Ян Сигел - Заклинатель драконов
Она в прошлом? — предположил Рэггинбоун. Элиивэйзар повторил его вопрос.
Прошлое переполнено, — ответила сивилла. — Мы все там были, включая ту, которую вы ищите. Но сейчас ее там нет.
Драконы, — сказал Рэггинбоун, вспомнив сон Уилла, нащупывая следующий вопрос, как ключ, как след, важный для охотника. — Может она видеть драконов!
Ясновидящая немного помолчала.
Вылупляется последний дракон. Там есть некто, он, человек с обожженным лицом, что есть знак его рода. Обожженное лицо, оно не горело, это наследство от тех предков, которых коснулся огонь дракона. Этот человек поднимает руку. Потомок Фэфнира, порождение Фарайиизона, пляшет под его слова.
Линия Заклинателей драконов пресеклась, — сказал Рэггинбоун. — Рьювиндра Лай давно умер. Спроси ее…
Но ясновидящая продолжала:
Некто совершает сделку с тем, кого не называют. Рьювиндра Лай спал глубоким сном, пока в яйце не зашевелился зародыш. Лай продал свою душу, дабы приручить последнего рожденного в роду драконов.
Почему Неназываемому пришла в голову подобная сделка? — спросил Муунспиттл.
Из–за дракона. Продав себя, Лай продал свой Дар и свое создание. Он отдал на службу Старейшеемy Духу свое владение огнем. Это оружие, которое давно ищут.
— По нынешним временам — неуклюжее оружие, — сказал Муунспиттл, — непредсказуемое, перегревающееся, чрезмерное. Что за польза от дракона в наши дни? Это все для восемнадцатого века.
Нынче век двадцатый, — вздохнул Рэггинбоуи. — Колесо сделало полный оборот. Дракон или бомба, кто заметит разницу? Кроме того, Старейший принадлежит не только нашему времени, а нсем Временам, владеть драконом престижно, с ним можно войти в историю. Он никогда не откажется от этого символа, который можно показать миру. Однако может быть и другая причина…
По какой причине Старый Дух так жаждет обладать последним драконом, Бетесни? — спросил Элиивэйзар.
Это было последнее и единственное оставшееся яйцо Сенексисс после ее соединения с Фарайиизоном. В теле дракончика находится наконечник, который давным–давно вошел в его отца. Умирая, Фарайиизон приказал жене проглотить его сердце, бывшее осколком Лоудстоуна, который делал его повелителем огня, и так дух его смог перейти в одного из его отпрысков. Сенексисс, как время пришло, полетела на могилу дракона и, выдыхая огонь, отложила там яйца. Но Рьювиндра Лай нашел их, хоть в этом месте никогда не ступала нога человека, и взял самое драгоценное яйцо, а остальные уничтожил, разбив их скорлупу молотком. При этом он расколотил и черепа нерожденных драконов.
Он любил драконов, — признал Муунспиттл. — Этой любовью была одержима вся его родня.
Тон ясновидящей не менялся.
Лай без сожаления отдал себя, — сказала она. — Он может оплакивать свою жертву, но уже не может ослушаться. Вот цена, которую он заплатил.
А теперь? — спросил Рэггинбоун. — Заклинатель драконов все еще жив? Спроси ее.
Один — жив, — сказала сивилла. — Рьювиндра Лай убит, но другой из этого рода занял его место. Однако он уже не чистых кровей, и его Дар изменчив. Он нуждается в Старом Духе для усиления своей энергии. Так Неназываемый накрепко овладел его душой.
А дракон? — спросил Рэггинбоун. — Что с драконом? Должно быть, трудно прятать подобное существо в этом мире.
Где он прячет дракона? — спросил Муунспиттл. — Он Здесь и Сейчас или — За?
Не могу ответить. — Впервые сивилла помедлила с ответом. Ее единственный глаз заметался, слабеющий луч тускнел, будто выбирался из глубин мрака. — Он… слишком хорошо… спрятан. И над демоном, и над драконом — туман.
Он скоро себя объявит?
Не знаю. Я могу видеть то, что было, то, что есть, но не то, что будет. Только одна из моих сестер может проникнуть в будущее, и ее сердцу тяжело и страшно от того, что она видит. Она предвидит слишком ужасные события, которые невозможно предотвратить, она потеряла веру в ленивое Провидение — она не верит даже в само Время — и теперь она спит таким глубоким сном, что ее невозможно разбудить. Дух ее ушел, а тело разжижилось. Даже некроманты не могут вызвать Скэту. — Она замолчала, а когда вновь заговорила, то голос ее отдавался все затухающим эхом. От этого эха веяло холодом, как от арктического ветра. — А теперь я устала. Больше ничего не могу увидеть. Отпусти меня.
— Погоди. — Рэггинбоун нависал над Муунспиттлом, как Мефистофель, не отпускал его, настойчиво в ухо шептал свои требования. — Спроси ее о сове.
—О сове?
— О сове, которая больше, чем орел, быстрее, чем биение времени. Возможно, она — посланец… ворует души…
Когда Муунспиттл задал вопрос, ясновидящая уставилась на него своим единственным глазом. Глазное яблоко, у которого не было век, покрылось розовыми венами, они, меняясь, становились синими. Радужная оболочка переместилась в центр, став похожей на мишень. Мишень, из которой может быть произведен обратный выстрел. Ищущий луч заметался над головой прозрачного тела, и его почти не было видно сквозь прозрачность костей.
Я устала, — повторила сивилла. — У меня нет сил следить за птицами.
Постарайся. — Голос Рэггинбоуна говорил губами Муунспиттла, руки их повторяли движения друг друга, они сжимали периметр круга, усиливая границу, за которую невозможно выйти. Мерцание огня с потрескиванием разгорелось в пламя.
Глаз ясновидящей снова задвигался, проникая в иные измерения, в царство далекой ночи или в сумерки тусклого дня.
— Дом совы, — с усилием произнесла она, — далеко отсюда… на кра… краю… на Краю Мира. Там вечно стоит Дерево, оно стоит в лесу из своих теней. Его вершина уходит к звездам…
—Как мне достичь его? — Муунспиттл говорил голосом Кэйрекандала.
—Туда нет пути, но нет пути и оттуда. Только птицы бывают там. Туда летают орлы и совы, если им захочется…
Смотри лучше. Там должен быть еще кто–то из Земного Мира, кроме птиц.
Там зреют головы мертвых, висят как фрукты… Больше ничего не вижу. Освободи меня!
— Смотри как следует!
—Не могу… больше! Отпустите меня! — Еле видный рот образовал в крике ротовое отверстие, полное перламутровых зубов, череп сиял фосфоресцирующими переливами. Но в глазном яблоке вены потемнели, радужка стала черной дырой. Одинокий луч заклубился облаком, он стремительно возвращался к своему источнику. Было видно, как глазное яблоко нагревалось. Из глазных впадин пошел дым. Ясновидящая закричала, прикладывая к голове кости пальцев, а затем глаз подпрыгнул и перепрыгнул линию круга…
Как блестящий мраморный шарик он покатился по полу. На него кинулся кот Моугвит, радуясь новой игрушке. Он перекатывал шарик от одной лапы к другой, явно недовольный тем, что он такой горячий. В кругу ясновидящая билась в конвульсиях от сильнейшей боли, из ее пустой глазницы капали кровавые слезы. А Муунспиттл, упав на колени, пытался вырвать шарик из лап кота, который не желал отдавать свой трофей. Наконец Рэггинбоун накинул коту на шею свой шарф, Муунспиттл схватил глаз и кинул его владелице.
