Дмитрий Суслин - Крутой пришелец
И мгновенно край, до недавнего времени, практически запущенный, теперь начал расцветать. Амазонкам теперь не надо было воевать с кентаврами и охотиться на мужчин. А среди пришельцев оказались и искусные ремесленники, строители, торговцы. Так что я даже не узнал Флоринополь. Женщины нарядные, в цветных дорогих платьях (мужики тут не дураки, все прибыли с подарками), дома украшены цветами и венками, у порогов домов ковры постелены. А кентавры все новых мужей им доставляют. Так что все завершилось к всеобщей выгоде. Это меня порадовало.
Во Флоринополе мы провели еще одну ночь, и выступили в путь с рассветом. Я бы конечно так не торопился, но Стелла уверяла меня, что мы не можем терять ни минуты. Как ни странно, ее поддержала Наташа.
– Не навсегда же нам тут оставаться.
Так что за эти три дня мне так и не удалось с ней поговорить. Хотя несколько раз я пытался это сделать. Но каждый раз что-то мешало. Да еще Диоген не давал никакой возможности остаться с ней один на один. Что? Разве я ничего не сказал про Диогена. Ах, да! Тогда пардон!
Представьте себе, философ увязался с нами. Хотя конечно, в этом ничего удивительного нет. Влюбился человек в Наташу. Влюбился по уши. Когда увидел, что мы собираемся отчалить, кинулся ко мне в ноги.
– Герцог Адал, ты тут главный! Спаси не погуби! Ради красоты Венеры, возьми меня с собой!
– Извини, приятель, – сказал я ему. – Но мы спешим. У нас срочное дело в Земле Обетованной. Так что, ничем помочь не могу.
– Если вы тут меня оставите, то я брошусь на кусты терновника и истеку на них кровью. Умирать буду долго и мучительно, и все это время буду осыпать вас проклятьями и просить богов, чтобы не дали вам удачи в вашем деле.
Я бы на этот бред внимания обращать не стал бы. Но мои спутники были другого мнения. Диогена неожиданно поддержали Геркулес и Флора.
– Возьми его, Адал! А то и впрямь убьет себя, а перед этим проклянет. Тогда мы бед не оберемся.
Что ж, медицинский кодекс предписывает уважать местные обычаи. К тому же, я увидел, что Диоген и впрямь может что-нибудь с собой сделать в таком состоянии. Руки у него тряслись, губы дрожали. Налицо все признаки похмельного синдрома.
– Ладно. Будешь сидеть со Стеллой. И кто-нибудь, дайте ему вина. Не могу смотреть, когда человек страдает.
– Вот это поступок достойный истинного мудреца! – восхитился Диоген. – Не был бы я философом, то стал бы целовать тебе ноги. А так, прими мою благодарность. А благодарность Диогена Лаэртского многого стоит. Это тебе не презренные золотые слитки Креза или алмазы царя Соломона.
Так Диоген Лаэртский философ и пьяница оказался в нашей компании…
И вот перед нами горы. Зрелище потрясающее! Мне даже стало не по себе, так проняло, потому что, никогда прежде в горах не был, и такого не видел. Вот привелось, да еще и не на своей планете. Хотя, в принципе, горы, как горы. Только высокие больно.
– И что мы должны их преодолеть? – спросил я у Стеллы.
– Да.
– А обойти их как-нибудь нельзя?
– Нет. К тому же, мой герцог, настоящие герои никогда не обходят препятствия стороной, – сказала Стелла, щурясь на снежные вершины.
– А что, разве я герой?
– Конечно, – усмехнулась Наташа и как-то странно на меня посмотрела. – Ты же Крутой Пришелец.
– И что, я на самом деле такой крутой?
– Круче просто не бывает! – поддакнула Флора.
– Больше вопросов не имею!
И вот наступила пора прощаться с кентаврами и с моей дорогой Флорой. Признаюсь, что когда я осознал, что возможно никогда их больше не увижу, к горлу подступил ком, а в груди тоскливо защемило. Я и мои спутники крепко пожали руки кентаврам. А Пустынная Фиалка, так просто разрыдалась, никого не стесняясь и крепко сжала меня в своих могучих объятиях.
