Путь на восток - Белл Том

Соберутся с одной-единственной целью.

Судить его.

Вот так все и кончится? Не на поле боя и не в старости в собственном доме. Его ждала смерть от рук палача…

Сердце Хуан Джуна забилось быстрее. Он сжал кулаки и выровнял дыхание. Любой другой на его месте уже бежал бы прочь, пытаясь спасти свою жизнь. Но только не Хуан Джун.

Он никогда не отступал.

Этому его научил Генерал. И воин следовал этим заветам всю жизнь.

Бежать некуда. Весь город в клещах Имперской армии и Нефритового легиона.

Бежать – значит признать вину. И на совести Хуан Джуна действительно была вина. Настолько тяжкая, что по законам Империи ему действительно следовало расстаться с жизнью. Но он знал, что в тот момент поступил правильно. Что, не сдав старого друга палачам, он спас не только его жизнь, но и что-то бо́льшее. Он чувствовал себя камешком, что скатился по склонам крутых гор и вызвал гигантский камнепад. Он должен начаться совсем скоро. Осталось чуть-чуть. Но увидеть этого ему не суждено. Его ждет расплата, и бежать от нее он не мог.

Бежать – значит принять поражение.

Хуан Джун разжал дрожащие руки, отодвинул от себя свитки и встал из-за стола. Свет закатного солнца пробивался в узкие окна его кабинета. Время почти пришло. Он должен торопиться, чтобы не опоздать на собственную казнь.

Воин положил пояс с мечом на стол, провел ладонью по кожаным ножнам, словно гладил стан любимой супруги, какой у него не было никогда, затем вынул из сапог ножи и оставил их рядом с клинком. Подарок Генерала сиротливо смотрел на него. Они расстались впервые за долгие годы.

Хуан Джун тяжело вздохнул и окинул свой кабинет последним взглядом. Здесь он провел много лет, трудясь на благо Империи. К несчастью, ему самому никакого блага это не принесло. Поправив форменный суконный халат красного императорского цвета, он наконец собрался с духом и вышел из помещения.

Ноги понесли его по уже привычному пути, через огромный двор, в котором с легкостью поместился бы небольшой город. Императорский дворец и был таким городом, закрытым для простых смертных, где жили и работали чиновники и послы других стран, проводились государственные встречи, ковались самые выгодные сделки и вершились судьбы. Хуан Джун чуть замедлился перед фонтаном Двенадцати императоров, едва ли не самой главной святыней во всем дворце.

Двенадцать терракотовых статуй, отображавших каждого из предыдущих правителей Империи, одна величественнее другой. Их гордые, суровые и вечно молодые лица смотрели сквозь Хуан Джуна надменными взглядами, словно тот был пустым местом.

«В их глазах я, наверное, и правда ничто».

Понурившись, воин прошел мимо фонтана, не слыша ни журчания воды, ни возмущенных криков павлинов, что путались под ногами. Он миновал извилистые лабиринты из подстриженных кустарников, перешел по длинному широкому мосту над огромным рукотворным прудом, в котором плескались карпы, и начал восхождение по бесконечно высокой необъятной лестнице, ведущей к дому Императора. По каждой из белых мраморных ступеней могли в ряд проехать несколько всадников. Стук каблуков гулко разносился по округе, привлекая к себе внимание солдат, стоявших на страже дворца на всем протяжении лестницы.

Но Хуан Джун ничего не слышал. Страх оставил его по пути к дворцу. Он тупо смотрел себе под ноги, даже когда распорядитель призвал собравшихся в тронном зале сановников к тишине, а секретарь сделал первый росчерк в свитке, обозначив начало заседания.

Они выступали один за другим: министр за министром, аристократ за аристократом, военачальник за военачальником. Они произносили страстные речи, стоя под кровавыми знаменами с хищным золотым фениксом, топтали подошвами безмерно дорогих туфель бесценный красный бархат, покрывавший полы из безумно редкого дуба и чернейшего оникса. Они размахивали руками, разбрасывали бумаги, кричали и спорили друг с другом.

Но Хуан Джун не слышал.

