Анна Мистунина - Искупление
— Не спеши утверждать.
Оун дернулся:
— Ты знаешь? Ты видела такую возможность?!
Кати промолчала. Оун заговорил с напором:
— Да, это не мое дело, Сильная, но это заметно не только мне. Сильнейший больше не мыслит трезво, рано или поздно все это поймут. Он нянчится с этим мальчишкой, Моуретом, всюду таскает его с собой. Щенок уже задрал нос выше всякой меры, а ведь Силы в нем… Ты сама видела.
— Я знаю это, Оун.
— А знаешь ли ты, что несколько ночей назад в лесу поймали дикарку — ту самую девчонку, из-за которой наш дикареныш сбежал в первый раз?
— Нет, этого я не знала, — проговорила Кати, удивляясь всколыхнувшейся тревоге. — Странное совпадение. Кто ее поймал, Оун?
— Да уж не я, будь уверена. Я убил бы ее на месте, а не потащил к Амону.
— Разумно…
— Я и хотел это сделать вчера, когда впервые понял, что здесь не так. Меня не подпустили. Ее берегут как птенца грифона, и меня это беспокоит все больше. Сильная… Прошу, посмотри в будущее.
— Ты хочешь, чтобы я выяснила намерения Главы Совета и рассказала о них тебе? Это преступление, Оун.
Маг не дрогнул.
— Как и воскрешение проигравшего, Сильная Кати. Это ведь ты сделала, больше никто не смог бы. Я прав?
— Прав. А теперь, откровенность за откровенность — после всего, после всех этих лет, ты желаешь Карию смерти?
— Смерти — да. Но только смерти. Он все еще мой ученик, хорошо ли, плохо ли, но я за него в ответе. И не могу допустить…
— Значит, ты все понял, и смотреть будущее ни к чему. Амон торопится натаскать в магии мальчишку, чтобы тот стал нашим инструментом, чтобы его руки с нашей Силой открыли проход для существ. А теперь, как по заказу, он откроет его кровью этой девчонки. Сам и перережет ей горло, наверное. Потом в наших руках окажется Карий, и Амон покажет ему память сына — чтобы доказать, что все было напрасно, что погибель дикарям все-таки пришла через Кария, как Амон и предрекал. Худшего наказания для нашего принца и представить нельзя. Затем Амон прикажет Моурету убить отца, затем оживит его и снова…
— Амон безумен.
— Безумен, — согласилась Кати. — Только это, знаешь ли, оборотная сторона того безумия, что заставляет тебя волноваться о судьбе врага. Кажется, все безумие в мире нынче имеет Кария своим центром.
— Пусть так. Я намерен помешать Сильнейшему.
— Он этого не потерпит.
— Я рискну навлечь его гнев, Сильная. Я хочу опередить его и убить дикареныша, так, чтобы воскрешение стало невозможным. Но беда в том, что я могу не успеть. Как ответственный за зверюшек, я буду в самой их куче, слишком далеко.
— И ты просишь… меня?!
— Если я не сумею. Убей его, Сильная. Убей и выпусти всю кровь, чтобы Сильнейшему нечего было воскрешать.
— Он все равно попытается, — сказала Кати.
— Помешай ему. Ты Сильная…
— Почему для тебя это так важно, Оун? Разве мало у тебя учеников?
— Дикареныш не просто ученик.
— Значит, ты действительно к нему привязался? Какая… непростительная слабость!
— А ты? — огрызнулся маг. — Зачем ты его оживила?
Кати вздохнула.
— Это было слабостью. Ошибкой, которую я исправлю. Я убью его.
— Благодарю тебя, Сильная, — сказал Оун.
Мастер подчинения не смог заполучить столь ценную для Амона пленницу, Сильной же это не составило труда. Тем же вечером дикарка была в ее палатке. К тому времени до Кати дошел не один глумливый слух о любовнице самого Амона-младшего, не иначе как предвидением Сильнейшего попавшей к ним в руки, и безумствах, на которые полукровка пойдет ради ее спасения. Оба допущения казались сомнительными. Видя Амона, каким он стал, Кати скорее поверила бы в случайность, чем в расчет, требующий немалого усилия в области высшей магии. Что же до Кария… Его Кати слишком хорошо знала. Выбирая меж любовью и преданностью, он без колебаний жертвовал любовью. Когда-то Сильнейший, думая сломить волю сына, заставил его убить друга. Амон просчитался — как и во всем, что касалось Кария. Перерезав старому знакомцу горло и взяв Силу его крови, тот не научился покорности, зато научился приносить жертвы. Умение, которым с успехом воспользовался уже вскоре.
Разум дикарки таил немало сюрпризов. Она не была Карию любовницей — всего лишь воздыхательницей. О его чувствах судить было труднее: ответственность? Благодарность? Ни то, ни другое не помешало ему бросить беременную девчонку в лесу и умчаться по делам императора. Карий оставался Карием.
А девочка была не только влюбленной и беременной — она была магом. Перспективным, хоть и совершенно необученным. Отличное, штучной работы заклятие подчинения за три дня почти выдохлось. Разум дикарки рвался на волю. Кати легко могла наложить новые узы или вовсе, быстро и безболезненно, убить ее. Это было бы разумно и милосердно. Жестокостью казалось оставить ее в живых и позволить Сильнейшему воплотить свои планы. Но — маг? Беременная дикарка-маг. Зита вступилась бы за нее, защитила бы любой ценой. Некстати подумалось, что срок беременности у обеих одинаковый — шесть недель. Убить легко, но не станет ли убийство той гранью, которой ни Зита, ни сама Кати переступить не смогут? И готова ли она рискнуть? Нет и еще раз нет.
Но и возвращать девчонку дикарям Кати не стала бы, даже будь у нее такая возможность. Она довольно помогала Карию и довольно в том раскаивалась. Пусть все идет, как идет.
С таким поистине дикарским решением Сильная отправила Тагрию к остальным пленникам. С той самой ночи у костра, когда пророчествовала бывшим рабам, Кати не заглядывала в будущее и не собиралась этого делать впредь.
Она не изменила решения и узнав, что в ту же ночь девчонка пересилила заклятие и чуть не сбежала, ясней ясного показав, что способна к магии. С отстраненным любопытством Кати наблюдала, как неприятная истина открывается мастерам Силы — всем, кто был вправе знать. Им, искушенным, знание не принесло особых потрясений, лишь уязвило и без того потрепанную гордость. Многие, как Оун и сама Кати, догадывались и раньше, догадывались — и только пожимали плечами. Куда больше их заботила реакция младших магов, когда правда выплывет наружу. Помня Зиту, Кати понимала и беспокойство собратьев и поспешность, с какой Сильнейший ускорил приготовления. Оставалось дождаться немногих: одна группа из пятидесяти магов в момент призыва оказалась занята в столкновении с дикарями и теперь задерживалась. Амон ждал их со дня на день. Сейчас, когда запах победы почти щекотал ноздри, сомнения и разброд были бы хуже, чем некстати.
Тагрию заперли и охраняли теперь неусыпно. Пока происшествие удавалось сохранить в тайне. Тем более удивительным казалось упрямое нежелание Амона убивать девчонку раньше времени. Едва собрался Совет, Норн заявил с обычной своей бесцеремонностью:
