Завеса Звездной пыли и Жестокости - Форд Анали

Сложнее всего было поверить в существование фейри-чтецов.

Магия, которой владел этот род, ограничивалась привычными всем трюками и караванами, путешествующими в мире людей, если повезет там оказаться. Если же нет, то они обвинялись в ереси, и неважно, против королей или богов, и заканчивали свои дни на плахе.

Я никак не могла выбросить из головы мысль о том, что если бы люди знали, по-настоящему знали, на что способны чары, беспокоились бы о таком меньше всего. Я теперь знаю, как магия способна разрывать миры. По сравнению с этим способности Чтеца считались пустым звуком.

И все же такими способностями владеть мне не пришлось.

Чтецы походили на Провидцев тем, что их магия зависела от интеллекта, а не от физической подготовки. Тогда как магия Сирена физически перемещала его и остальных фейри из одного места в другое, магия Чтеца больше напоминала колдовство Террека. Если магия Провидцев позволяла фейри увидеть и услышать то, что происходило в других местах, магия Чтецов помогала ступить на более зыбкую территорию – разум.

Насколько я успела понять, способности Чтецов отличались сильнее, чем у представителей любого другого рода. Некоторые особо умело предсказывали будущее. Другие лучше понимали, когда другой фейри лжет. А третьи могли вытащить из фейри правду так, что тот даже и не поймет, что его к этому принудили.

Самой же распространенной способностью было своего рода гадание на картах.

Сирен предложил отдать предпочтению этому искусству, потому что, как и омуты, о которых меня предупреждала Итрис, Чтецы или фейри, пытавшиеся им подражать, подвергались опасности затеряться в изучаемом ими разуме.

Я отведала магии, как бы мимолетно и странно это ни было, и теперь жаждала больше.

Сирен объяснил это переполнявшими меня эмоциями, связанными с тем, что я училась быть фейри, но в том таилась не вся правда. Возможно, если бы могла пользоваться магией Чтеца, я бы распознала скрытое предупреждение.

Я ошибочно полагала, что, обуздав эту часть себя, смогу ее насытить… но в этом и проблема. Сирен обещал научить меня быть фейри, а я училась слишком быстро.

Сущность фейри подразумевала, что ты не можешь насытиться.

Чем больше брала, тем больше хотела.

Чем больше себе позволяла, тем большего желала.

Чем больше узнавала, тем больше задавала вопросов.

Стало приходить понимание, почему Сирен потребовал этого взамен на сделку. Он был уверен, что эта часть меня одержит верх, что, если познаю бесконечную, неутолимую жажду фейри, у меня не хватит сил от нее отказаться.

И у меня не останется сил вернуться назад.

Не будь я все же человеком, привязанным к Алдерии, и не имей крови фейри, бежавшей в моих жилах, он бы оказался прав.

А если бы не Сол, он уже тотчас оказался бы прав.

Но я оставалась человеком, я должна была думать о Соле. Конечно, я научусь быть звездной фейри… но в конце концов вернусь назад. Дело было вовсе не в моей силе, а в слабости.

Принцип карт Чтецов был довольно прост. Благодаря практике почти любой звездный фейри мог ими в той или иной степени пользоваться – предсказать будущее или же помочь принять решение, – по крайней мере, так мне сказала Элви, когда принесла новую колоду, подготовленную для меня Сиреном. Только представитель рода Чтецов мог свободно прочесть их, но даже это стало определенной проблемой.

Даже если бы я могла вытащить дюжину колод с той точностью, которая помогла бы мне предсказать будущее, это все равно бы не имело значения. Проблема была не в том, чтобы прочесть магию карт… а в том, чтобы вообще их прочесть.

Я не задумывалась, как мне повезло, что фейри говорили на том же языке, что и люди… пока Элви терпеливо не объяснила, что дело скорее в хищной природе фейри, нежели в моем везении. Все фейри наряду с собственным языком изучали и человеческий по одной, и лишь одной причине.

Чтобы с человеком можно было заключить сделку, он должен был ее понять.

