Генри Каттнер - Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности
Он искоса взглянул на Хейла, который держал бинокль у глаз, чтобы скрыть, что он рассматривает своего партнера.
Сэм резко сказал:
— Хейл, что мы будем делать с Харкерами?
Хейл сказал несколько слов в микрофон, сделал жест в сторону невидимой дробилки, потом повернулся к Сэму.
— А что вы хотите сделать? — спокойно спросил он.
— Они слишком спокойны. Позволили нам выиграть — может быть, слишком легко. В прошлый раз они тоже заставили нас думать, что мы выиграли, пока готовили удар. Я знаю — это была моя ошибка. Тогда я был моложе. На этот раз я на уровне — я знаю, что нужно делать. И по-прежнему я не доверяю Харкерам.
Хейл смотрел на него со спокойной, ничего не говорящей улыбкой.
— Может быть, — загадочно сказал он. — Насколько вперед вы распланировали, Рид?
Наступила очередь Сэма уклоняться от ответа.
— Что вы имеет в виду?
— Я имею в виду, что через несколько лет — пять или десять — у нас будут неприятности. Вы и это предусмотрели?
Сэм вздохнул с облегчением. Итак, дело выплывает на поверхность. Со времени своего триумфа, когда он вырвал победу у бессмертных, обещав толпе бессмертие, они не разговаривали открыто с Хейлом.
И виноват в этом был Хейл. Он заботился, чтобы на их встречах всегда присутствовали другие. И постепенно для Сэма сделалось невозможным в открытую спросить его, знал ли он с самого начала, кто такой Джоэль Рид. Сэм распознал определенное психологическое давление, и оно ему не понравилось. В Хейле оказалось больше скрытой мощи, чем думал Сэм.
Но сейчас по крайней мере прояснилось одно — вопрос о бессмертии. Хейл знал правду. И пока молчаливо соглашался с обманом. Использовал добровольцев, которых другими путями нельзя было заполучить, связал свое имя с обманом, по сравнению с которым первоначальное мошенничество Сэма было пустяком.
Впервые ясно осознав это, Сэм почувствовал себя увереннее.
— Да, я предусмотрел это, — сказал он. — Мне хотелось бы не делать этого. Но цель оправдывает средства — иным способом мы ничего не добились бы.
Услышав местоимение «мы», Хейл слегка поднял брови. Но возразить ничего не смог. Он принял выгоды обмана и не мог теперь отказаться от ответственности.
— Да, не добились бы, — признал он. — Позже увидим, оправданы ли наши действия. Посмотрим, Рид. — Это было предупреждение. — Вы думали, как встретить кризис?
Конечно, Сэм думал. Но он быстро воспринял предупреждение. Значит, Хейл не до конца пойдет с ним. Что ж, тогда планы Сэма должны сохраняться в тайне. — Я думал о нескольких возможностях, — осторожно начал он. Обсудим их позже, когда будет время. — Будет лишь один выход, а Хейл глупец, если не понимает этого. Когда обещание бессмертия окажется обманом, возникнет сильнейшее негодование против тех, кто давал обещания, — и не только против Сэма, но и против Хейла. В результате произойдет взрыв насилия. А на насилие можно ответить только насилием. Сэм собирался подготовиться к этому дню. Если Хейл разочаруется в своем решении, что ж, пусть остается в одиночестве и получает все последствия. Сэм будет действовать только в пользу Сэма Рида. И если Хейл попробует вмешаться в его действия, в колонии Плимут возникнет конфликт.
Сэм почувствовал неприятную уверенность, что Хейл может оказаться более трудным противником, чем кажется.
Благоразумнее сменить тему. Сэм узнал то, что хотел узнать, но тот предлог, который привел его сюда, оставался нерассмотренным, а он тоже был важен.
— Относительно Харкеров, — сказал он. — На этот раз, я думаю, будет лучше поддерживать с ними связь. В таком случае у нас будет больше возможностей следить за ними. Как раз сейчас они, по-моему, не могут противостоять нашим планам. Они знают, что если колонизация удастся, то именно здесь, в колонии Плимут. Если же здесь нас постигнет неудача, то другой попытки не будет.
— Вы правы, конечно. Я верю, что все бессмертные теперь понимают это.
— Тогда они должны будут действовать вместе с нами. И мне кажется, первый шаг навстречу должны сделать мы.
— Да?
Сэм колебался.
— Я не могу сам это сделать, — сказал он в порыве откровенности. Захария Харкер и я… мы не выносим друг друга. При виде его мне хочется ударить. Вы лучший дипломат, чем я. Вы бессмертный. Вы давно знаете их всех. Сделаете, Хейл?
Хейл в свою очередь заколебался. Затем уклончиво сказал:
— Вы тоже бессмертный, Рид.
— Может быть. Я предполагаю, что да. Но не в этом смысле. Когда у меня будет время, я займусь расследованием. Сейчас это неважно. Вы пойдете?
Хейл колебался. Он стоял, обдумывая ответ, и в это время передатчик у него в руке зажужжал. Он вложил прибор в ухо, обрадовавшись помехе.
Некоторое время он слушал, глядя на отдаленные джунгли, где тут и там видны были раскачивающиеся вершины деревьев. Там действовала невидимая дробилка.
— Возьмите бинокль, — сказал он Сэму. — Смотрите влево, там есть просека, которую можно увидеть. Вы должны видеть это — они наткнулись на паутину сирены.
Заинтересованный, Сэм повиновался.
Бинокль, казалось, подбросил джунгли вверх и вперед. Дробилка разделила остров на четыре части, прорубив четыре широких полосы, между которыми по-прежнему стояли клинообразные участки джунглей, брызжа ядовитым соком, сверкая бриллиантовой росой. Ближайший участок джунглей был почти уничтожен, и Сэм сквозь него видел отдаленный клин, где дробилка методично продвигалась вперед, круша деревья.
Это была чудовищная машина, покрытая тяжелой броней, ровно и неумолимо двигавшаяся на гусеницах, такая неуместная в диких джунглях. Гигантские ящеры венерианской поверхности двигались так же быстро и хищно, пробираясь меж деревьев не менее могущественно, чем это чудовище, явившееся уничтожить их.
Лианы цеплялись за машину, петлями и узлами свисая с ее боков. Некоторые все еще слабо извивались, пытаясь всадить в металл свои похожие на клыки шипы.
Сэм слышал отдаленный гул и грохот дробилки, пробивавшей себе дорогу; треск ломающихся древесных стволов резко разносился в воздухе; слышались слабые крики людей, в них звучало возбуждение.
Затем глаз Сэма уловил разноцветный всплеск перед дробилкой, и на мгновение ему показалось, что все его чувства перестали действовать. Он не слышал звуков далекой сцены внизу, не чувствовал бинокля, прижатого к лицу, не ощущал тяжелого неприятного запаха поверхностной атмосферы, к которой никак не мог привыкнуть. Осталось только ощущение цветового пятна, сверкавшего прямо перед лицом; потом оно поблекло и вспыхнуло другим цветом, более изысканным, чем первый.