– Как же, как же? – протягивала она к небесам руки. – Как же такое могло произойти? Я расстаюсь с тобой, Супермужчина! На кого я тебя оставляю?
Слезы защипали и мои глаза.
– Не печалься, Флора, – сказал я дрогнувшим голосом. – Я уверен, что расставание не будет долгим. Мы еще увидимся. Еще скрепим нашу встречу крепкими объятиями и дружеским застольем.
– Я назову сына в твою честь, когда он родится! – воскликнула амазонка. – Он будет мне напоминать о тебе, благороднейший из людей.
Так вот мы расстались. И долго еще стояли кентавры и Флора, смотрели нам вслед и махали руками.
А мы ступили на горную тропу. Отряд наш состоял из пяти человек кентавра. Трое мужчин и две женщины. Геркулес взвалил на свою могучую спину всю поклажу, которой нас снарядили во Флоринополе амазонки, и мы пошли вперед.
Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Это сказано не про нас. Мы пошли прямо в гору, которую должны были перевалить. Не прошло и часа, как весь мой прежний восторг улетучился. Больше меня не вдохновляло синее небо, золотые облака, белоснежные верхушки гор. Я даже перестал напевать песню о том, что лучше гор могут быть только горы, и том, что можно свернуть обрыв обогнуть, но мы выбираем трудный путь, опасный, как военная тропа. Да, я бы сейчас с огромным удовольствием выбрал бы другой путь, поровнее, и чтобы не надо было никуда подниматься.
Мы шли, шли, шли и еще раз шли, а дороге, казалось, не было конца. В пору было запеть песню о том, что вместе весело шагать нам на гору, нам на гору, но почему-то уже не пелось, а пыхтелось.
Наташа шла рядом и тоже пыхтела. Видок у нее был намного лучше прежнего. Во Флоринополе я выпросил для нее одежду, обувь и украшения. Теперь никто не мог принять ее за мою рабыню. Она щеголяла в короткой светло-голубой тунике, расшитой по краям золотым орнаментом. Туника чертовски шла к ее глазам. Стройные загорелые ножки Наташи были теперь обуты в шикарные кожаные сандалии, волосы прибраны серебряными ремешками. Что за красавица! Жизнь отдать не жалко. Настоящая амазонка. Я рядом с ней в длинной хламиде выглядел более чем нелепо. Мы были словно с разных картин.
Зато Диоген не отходил от Наташи ни на шаг, путался у меня под ногами и все время развлекал ее историями про свою жизнь. Что и говорить, рассказывал он увлекательно и смешно, Наташа часто хохотала, а я шел рядом и злился. Блин! Купидон оказал мне медвежью услугу, заставив философа влюбиться в мою избранницу. Я никак не мог от него отделаться и остаться с Наташей наедине и поговорить с ней о своих чувствах. Вот и сейчас он шел и рассказывал очередную историю про себя:
– Всю мою жизнь, дорогая Наташа, я страдаю через женщин. Женщина, а скорее всего это была гулящая женщина, породила меня на свет, полный жестокости и страданий, а потом бросила меня у ворот храма Бахуса. Так началась моя полная страданий и лишений жизнь. Подобрал меня Сосикрат. Это был бедный горшечник, чья жена Дуридия была абсолютно бесплодна и не могла родить даже от соседей. Люди они оказались не добрыми и еще младенцем посадили меня за гончарный круг, за которым я провел без малого десять лет. Вот тогда-то, глядя на играющих, на улице детей, я и задумался о смысле жизни и стал постигать философию. Что ж, говорил я себе, пусть они играют и бегают себе на здоровье. Ничего в этом хорошего нет. Рано или поздно все они сполна испьют чашу страданий, какие может принести улица. Кто-то переломает ноги, свалившись, перелезая забор чужого сада. Кто-то утонет в море или пруду, кого-то пристукнет палкой злобный прохожий или забодает вырвавшийся на свободу бык, иных растерзают бродячие псы. Мне же все это не грозит, раз я надежно укрыт стеной своего двора. Кончилось тем, что на меня упала покосившаяся крыша мансарды, под которой я мял глину, и только чудо спасло мне жизнь. Хотя три года я пролежал недвижим.