Язык фейри сам по себе состоял из энергии чар: его понимали все, кто слышал, так же как и фейри понимали все языки, на которых с ними говорили. Охотничий инстинкт, вплетенный в то, что и делало их фейри. Если волк не задумывался над поимкой оленя, то фейри незачем было думать над тем, как заманить человека в ловушку.

Вот бы то же самое относилось и к людям.

Похожие фокусы показывали и на фестивалях в мире людей, только в Алдерии на картах были изображения и символы, по которым каждый мог что-то предположить, прочесть их суть. Они изображали и ангелов, и демонов, и фейри, чуму и голод, богатство и бедность.

Но глядя в эти карты, я не могла отличить на одном изображении лицо от рубашки. Везде изображались фейри, волшебные предания, волшебные предупреждения и предзнаменования. Даже те, что казались довольно очевидными, – изображения черепов, теней и отродий, злых духов с горящими глазами или же иллюстрации черных пустых расщелин, – ни одна из них не означала того, чего я ожидала. Карты, которые, на мой взгляд, были злыми, на самом деле означали присутствие поблизости сильного защитника. Карты, на которых изображалось что-то хорошее, что-то позитивное, означали трикстеров и обманщиков, которые похищали души фейри.

Элви попыталась показать, где на замысловатых границах карт были написаны их названия, но я даже не могла разобрать букв, составлявших язык фейри, не говоря уже о том, чтобы попробовать прочесть слова.

Неважно, как я их вытягивала, и неважно, как я их раскладывала: все равно возвращалась к одной и той же проблеме.

Я не могла предсказывать по картам, потому что они для меня ничего не значили.

И я попыталась это объяснить Элви после нашего первого занятия вчера, но она отказалась останавливаться. Не знаю, Сирен ли ее так настроил, или же она сама себя искренне убедила в том, что на меня внезапно снизойдет озарение, необходимое для чтения карт. Или ей просто нужно было чем-то занять собственный разум.

Как бы я ни старалась уговорить ее сдаться, она не слушала.

Сегодня Элви даже принесла свою колоду карт для практики, сославшись на то, что с моими, должно быть, что-то не так. Хоть она и была невероятно терпелива, пыталась объяснить мне снова и снова, как лучше всего почувствовать намерения карт. Ее не следовало ни в чем винить, когда спустя долгое-долгое время она наконец сдалась. После очередного безуспешного дня решительное выражение лица Элви сменилось отвращением, когда она, раздраженно бросив последние три карты, оставшиеся у нее в руках, потребовала объяснить, что же меня отвлекало.

– Ты сидишь так весь день! – воскликнула она, с досадой очертив руками арку, подражая тому, как я нависла над открытым окном. Я не просто нависла над окном, а практически перегнулась через него, почти готовая спрыгнуть и разбиться насмерть, если быть честной. – Я знаю, тебе кажется, что ты не можешь прочесть эти карты, но ты ведь даже не попробовала. И нечего больше нести чушь о «языке фейри», за которую ты так держишься. Необязательно уметь читать карты, чтобы они работали. Просто… их нужно тянуть с намерением.

Прищурившись, она посмотрела на меня.

– Даже не пытайся говорить, что ты это и делаешь, – обругала она меня. – Мы обе знаем, что это не так.

Не было смысла спорить, ведь она, конечно же, была права.

Я правда отвлекалась.

Я едва ли обратила внимание на последние шесть карт, разложенных на полу, и дело было вовсе не в собственной убежденности, будто я никогда не уловлю их значения, а скорее в том, что с каждой последующей секундой двое принцев Аварата все с большей вероятностью могли возникнуть на пороге.

Я наблюдала за проходами, которые могла различить из окна башни, выискивая две серебристые мантии – предупреждение о том, что принцы поднимаются ко мне. Не могла заставить себя пожалеть о том, что пригласила их к себе, но я жалела о том, что была недостаточно конкретна. Я не хотела объяснять Элви, почему двое принцев Аварата пускают слюни на мою дверь.