудь выход...
И тут пришла в голову одна мысль, но я совсем не была уверена, что то, что я придумала, разумно... Может быть, я сделаю хуже, и мама будет недовольна... Но ждать и обдумывать я не могла. А сделаю я вот что. Завтра утром нас поведут на прогулку. Я отпрошусь в библиотеку - но не вернусь в училище, а побегу домой. Это очень рискованно - могу не успеть к обеду, но ждать я совсем не могу, просто изведусь, я должна знать, что с мамой. Но что дежурная воспитательница скажет, если я опоздаю...
Вечером в комнате для занятий нас оставалось трое. На улице сегодня было особенно холодно. Расползался плотный, белесый туман, пряча людей, здания, деревья. Уроки не шли на ум, я сидела у окна и смотрела на улицу. Из тумана выходили и в тумане тонули фигуры людей - куда-то спешащих служанок, важных дам, студентов, осанистых пожилых мужчин, маленьких продавцов газет, школьников... Из тумана выезжали экипажи: сначала слышался стук колес, потом появлялась лошадиная голова, вот и вся лошадь, и вот и экипаж. А потом мгла стирала экипаж - опять начиная с лошади. Можно было подумать, что идет череда превращений: кто знает, кем или чем были эти люди, лошади и кареты, пока их не выпустил туман, кто знает, что потом с ними сделается там, в тумане.
До следующего дня я еле дожила, а сердце колотилось и колебалось, как маятник, между страхом попасться и решимостью уйти во что бы то ни стало. То я отказывалась от побега, и мне становилось легче на душе - но на короткое время, а потом снова надвигалась тревога. То я решалась сбежать с прогулки, и снова наступало облегчение - от определенности, но потом приходил стыд, ведь если попадусь, могут выгнать, и тогда... Как будет огорчена мама, что я не смогла удержаться в такой хорошей школе...
На следующее утро, только проснувшись, я тут же побежала к окну - смотреть, не идет ли дождь. Если идет - прогулку отменят... И я не знаю, чего я хотела бы больше... Но мои сомнения не развеялись - на небе были тучи, и даже накрапывал дождик, но такой слабый, что за время завтрака вполне мог перестать.
После завтрака нас сразу вывели на прогулку. Мы надели длинные плащи, плотные шляпки с завязками, больше похожие на какие-то чепчики. Как только мы вышли из флигеля и перешли через дорогу, я обратилась к воспитательнице:
-Госпожа Тереол, могу я вернуться и пойти в библиотеку? Я забыла прочитать...
Тут я замолчала - врать мне было неприятно. Воспитательница посмотрела на меня очень недовольно.
-О чем же ты раньше думала? Почему не отпросилась сразу, Альрим?
-Я не знаю, я забыла...
Мой голос дрожал, руки тоже, я спрятала их в широкие рукава плаща, чтобы ничего не заметили. Было очень стыдно говорить неправду, я ведь ничего не забыла. Госпожа Тереол резко взяла меня за руку и бросила через плечо:
-Стойте тут, я переведу ее через дорогу.
Площадь была пуста - ни единого экипажа. Но все-таки госпожа Тереол перевела меня, оглядываясь на оставленных девочек.
-Иди, - холодно сказала она мне. - К обеду ты должна спуститься, иначе будешь наказана.
И она поспешила обратно, на бульвар. Я пошла в сторону нашего флигеля, затем, когда угол Театра закрыл меня от воспитательницы и девочек, обогнула флигель и оказалась за Театром. А дальше перешла небольшую улочку и побежала. Куда идти, я помнила очень хорошо. У меня не было часов, поэтому я просто старалась бежать как можно быстрее, чтобы успеть наверняка. Я знала, что сейчас не больше девяти часов утра. Значит, у меня - три часа свободного, украденного времени. Когда я добежала до площади, от которой уже было совсем близко до маминого дома, то посмотрела на часы наверху ратуши. Мы с мамой всегда специально ждали, чтобы они начали бить. Часы были просто огромные, а когда они били, над ними открывалась дверка, и плавно выдвигались деревянные фигурки в военной форме. Играл марш, фигурки одна за другой показывались в окошечке, затем дверка закрывалась. Я услышала звон часов, но не стала останавливаться, только посмотрела, как открывается дверка, появляются фигурки, как всегда под марш. Странно, одну из них я раньше не видела - когда маршевая музыка ненадолго перешла в мелодичный перелив, появилась закутанная в плащ фигурка, с опущенной головой и с косой в руке. Я не стала смотреть дальше, итак потеряла тут десяток лишних секунд. Сейчас часы пробили девять с четвертью. Я обрадовалась, что у меня в запасе столько времени. Когда мы шли с мамой, то получалось медленнее, потому что мы никогда не спешили, иногда отдыхали на лавочках, и дорога у нас длилась почти час.