Он смотрел в одну точку, стоял не шевелясь, а мысли его унеслись на двадцать лет назад, к безымянной деревушке, где жил со своей семьей его старый друг, Си Фенг. Уходя в очередной военный поход, друг превращался в прославленного Генерала-Бурю, в великого полководца, способного свернуть горы ради Империи. Но здесь, в этой маленькой деревушке, вдали от интриг и суматохи столицы, он жил со своей семьей и был просто Си Фенгом.

Хуан Джун помнил его маленькую черноволосую дочку. Помнил, как она смешно бегала по двору их небольшого дома, как смеялась, как смотрела на него чистым взглядом дивных голубых глаз.

Хуан Джун помнил тот роковой весенний день, когда впервые приехал в эту деревню, не к другу и его семье, а по зову долга. Его отправили разведать северные границы, откуда доходили слухи о готовящемся вторжении. Он предупредил его, не Си Фенга, но Генерала, предупредил о том, что беда скоро будет здесь, и направился по узкому каменному мосту над ущельем дальше в горы. Он шел ночь и день, когда его застигли врасплох. Это был долгий бой и самый трудный в его жизни. Бой, в котором он одержал верх.

Но не смог пережить.

Его лучшая часть погибла тогда, вместе с безымянной деревней, вместе с семьей Си Фенга, вместе с его маленькой дочерью, той голубоглазой озорной девчонкой.

Хуан Джун не боялся смерти. Слишком много на его сердце было шрамов, что делили жизнь на прошлое и настоящее. Что же до будущего?

Его не будет.

Он уже умер однажды.

Умрет и сегодня, если такова воля Императора.

Он стоял, уставившись в одну точку перед собой, когда заговорил незнакомый ему человек. Он не видел прежде этого чиновника, старика, с морщинистым лицом в пятнах, с собранными в тугой пучок жидкими седыми волосами, облаченного в длиннополые одежды цвета спелых слив, расписанные узорами в виде белых журавлей.

– К-казнить! К-казнить его! – говорил он, заикаясь через каждое слово. – Он п-подвел Им-мператора! Он не дов-вел дело д-до конца! Он должен б-был пок-кончить с п-предаталем, и его нер-расторопность привела к-к трагедии!

– Верно! – воскликнул грузный, наверняка не видящий собственных ног из-за живота министр военных дел, подпрыгнув. – Сопровождавший именно его агент-шаньди был недавно найден мертвым в порту возле причалов. Совпадение, скажете? Не думаю! Он – пособник мятежников, ручаюсь!

Что ж, значит, тело все-таки нашли. Прошло много времени, но его все же нашли. Монах сделал свое дело, но недостаточно хорошо.

Последняя надежда на благополучный исход утекла сквозь пальцы.

Теперь все точно решено.

– Вина не доказана! – крикнул главный дипломат Империи в белоснежных одеждах и с красивым лицом. – Наказать за то, что промедлил с казнью предателя Си Фенга, возможно, стоит. Но не казнить же его самого!

– К-казнь искуп-пит его грехи! – сморщенный старик пищал, как подросток. – Н-не забывайте! Это о-он встреч-чался с мятеж-жником Ма-а Тэном. Кто з-знает, о-о чем они т-там договорились?

– Точно! – потряс кулаком толстый министр. – Владыка, позвольте, я лично отведу этого предателя к палачу!

– Это верноподданный Императора, и на встречу он отправился по воле нашего господина, а не по собственной прихоти, – вновь заговорил дипломат. – Как можно винить его за то, что мятежный князь нарушил слово и продолжил войну? Вы не забываетесь, мой друг? Вы проделали удивительный путь от базарного ростовщика до посланника самого магистра Шень Ена. Однако вы находитесь здесь, чтобы представлять своего владыку, а не судить подданных Его Императорского величества.

– Все одно, нет ему веры! – толстяк гневно глянул на подсудимого. – Эй, ты, как там тебя? Почему молчишь? Стыдно за свои злодеяния? Что скажешь в свое оправдание?

Весь зал притих. Можно было расслышать, как нервно почесываются чиновники, как сглатывают слюну министры, как в нетерпении постукивают пальцами по костяшкам военачальники.

Это было не просто заседание, это война. Да, она велась не мечами и топорами, а перьями и словами, но все равно оставалась войной. Здесь были свои собственные генералы и правители. Были и свои жертвы.