Тимур Туров - Ядовитая кровь
– В Сечь вернемся... – пробормотал Чугайстр, сходя с коня.
– Если вернемся, – спокойно сказал Черепень, забирая повод Чугайстрова коня. – Ты не забыл, что мы только с Сечи едем? Дела мы еще и не начинали вовсе.
– Вернемся – поговорим иначе, – пообещал Чугайстр.
– Поговорим, отчего ж не поговорить, – Черепень еле заметно улыбнулся. – На хутор ко мне приедешь – потолкуем.
Атаман обернулся к Владу:
– А ты чего в седле? А-ну, живо!
Влад спрыгнул с коня, под ногами захрустела выгоревшая трава.
Черепень съехал в балку, уведя с собой коней.
– Тьфу ты, – сплюнул Чугайстр. – Все из-за тебя, Приблуда! Ну чего ты ко мне прицепился? Козаки сейчас водичку свежую пьют, а я тут...
Чугайстр поднялся на холм, сел на землю, по-турецки скрестив ноги, достал из-за пояса пистоль, пороховницу и стал менять порох на полке, бормоча что-то в длинные вислые усы.
Влад сел в стороне от него, не слишком далеко, но и не вплотную, чтобы не вызвать очередного приступа воркотни. Чугайстр славился вздорным характером и умением цепляться к любой мелочи в словах или поступках людей, которых он недолюбливал. А таких, чтобы Чугайстр любил, на свете было мало. Даже себя самого старый козак держал в черном теле и рваной одежке.
Как в думе про козака Голоту, что пел слепой лирник прошлой зимой на Сечи. Вот свое оружие Чугайстр холил и лелеял, чистил при каждом удобном случае, перезаряжал пистолеты, подправлял лезвие сабли и кривого кинжала, украшенного яркими камнями большой цены, как говаривали знающие люди.
Даже в самые тяжелые для себя дни Чугайстр не соглашался продать свое изукрашенное оружие, даже камешка не вытащил, чтобы купить себе жупан или свитку. Зимой у него тулупа не было, сидел Чугайстр до самой зимы в коше с другими бессемейными козаками, трубку курил, песни пел, и вспоминал старые годы, походы и друзей, равных которым в нынешние куцые годы и нет больше.
У Влада – он все не мог привыкнуть к тому, что должен называться Приблудой – пистолета не было. А сабля была выкована кузнецом на Сечи из старого железа, рукоять была деревянная, обтянутая кожей, ножны простые, без украшений и узоров.
Козак в походах богатеет, а у Влада-Приблуды этот поход первый. Да и не поход, а так, вылазка. Поход – это десятки «чаек», сотни всадников, горящие татарские села и города, горы захваченного добра, визжащие пленницы... или сотни чубатых голов на кольях вдоль Перекопа, десятки тел с содранной кожей на рынках Кафы и Бахчисарая, если не повезет козакам.
Влад вытащил из ножен свою саблю, осмотрел лезвие. Чистое, ровное, без зазубрин. Да и откуда зазубрины, если еще ни в одном бою не побывал Приблуда. И саблю ему справили только перед самым походом.
Приемный батька, Охрим, после того, как пришел в дом Черепень и про что-то проговорил с ним целую ночь, пошел к кузнецу, захватив с десяток серебряных талеров, что привез из самой Германии лет двадцать назад.
На следующий день кузнец сам принес саблю в дом, молча положил на стол и ушел, не прощаясь, как и не поздоровавшись.
Родные сыны Охрима подошли к столу, молча рассматривали саблю, не имея права к ней прикоснуться, а Охрим подтолкнул Приблуду, велел взять оружие и поцеловать.
Сейчас уже серебро на лезвии потемнело, но тогда блестело, отражая свет лампады под образами.
– В поход тебе, сынок, – сказал Охрим, а Охримиха всхлипнула возле печки.
Хоть и не родной был Приблуда, а любила она его. Жалела. То ли за то, что пережил он раньше, то ли за то, что суждено ему испытать в будущем.
– На, – сказал Чугайстр.
Влад вскинулся, отгоняя видение прошлого, и с удивлением увидел, что Чугайстр протягивает ему один из своих пистолей, с раструбом на конце ствола.
– Заряди, – сказал Чугайстр. – Учись с оружием обращаться, пригодится.
От балки потянуло дымком – козаки готовили обед. Оно и правильно – лучше сейчас, чем ночью. Ночью и огонь виднее, и дым слышен дальше. А в такую жару, да еще с ветром – дым от небольшого костра и не заметен вовсе.
– А куда мы едем? – спросил Влад.
Вот уже три дня мучил этот вопрос Приблуду, но все не решался он спросить у козаков.
– Не закудыкивай! – строго сказал Чугайстр. – Трясця твоей матери! Как приедем – сразу поймешь. Если приедем.
Голос старого козака стал сухим, безжизненным. У Приблуды даже мороз по коже пробежал от этого голоса. Будто и не живой уже Чугайстр. И все они уже не живые. Даже оба характерника уже не живут, а так, доживают последние дни.
Из балки вылетел орел, сделал круг, пролетев над самой головой Приблуды. Тот пригнулся, схватившись рукой за шапку – прошлый раз характерник шутки ради шапку у него с головы сорвал и отнес на две сотни шагов в сторону.
– От бисов сын! – буркнул Чугайстр, без особой злобы, впрочем. – Полетел округу смотреть. Значит, скоро и мы к котлу пойдем.
Приблуда успел пистолет перезарядить, прежде чем Самохвал появился из балки и позвал обедать.
Костер уже загасили, козаки сидели вокруг казана, держали ложки в руках. Ждали, пока Чугайстр с Приблудой сядут в круг и Черепень разрешит есть.
Влад, садясь к котлу, заметил свеженасыпанную кучу земли, пару чужих коней в татарской сбруе и татарское же оружие, сложенное на кошме возле обложенного камнями родника: два сагайдака, два лука, два копья с пучками лошадиных волос у наконечника, два кожаных щита. Переметные сумки стояли возле оружия.
– С богом, – приказал Черепень, и ложки принялись работать, но не как попало, а по старшинству своих хозяев, по возрасту, по заслугам.
Дошла очередь до Приблуды. Густой кулеш из пшена с салом обжигал, и Приблуда часто задышал с открытым ртом, чтобы остудить.
– Что, горяче? – участливо спросил Звыняйбатько.
– Горяче, – кивнул Приблуда, зная, что последует за этим, но выполняя ритуал.
– Студи, дураче! – разом выдохнули козаки и засмеялись.
Засмеялся и Приблуда.
– Тут кто-то был? – отсмеявшись, спросил он.
– Был, – ответил Волк. – Два татарина сторожили дорогу, да не усторожили себя.
– Дорогу? – удивился Приблуда. – Тут же нету дороги, степь одна. Шлях там, западнее.
– То общий шлях, все его знают, а тут... – Волк усмехнулся, облизал ложку и сунул ее за голенище, рядом с ножом. – Тут та дорога, что мы ее искали. И нашли. И значит это, что этой ночью...
– Волк! – Голос Черепня прозвучал резко, как свист атаманского канчука.
– Волк, – сказал Волк и усмехнулся недобро, по-звериному скаля зубы. – Я – волк. Я вас сюда привел. А он... Ты ему когда скажешь?
– Пасть закрой! – прикрикнул Черепень.
– А, ну вас! – махнул рукой Волк и вскочил на ноги. – Хочешь, Приблуда, я тебе саблю подарю? Хочешь? И татарского коня отдам, будет у тебя запасной. Выбирай!
