Ирина Анненкова - Мой личный чародей
Глава пятая
"Хочешь завести друзей? Заведи их подальше".
(Иван Сусанин)
"Нет ничего внезапнее любви. Вот разве расстройство желудка…"
(печальная мысль)
— Ну и что ты теперь собираешься с ним делать? — Радош скептически кивнул в сторону куста, в котором со вчерашнего вечера прятался эльф.
— Не знаю, — уныло протянула я. — Я теперь не знаю, что и с собой-то делать.
Оборотень сочувственно вздохнул.
Ночью мы почти не смыкали глаз — и болтливых ртов. По крайней мере, я. Измотанный Радош несколько раз проваливался в быстрый, неглубокий сон. Впрочем, каждый раз он вскоре открывал глаза. Я пыталась уговорить его поспать как следует, но оборотень лишь насмешливо скалился — ему требовалось совсем немного времени, чтобы почувствовать себя отдохнувшим. Я же не только не могла лечь и попробовать заснуть — мне даже сидеть-то на одном месте было сложно. Лихорадочное возбуждение дня меня по-прежнему не отпускало. Так что я великодушно взяла на себя роль сторожа и всю ночь поддерживала огонь в костре и сторожевой контур вокруг нашего лагеря.
Накануне мы прошли совсем немного — гораздо меньше, чем хотелось бы. Я-то чувствовала себя прекрасно: сил — хоть отбавляй, и даже раны от укусов Ягиры каким-то волшебным образом затянулись сами собой и почти совсем не болели. Но измученный Аллардиэль ковылял за нами с таким трудом (хоть Радош и волок на себе всё его оружие; почти всё — я гордо тащила лук!), что мы решили сделать привал, как только добредем до реки. Что ж, можно считать, что и добрели.
До опушки леса оставалось с полсотни шагов, когда наш эльф издал некий сдавленный звук, который, как мы позже догадались, был призван выражать бурную радость, и нырнул в густые заросли незнакомого мне кустарника с дрожащими серебристо-серыми листиками. Повозившись там какое-то время, Ал поведал нам, что желает остаться до утра в гуще этого гостеприимного растения, лучшего друга каждого эльфа. Радош недоверчиво повертел пальцем у виска и предложил скрутить съехавшего с катушек нелюдя, но я уговорила его пожалеть многострадального ушастика и разбить лагерь тут же.
Так мы эльфа больше не видели. Правда, любопытный Степка попробовал забраться в серебристые заросли и подсмотреть, как же именно куст дружит с Алом, но едва кот сунул туда свой нахальный нос, как из куста раздалось такое шипение, что любая змеевиха лопнула бы от зависти.
От ужина — Радош, обернувшись лисом, живо сцапал упитанного зайца — Аллардиэль тоже отказался, сварливо проворчав, что в его распоряжении есть всё, что нужно. Не хочет — не надо. Я на всякий случай накрыла шуршащий куст защитой и отправилась мастерить новый берестяной котелок.
Костер прогорел и замерцал углями, заяц изжарился и был благополучно съеден, в котелке вскипела уже третья порция воды, Степка смотрел десятый сон, эльф иногда тихонько копошился в своём гнезде, а мы с Радошем всё говорили, говорили, говорили…
Мой собственный рассказ занял совсем немного времени — я наскоро поведала другу о своих приключениях.
— Нет, ну надо же, — насмешливо оскалился оборотень, — как это ты исхитрилась межмировой переход создать?! А в обычной жизни и простую кротовину открыть не умеешь!
Я слегка надулась.
— Во-первых, я не "не умею", а просто не пробовала. А во-вторых, жить захочешь — ещё и не то сделаешь. И полетишь без крыльев, и ту же кротовину не то, что откроешь — голыми руками прокопаешь, без лопаты!
До поры до времени я решила не рассказывать о разъедающих меня изнутри сомнениях и страхах, а также о том, что мне пришлось использовать запретную магию крови. Пока я была не готова говорить об этом даже с другом. К тому же мне хотелось как можно скорее услышать о том, чем всё это время занимался сам оборотень, и как вышло, что ему удалось очутиться в нужное время на нужном месте — к счастью для нас с жертвенным эльфом.
Вскоре я узнала, что моё исчезновение наделало гораздо больше шума, нежели я могла предположить; что Дар примчался в Преславицу, едва до него дошел слух о случившемся во время проведения обряда Роданицы несчастье, и едва не раскатал по бревнышку княжеский дворец; что великий князь Велимир самозабвенно буянил наравне с сыном. Радош поведал, что отец моего жениха лично допрашивал всех, кто мог хоть что-то видеть, слышать или мимо пробегать, то есть, всех без исключения женщин из рода Твердятичей, а также дворцовых служанок и стражу. Не добившись результата, Велимир страшно разгневался и злится по сей день, так что входить в его покои рискует одна только молодая княгиня Смеляна. Теперь все ее страшно зауважали — за беспримерную храбрость!
Тому, кто меня найдет, обещана солидная награда, так что нынче по всей Синедолии старательно рыщут поисковые отряды (тут я захихикала и принялась дразнить Радоша грядущим богатством). В первый же день поисков они умудрились нарыть в окрестностях столицы четырех подходящих девиц, которых торжественно препроводили в Преславицу, тем самым вызвав новые вспышки гнева у Дара и его папаши. Причем, только одна из кандидаток на моё место сопротивлялась и требовала немедленно отпустить ее домой (княжьи посланцы бедняжку и слушать не стали, сочтя сумасшедшей или заколдованной). Остальные же девицы настаивали на немедленной свадьбе с княжеским сыном, на голубом глазу подтверждая, что они — это я. А что на себя не похожа — так это всё злые чары, которые вышеупомянутая свадьба и развеет! Что примечательно, вместе с претендентками на руку и сердце моего жениха пожаловала и многочисленная родня девушек, вдохновленная внезапно открывшимися перспективами.
Рыдая от смеха, я слушала красочный рассказ Радоша о том, как разъяренный Дар собственноручно вышибал со двора обнаглевших "невест", а его папенька из-за плеча сына сулил вдогонку им и их жадным родственничкам самые суровые награды "за правдивость и изобретательность". Двух сотников отправили в опалу, а перед несчастной девицей, привезенной насильно, извинились, превознесли до небес ее скромность и вежливо выпроводили домой. И правильно сделали, удовлетворенно отметила про себя я, а то знаем мы этих скромниц!
Колокола так и не нашли; на прииски, расположенные где-то далеко на севере Западных гор, за оловянным камнем направлен большой караван, и не позже, чем к началу зимы ждут его возвращения.
Два колдуна, окопавшиеся где-то в пещерах всё тех же Западных гор, возмущенно отвергли предложение выйти из затворничества и явиться ко двору и наложили на молодого чародея, так неудачно поведшего переговоры, неснимаемое проклятие. Тешен проклятие снял, чем очень тех колдунов удивил, но решения своего они не переменили.
