Танит Ли - Повелитель гроз. Анакир. Белая змея
Уже сейчас Пандав следила за тем, что ест Теис. Основную сложность представляла нянька, без конца сующая девочке сладости. Мать также учила дочь самым простым движениям акробаток и танцовщиц. От природы Теис обладала способностями, но не могла надолго сосредоточиться. Кроме того, планировать какое-то будущее девочки было настоящим безрассудством. Разве не достаточно трудно воплощать в жизнь любые планы относительно самой себя?
Теперь только факелы сплетались в огненном танце.
Пандав повернулась. Словно двое пауков, нянька и ее дочь плели паутину из бус.
— Будь внимательна, нянька, — жестко приказала Пандав. — Я оставлю ее с тобой до заката. Помни о своих обязанностях перед ребенком Хозяина.
Безошибочные слова.
Увидев, что мать покидает ее, девочка снова засмеялась.
На деле Пандав всего лишь собиралась на рынок.
Завтра святой день, праздник Ках Дающей. Эруд ушел в храм на рассвете и не вернется раньше завтрашней полуночи. Еще одна причина для беспокойства Пандав — когда он находился в доме, она так или иначе ощущала его вторгшимся в ее личное пространство.
По закону храма все продажи и покупки должны были прекратиться до захода солнца, и на рынке стоял настоящий сумасшедший дом.
После двух неудачных попыток пробиться возничий остановил колесницу у стада оринксов, Хиддраксы задрожали. Пандав захотелось назвать его дураком и дать подзатыльник. Но вместо этого она лишь заметила медовым голосом:
— Хозяин, скакуны Эруда беспокоятся. Пожалуйста, сверни на ту сторону улицы.
— Невозможно, женщина, — ответил возничий. В ее случае «женщина» было почетным, а не унизительным обращением, произнесенным вполне уважительно. — Смотри, эти свиньи уже почти прошли.
Оринксы продолжали идти мимо них, протирая своей щетиной колеса и левые бока несчастной упряжки, пока мужчины с усмешкой косились на Чернейшую, а другие женщины суетились, как клещи на собаке.
Излишне возражать. В этом вся Иска. Она смирилась, как неподвластная годам огненная колдунья в горах, Тхиу… Ничто не имеет значения. Мы здесь, а здесь такие обычаи. Философия Равнин: мы владеем всем временем, но все может завершиться в одночасье. Потеря одной маленькой жизни — ничто.
Зачем думать о таких вещах? Жизнь лучезарна и совершенна.
Но, возможно, согласиться было бы удобнее. Не только во внешних проявлениях, а дальше, дальше. И что тогда? Есть сладости, отблагодарить Эруда, родив выводок мальчиков, стать пышной и дородной…
Пандав вынырнула из своих мыслей, словно из реки, вернувшись в палящий зной и шум рынка.
Над горбами теснящихся свиней, над толпой гуртовщиков, над палатками торговцев сластями и высокими кувшинами продавцов сладкой воды Пандав увидела в огороженном углу продажу рабов. Ограда была плохая — всего лишь веревка, натянутая между столбиками. На помост вытолкали партию из пяти мужчин, прикованных друг к другу за запястье. Они были обнажены, но кожа всех пятерых отливала металлической темнотой, чуждой Иске. На этом темном фоне выделялись шрамы и разрывы, приметы их прошлого занятия. Это галерные рабы, люди невероятной силы, но непригодные для службы. Всем известно, что, поработав веслом и привыкнув к кнуту, они больше ни на что не способны. Пятым из них был Лидиец. Регер.
Днище колесницы ушло из-под ног, Пандав словно повисла в воздухе. Но здравый смысл мягко схватил ее и вернул на твердую поверхность. Нет, это не Регер, не Саардсинмея и прожитая жизнь. Нет.
Однако если это не Регер, то как похож на него этот человек…
Стройный и мускулистый — иначе бы он не выжил — он был не так безупречно сложен, как сыновья Дайгота, профессиональные Клинки, и вдобавок старше, чем был бы сейчас Регер, останься он жив. Но он был красив, и в его манере держаться, в том, как он освободился от цепи и стоял в одиночестве, проступало что-то королевское. Он стоял и осматривался, в то время как остальные четверо сбились в кучу.
— Сюда, — обратилась Пандав к возничему. — Господину Эруду нужен телохранитель.
— Нет, женщина, — возразил возничий, слегка обиженно и укоризненно — в своей жажде доставить удовольствие своему господину она забыла использовать обращение «хозяин». — Нехорошо. Это какие-то закорские пираты, которых захватили вардийцы. Такое дерьмо годится только для рудников.
Пандав взяла себя в руки.
— Хозяин, позволь сказать тебе — господин Эруд приказал найти именно такого раба.
Не обращая внимания на женскую тупость, возничий не ответил. Одновременно с аукциона до Пандав донеслись голоса, говорящие то же самое. Несомненно, поскольку столичное жречество имеет долю в горных разработках Шансарского Элисаара, сейчас поступят и предложения этого рода.
Даже если он только призрак, его обязательно надо спасти.
Пандав сошла с колесницы. Возничий уставился на нее — женщины не ведут себя таким образом. Мимо этого места они идут, опустив глаза, пешком и без сопровождения. Черный леопард без покрывала, тонкая и прямая, Пандав прошла прямо к ограде, перешагнула веревку и вступила на запретную землю. Несомненное нарушение, но скорее смешное, чем грубое. В тишине, которая придавила брань и усмешки, Пандав подошла к помосту. Мужчины расступались, бормоча вслед оскорбления. Торговец окаменел.
— Прошу прощения, хозяин, — сказала Пандав, высоко подняв голову, но опустив глаза. — Это дело моего господина, жреца Эруда, Почитателя Ках.
— Да, мы знаем, кто держит эту черную суку, — закричал кто-то. Но торговец, бывалый путешественник, осознавая, что времена и обычаи меняются, благоразумно пробормотал:
— И что дальше?
— Он купит пятого раба, — прошептала в ответ Пандав. — Придержи его для господина Эруда. Деньги будут переданы тебе в течение часа. Не прогадай. Ты получишь хорошую прибыль.
— Согласен, — протяжно выдохнул работорговец. — А теперь, во имя Ках, уходи. Уходи!
Впервые за все годы в Иске Пандав подняла угол газового рукава и прикрыла им лицо. Она пробиралась обратно сквозь толпу мужчин, жалобно всхлипывая и вздыхая, чтобы успокоить их. Уходя, она ощутила изумленный взгляд пятого раба, то ли обжигающий, то ли холодящий ей спину. Она не была уверена.
Его накормили, вывели вшей, отскребли в ванне, вымыли и привели в порядок его волосы, побрили, обработали и перевязали две-три открытых раны, облачили в льняную одежду домашнего раба — и лишь после этого послали вверх по лестнице.
В голубой комнате на веранде сидела в кресле великолепная черная девушка с рынка и смотрела на него. Он представил ее с луком при каком-нибудь из дворов Междуземья, чувствуя, что это ей под силу, и удивился.
