Сергей Чичин - Поход клюнутого
Домашний слуга, как и было передано через Крейга, ждал у ворот с Рансером в поводу. Могучий боевой тяжеловоз не мог не привлечь внимание всего квартала: голозадая ребятня на него восхищенно таращилась издали, кто постарше и похрабрее — осторожно подступали, заготавливая в потных ладошках морковки и яблоки, а визгливая тетка из ближнего окна призывала отогнать этое безобразие от ее любимых кустов жимолости. Слуга, парнишка сообразительный и хорошо вкуривший особенности межклассовой дипломатии, на нее и ухом не вел, так что огромный жеребец вальяжно обгрызал крупные розоватые цветки, шаря по окрестностям печальными карими глазами. Рансер был в холке почти с Бинго ростом, черен как душа палача, с крупными залысинами на голове и белыми чулками на задних ногах. Лет ему было уже очень немало — капитан впервые сел на него, уже отлично выдресированного боевого скакуна, лет пятнадцать назад, и всего-то год тому перенес любимое седло на Клепсидру, не только более молодую и темпераментную, но еще и подаренную за особые заслуги Его Королевским Величеством. Рансер все еще оставался крепче баронского замка и сильнее любого быка, но продолжать кататься на нем означало обидеть августейшего дарителя, а на такое пойти сэр Малкольм не мог и не желал. Да и бойцовые ухватки старого жеребца на нынешней должности были ни к селу ни к городу. Конечно, старина заслужил лучшей доли, нежели пасть где-нибудь от недокорма под бестолковым гоблюком, но… но это еще вилами на воде писано, а вот дома ему все равно ничего не светило, кроме безрадостного прозябания в хозяйском стойле.
— Слазь с бедной животины, Бингхам! — капитан нарочито повысил голос, чтобы не дать ему предательски дрогнуть. — Далее поедешь вот на нем.
— Благодарствую, обосрался, — в отличие от благородного рыцаря, Бинго панических ноток в голосе скрывать не собирался. — Я давно смекнул, что ты смерти моей хочешь, да все никак не подберешь достаточно мучительного способа. Как же я полезу на такого баргамота? Он мне не то что ухи — всю башку отгрызет!
— Башка твоя ему не по вкусу придется. Это мой верный боевой конь Рансер, он меня столько раз от смерти спасал, до скольких все ваше племя в складчину не сосчитает! Когда выносил из боя, а когда и в самой рубке копытами своими повергал сильнейших.
— Еще и копыта у него, — с неудовольствием подметил гоблин и покосился вниз, на упомянутое явление. — Фу ты, мать, да какие копыта-то.
— Перековать не успевали, — доложил слуга, при виде хозяина вытянувшийся по всей строевой форме во фрунт. — Так что подковы старые. Ежли возможность будет, к кузнецу бы свести его, заменить.
— Как чего по кузнечной части, так я сам слажу, — подал голос Торгрим. Он в отличие от Бинго коня изучал с явным удовольствием — еще бы, не ему ехать! — Вот так зверь, сэр Малкольм! Я по этой части, ты ж знаешь, знаток невеликий, но природную мощь издалека вижу. С такого да на эту поплясушку, — он покосился на Клепсидру с неодобрением и этим актом заработал от Бинго очко в актив. — Как только и решился-то?
— Не обижай мою лошадь, сэр Торгрим. Она мало того что дорога, так еще и отменными ходовыми качествами обладает. А Рансер — он да, он могуч и неутомим, но неспешен. На нем только шагом, зато хоть на край света, а если вдруг доведется сорваться в галоп, то разве что на версту-две, а после надо будет отхаживать. Нипочем бы не отдал, но под Бингхамом любая иная лошадь долго не выживет, а этот его снесет, не пыхтя, даже если обоих заковать в железные доспехи.
— Вот только этого еще не надо, — Бинго негодующе извернулся. — В кожаных-то латах уже весь упрел, не хватало еще в железках париться, когда вон даже дварф налегке щеголяет.
— Ты слезай, слезай, пока не раздавил животинку. Я пригляжу, чтоб Рансер тебя не покалечил так уж сразу.
Амберсандер соскочил с седла, придвинулся вплотную к тяжеловозу и обхватил его обеими руками за шею. Тетка из окна оборвала свои фоновые трели, понявши, что пришел господин серьезный, на такого нагавкаешь — как бы всерьез не принял и на цепь не посадил.
— Ты меня прости, старый друг, — пробурчал сэр Малкольм в рансерову белесую лысину. — Нам бы с тобой пасть еще лет десять назад, в расцвете сил и воинской славы, в одном из памятных сражений, да вишь ты, как вышло — отмахались, будь оно неладно. Желал бы я тебе судьбы лучшей, но одно точно знаю — нет судьбы горше, чем сгинуть без дела и в забвении. Так что ты уж давай, не ударь в грязь мордой! Покажи им всем, и особенно этому задогрызу Бингхаму, что за сокровище такое — рыцарский конь.
— Бингхаму сокровищ лучше не показывать, мне кажется, — предположил Торгрим вопреки обычной своей деликатности.
— А чо ты имеешь против сокровищ? — набычился Бинго.
— Против сокровищ я имею сплошное «за». Опасаюсь только, что тебе как сокровищ отсыплешь, так и утратишь твое внимание да прилежание, они и так-то рассеяны.
— Не скажу, что прямо вранье, хотя это и ранит мое достоинство, — самокритично признал гоблин и сполз с седла. — Ты, железный лоб, держи эту напасть покрепче, потому как я на нее сейчас стану запрыгивать, а от этого все, кого я доселе знал, оченно нервничают.
— Не на нее, а на него! — сурово рыкнул капитан. — Это конь, жеребец, мужчина, чтоб ты знал — не хуже тебя.
— Это уж я и сам понял, — кисло признал гоблин и перстом указал, по какому признаку догадался. — Так что можешь не затевать песней про то, что он, мол, член семьи. Прекрасно понимаю, что именно это он и есть, двух таких колбас ни в одном семействе не сыщется. И оттого мое достоинство скорбит еще пуще.
— Завидуешь? — ухмыльнулся Торгрим.
— Наверное, — Бинго неуверенно пожал плечами. — И это опять же уязвляет мое… А, понял, в чем заковыка с достоинством — просто писать хочется. Вы тут погодите, никуда без меня не девайтесь, я мигом!
— А ну, стоять! — рявкнул Амберсандер, осаживая припустившегося к изгороди гоблина. — На улице гадить запрещено, за это штраф положен, а за злостное нарушение так и плетьми пропишу поучить. Ворота видишь? Вот за них выходи и хоть весь мир запрудонь, а в городе чтоб порядка не нарушал. Лезь в седло!
— Нет, ну я все бы понял, слыхал про вашу придумку — дисциплину, но чтоб вот так!..
— Как — так?
— Естественные потребности урезать, вот как! Добро еще, когда в порядке воспитания или там наказания в еде отказывают, хотя никакое оно не добро, а сплошное надругательство. Но уж когда изнутри не выпусти?!
— Дольше проторгуешься, друг Бингхам, — прогудел Торгрим увещевательно. — Дешевле за ворота выскочить.
— А там опять слезать с этого сарая, а потом обратно громоздиться? Это только гзуры все, что ни спроси, на скаку умело справляют.
