Артем Каменистый - Сафари для победителей
— Зачем вам это делать? За награду стараетесь? Ее редко кому дают, да если и дадут, то несколько медяков. Стоит ли из-за такой мелочи выдавать своего врагам?
Зловеще улыбнувшись, женщина пояснила:
— Офицер армии Династии нам не свой. Ты заметил сам, что мы не местные, — это правда. А знаешь, откуда мы? Из самого Энтерракса… столичные жители… Хороший у нас клан был, пока… Заговоры случались часто, и доставалось при этом не только вельможам. Видишь этих ребят — это мои сыновья. Раньше их было пятеро. Пятый… Он стоял на посту, и офицер ему приказал вернуться в казарму. Тот офицер был из заговорщиков, но мой мальчик этого знать не мог. А когда всех начали хватать, то и для рядовых нашли место в подвале… и палачей тоже для них нашли… А нам приказали покинуть город, взяв с собой лишь то, что сумеем унести в руках. Когда-то у меня ночная ваза была из позолоченной бронзы, а теперь… Старик, уходи. Мы не знаем, кто ты для этого человека, и не очень хотим знать. Его получат солдаты и посадят в загон для пленников. Он будет мокнуть под дождем и жевать сухую траву. Это наша маленькая месть Династии, и мы от нее не откажемся, — уходи.
Понимающе кивнув, учитель с сожалением произнес:
— Да, у вас есть причины ненавидеть офицеров Династии. И я не буду препятствовать, если вы переловите всех беглых старших чинов, что еще не оказались за колючей проволокой. Но за единственным исключением — этот человек пойдет со мной. У меня есть приказ забрать его, и я обязан повиноваться. В ваших интересах не препятствовать мне. При нем была дорогая печать — можете оставить ее себе, как и его кинжал. Это ценные вещи, и вы выручите за них много денег — этого вполне хватит, чтобы подкупить вашу жажду мести. Человек уйдет со мной.
Верзила с мушкетом нетерпеливо выдохнул:
— Мама, да чего ты слушаешь этого старого пня? Вели гнать его в шею — я такого пинка отвешу, что покатится до дальних огородов, а может, и дальше.
Женщина, внимательно всматриваясь в лицо старика, вдруг напряглась, будто почти узнала в нем кого-то знакомого. Она еще не поняла, кто перед ней, но пробуждающаяся память уже выдала свой вердикт: ей и ее семье грозит опасность. Этот человек не такой безобидный, как кажется.
— Убейте его, — нервно выдохнула хозяйка дома.
Сыновья этой женщины были людьми простыми и нагловатыми, как и положено выходцам из среды столичного мещанства. Прикажи она отдубасить бродягу палками и оставить валяться за околицей — выполнили бы в тот же миг. Но законченными злодеями они не были — к таким кровожадным словам оказались неподготовленными.
Замешкались.
Впрочем, прояви они даже максимально возможную расторопность, вряд ли бы это что-то изменило.
Меч опередить можно. Но не этот…
Старик шагнул вправо, уйдя с воображаемой линии, протягивающейся из темного зева мушкетного ствола. При этом он вытянул правую руку вверх и в сторону. Сталь, возникшая из ниоткуда, веером брызг отбросила воду, стекающую с крыши хлева, обгоняя капли дождя, ринулась вниз, коснулась ладони стрелка и, будто отразившись от нее, подпрыгнув, ужалила в шею.
Зрители не успели ничего этого заметить — просто блеск стали, брызги воды и чего-то красного, отсеченный палец, полетевший в лужу, и заваливающийся на колени младший брат. Фитильный мушкет — оружие примитивное и в обращении небезопасное — аккуратности требует.
Вот и сейчас подвел — пыхнул порох, грохнул выстрел. Еще один брат выбыл из боя, даже не успев начать его: получил заряд рубленых гвоздей в лицо и завалился на кучу размокшего навоза, в агонии размазывая по щекам вытекающие глаза.
Шаг вперед, причудливое движение клинка — кончиком коснуться руки чуть выше предплечья, затем провести от уха до кадыка. Меч — не пуля, останавливающее действие невелико: даже с пронзенным сердцем враг может продолжить бой — надо не оставлять ему ни одного шанса. Сухожилия на руке перехвачены, бицепс разрезан надвое, подсеченная голова заваливается набок, выпуская фонтан крови на последнего противника. Тот единственный, кто что-то пытается сделать: начинает замахиваться простой дубинкой. На этот раз оружие старика не стремится к изяществу — почти грубо бьет единым боковым ударом, перерубая руку у локтя и глубоко вгрызаясь в шею.
Первая жертва, припав на колени, начинает заваливаться набок, а отсеченная рука последней еще не коснулась грязи двора. Бой окончен.
Старик, не обращая внимания на застывшую статуей женщину, шагнул к Амидису. Он больше не был стремительным и невесомо-изящным — движения его были утомленны и грубы. Ухватив веревку, с трудом вытащил узел, отпустил. Освобожденный донис кулем рухнул в грязь, со стоном прижимая к груди затекшие руки.
— Сейчас кровь начнет возвращаться в ладони, и будет очень больно, — вежливо предупредил старик.
Амидис на это ничего не ответил — ему и без того было настолько плохо, что он не верил в ухудшение ситуации.
— Я вспомнила, кто ты, — безжизненно-спокойно произнесла хозяйка дома.
Обернувшись, учитель взглянул на постаревшую в один миг женщину:
— Мало осталось тех, кто помнит меня, а еще меньше тех, кто может узнать.
— Я видела тебя, когда была еще девочкой. Теперь ты сильно одряхлел. Дряхлые ножны для истинного меча…
— Время… Слишком долго даже для меня…
— Ты убил моих сыновей. Ты не имел права их судить. Это был не твой суд.
— Пожелай я их убить, они бы умерли сразу, без долгого разговора. Они могли жить и дальше, но ты решила иначе.
— Да, я ошиблась. Не смогла сразу вспомнить тебя. Ты — Меч, ты умеешь только убивать. Странно, что ты появился только сейчас. Где же был все эти годы?
— Я читал. У меня было много книг — это все, что было мне доступно. В твоем доме остались женщины и дети. Ступай к ним. Вам надо подготовить тела к похоронам. А мы сейчас исчезнем, и ты больше никогда нас не увидишь. Я не говорю, что мне жаль твоих сыновей, — я не умею жалеть. Но и кровь их мне ни к чему, ты же знаешь: мне нужна лишь одна кровь, и ее здесь нет. Мне нужно было забрать этого человека, а они мне мешали.
— Почему ты не убил меня, Меч? Я ведь тоже мешаю…
— У тебя нет оружия — не помешаешь. Ты не опасна для меня.
Женщина улыбнулась. Улыбнулась страшно — кривляясь от спазмов в сведенных губах:
— Значит, ты уязвим. Старые дряхлые ножны…
— У меня приказ — я просто его выполняю.
— Да, я тебя не виню — в этом ты не изменился. Приказ — это приказ. Виноват тот, кто тебе его отдал. Может, даже он не был жесток — просто не знал, что, даже отдав тебе безобидный приказ, можешь получить такое… Все же советую тебе меня убить: так будет лучше для всех.
