Евгений Адеев - Цена чести
— У фто, офяфь фьифевся, мытай хоншкий!!! — прошамкал неизвестный, и только тут Эрик узнал в нем командира атаманьей стражи, которому Велигой этим утром так смачно засветил в зубы.
Вокруг послышался скрип сгибаемого дерева, загудели на легком ветерке натягиваемые тетивы. В грудь, спину, голову и бока стража хищно нацелилась сразу дюжина стрел, готовых уже в следующее мгновение превратить его в большого ежа…
— Отставить, — Велигой поднял руку, голос его был спокоен и холоден.
Луки нехотя опустились, на лицах русичей и варягов появилось недоумение. Замер и бывший командир стражи, настороженно глядя на витязя.
Велигой снял с пояса колчан, расстегнул ремень, удерживающий за спиной чехол с луком, швырнул оружие Эрику. Тот машинально поймал на лету, следя за витязем широко открытыми глазами.
Из-за правого плеча Велигоя с шипением выскользнул меч. Витязь замер, опустив оружие, тяжело глядя на противника. Тот некоторое время изумленно оглядывался по сторонам, затем до него дошло. Со сдавленным ревом он взмахнул над головой топором, и, подобно урагану смерти, ринулся на Велигоя. Тот встретил удар с холодным спокойствием, приняв всю его тяжесть на клинок меча. Раздался страшный звон, но витязь даже не пошатнулся. Разбойник обрушивал на него удары, каждый из которых был способен повалить молодую сосну, но витязь отражал их все с тем же ледяным спокойствием на лице. Страж наседал, отскакивал, рубил, сопровождая каждый удар звериным воплем, но везде его топор встречала надежная сталь меча. Толстая рукоять секиры покрылась зарубками, лезвие пыталось найти хоть малейшую щелочку в защите витязя и не находило ее.
Велигой ни на шаг не сдвинулся с места.
Страж попытался зайти витязю сбоку, но тот лишь плавно поворачивался вслед за ним, его защита была все так же безупречна. Он еще не нанес ни одного ответного удара.
Разбойник почувствовал, что силы его на исходе. Дыхание вырывалось с хрипами, в искалеченном рту меж остатками зубов вновь появился привкус крови. Руки с топором поднимались все медленнее и медленнее, пот заливал глаза, а этот проклятый воин с искалеченным лицом стоял, будто заколдованная статуя, даже дыхание не сбилось. В последнем отчаянном порыве страж вложил все свои силы в один тяжелый замах, направив быстрый, сокрушительный удар туда, где голова соединяется с телом, надеясь развалить своего противника на две косые половины вместе с его треклятым мечом…
Все, кто видел, что произошло дальше, ахнули в один голос. Велигой качнулся назад, опуская меч. Удар разбойника явно достигал цели. И не было спасения, не было защиты…
Лезвие огромного топора встретило пустоту. Велигой вдруг отступил назад на полный шаг, а его меч, описав почти полный круг серебристой молнией обрушился на шлем стража. Раздался звук, с который лопается переспелая дыня.
Витязь шагнул чуть вбок, уклоняясь от повалившегося навзничь тела.
На поляне воцарилась полная тишина, только вдалеке тоскливо ухнул филин.
Велигой наклонился, вытер клинок об одежду поверженного врага, с невозмутимым видом забросил оружие в ножны. Повернулся, быстрым шагом направился к шатру. Наблюдавших за поединком постепенно оставляло завороженное оцепенение. Послышались тихие перешептывания, кто-то хмыкнул, склонившись над телом разбойника голова которого была косо разрублена вместе со шлемом.
Эрик догнал витязя, отдал лук и колчан. Вместе подошли к поваленному шатру, перешагивая через трупы. Сапоги хлюпали в лужах крови, в воздухе висел леденящий душу запах недавней смерти, будто духи убитых все еще витали над поляной. Велигой занялся осмотром отбитого у врага товара. Эрик плелся позади, нервно теребя рукоять секиры. Отряд разбрелся по поляне, варяги деловито обшаривали убитых — ограбивший грабителя сам таковым не является, — перебирали оружие. Разговоров не было — вид побоища как-то не располагал к трепотне.
Велигой перевернул несколько мешков, с сожалением поглядел на пару разбитых кувшинов заморского вина. Эрик чихнул — из распоротого куля высыпалась целая горка едких пряностей. Велигой наклонялся, отпихивал трупы, оттаскивал подальше, чтобы не марать товар кровью, да еще такой поганой. Эрик пытался помогать, чувствуя себя не бывалым воином, а неопытным сопляком. В сражениях такого рода ему участвовать как-то не приходилось. Это больше напоминало истребление бешенных собак. И еще остался один вопрос, ответа на который он, как ни старался, упорно не мог найти…
— Ты дал ему поединок… — спросил он вполголоса. — Почему?
— А ты не понял? — Велигой ногой столкнул с груды мешков труп разбойника, пронзенный сразу тремя стрелами.
— Нет, — честно ответил варяг.
— И не надо, — витязь закончил осмотр, повернулся и направился к лесу.
— И все же?
— Потому что, когда остальные грызлись, он и его люди стояли на страже, — отрывисто бросил Велигой. — Верный пес заслуживает лучшей доли, чем взбесившийся. Я бы не стал горевать, если б его истыкали стрелами вместе со всеми, но раз уж так получилось…
— Понял, — пробормотал Эрик.
«Понял, что ты пытался что-то доказать. Но не ему. Самому себе. Почему?»
* * *Обратно шли молча, не спеша. Прикусил язык даже бессовестный Трувор. Велигой шагал прямой и сосредоточенный, еще более мрачный, чем перед побоищем. Эрик плелся позади, стараясь не оглядываться, но это у него почему-то плохо получалось. Он считал, что за свою жизнь повидал все, что только можно. Но этой ночью понял, что ошибался. Сегодня ему приоткрылась такая сторона человеческой натуры, о существовании которой он, выросший в окружении благородных воинов, даже не подозревал. Как все-таки страшно, мерзко, нелепо, когда человек, пусть и самый поганый, превращается даже не в зверя — ибо зверю неведомы алчность и жадность — в нечто худшее, чему нет, не может, не должно быть места на свете…
Вышли из леса на этот раз прямо к тому месту, где оставили лошадей. Велигой послал двоих русичей к оставшимся с телегами, чтобы те подвели их к лесу — не таскать же тяжелые кули и скрыни в такую даль на горбу. Пока остальные разбивали лагерь, разжигали костры и сооружали факелы — отбитый товар надо перетащить с поляны прямо сейчас, пока не растащила, не попортила всякая лесная живность, витязь отошел в сторонку, уселся под высокой сосной на мягкий ковер из спелой травы и осыпавшейся хвои. Взгляд его был устремлен в ночное небо, мысли были далеко отсюда… В лесу и холмах скворчали ночные птицы, потрескивали разгорающиеся костры, в лагере раздавались усталые шаги, приглушенные голоса, потянуло дымом.
