Александр Бруссуев - Охвен. Аунуксиста
— Не повезло в лесу, — ответил он.
Уходил Охвен обогащенный прочной сетью, за которую, несмотря на все упирательство Бьорна, оставил залог. Сеть была невелика по размерам. Из нее, наверно, предполагалось скроить несколько силков для лесной птицы, но для Охвена размер оказался самым подходящим.
Следующие несколько дней он наведывался в деревню, стараясь издалека наблюдать за житием — бытием. Интересующие его молодые парни местом для своих встреч выбрали двор, где жил их уважаемый главарь. Почти каждый день они, окончив свои дела по хозяйству, шли к нему. Охвену повезло, что никто из местных жителей не подходил к нему с расспросами, посмотрят издали, как на чудо — и дальше идут по своим делам. Близилось Рождество, весь народ жил в предпраздничном возбужденном настроении, у каждого были свои важные заботы.
Наконец, Охвен решил, что наступает нужный день: он более-менее подготовился, а откладывать дальше было уже рискованно — молодые норманны сами могли напасть потехи ради.
Утром Охвен как следует размялся, встал на лыжи и отправился к тому концу деревни, где жил напавший на него недавно бык. Как всегда он шел не вдоль домов, а по дуге, со стороны леса. «Быками» своих обидчиков он назвал потому, что у них были очень мощные, как у быков, шеи. Да и всем своим мускулистым телом они напрашивались на слова: «Пахать бы на них!»
Ему повезло: молодой норманн вышел во двор и, взяв в ладони снег, растер им лицо. Так у него играла удаль, что нужно было слегка поостыть.
— Эй, бычара! — крикнул Охвен.
Тот покрутил головой для приличия, словно не замечая человека, потом радостно уставился на него: вот она — жертва!
— Чего надо, раб? — проревел он.
Если бы, конечно, норманн сказал не просто «раб», а «раб божий», например, то это бы было не оскорбительно, а даже, в некотором смысле, правильно. Но бык ничего не добавил.
— Сюда иди! — ленивым приказным тоном сказал Охвен и, продолжая зажимать подмышкой сверток, сошел с лыж.
Норманн, оценив интонацию, заспешил навстречу. Он пылал гневом, единственно, что из макушки не шел дым. Он даже подвывал себе от нетерпения.
— Да я тебя сейчас на части порву! — промычал он, расставляя руки со скрюченными пальцами, словно, для объятия.
Когда их разделяло всего несколько шагов, Охвен, выверенным движением бросил сеть, доселе зажатую подмышкой. Бык, продолжая стремительно надвигаться, влетел головой в эту птичью ловушку, наступил ногой на один ее конец и, запнувшись, обрушился в снег. Подняться на ноги ему уже не удалось: Охвен, проворно вытащив из-за спины припасенную дубинку, принялся энергично обихаживать поверженного богатыря. Тот пытался обороняться, но запутался в сети, прекратил двигаться, рычать и заскулил.
Охвен орудовал дубиной достаточное время, чтобы попавший в неприятность норманн оценил всю серьезность сложившегося положения. Он прервался только затем, чтобы связать веревку, пропущенную через углы сети. Бил, не разбирая, но не вкладывал всю силу: его-то не убили и не покалечили. Бык прекратил скулить, только кряхтел. Видимо он не хотел, чтобы на крики сбежался народ и увидел будущего викинга в таком виде.
Охвен, решив, что достаточно помахал дубиной, затянул на ноге врага ременную петлю, встал на лыжи и пошел прочь, волоча за собой за ремень слабо шевелящегося спутанного богатыря.
Когда послышалось журчание ручья, так и оставшегося безо льда, бык совсем загрустил.
— Эй, ты что собираешься делать? — проговорил он, опасаясь услышать в ответ страшный приговор.
Но Охвен промолчал. Через две заранее переброшенные на другой берег и укрепленные камнями жердины он перетащил свой груз над весело плещущимся потоком. Наверно парню, ощутившему под собой воду, было совсем несладко.
Для острастки еще два раза приложился дубиной по бокам молчаливого и усмиренного здоровяка и, перебравшись через ручей обратно, заскользил на лыжах к деревне.
— Эй, парень! Стой! — прокричал он какому-то подростку, который важно шествовал между домами.
— Чего тебе? — ответил тот, шмыгнул носом и поправил зимнюю шапку, чтоб не падала на глаза.
— Скажи вожаку — ну такому здоровому — к нему еще все парни во двор ходят, чтобы бегом бежал к ручью по направлению хижины чужака!
— Зачем? — удивился подросток.
— Пусть придет совсем один. Чужак вызывает его на поединок. Если же он будет не один, то я, — Охвен ткнул себе в грудь кулаком, — утоплю, как котенка, его приятеля. Понял?
Парень заинтересовался, его глаза засветились в предвкушении развлечения. Он кивнул в ответ и быстро убежал в направлении дома вожака.
Охвен никогда в жизни не топил котов, но никаких других сравнений на ум не пришло. Однако, надо было торопиться. Его пленник мог, исхитрившись, выпутаться из сетки. К тому же сейчас к нему на разборку примчится целая орда пылающих гневом юных норманнов. Их надо было усмирить. Ведь не войну же он затеял с этими подростками!
Но пленник лежал на своем месте неподвижно.
— Ты что — уснул там? — спросил Охвен и нежно пнул, подумав, что сегодня он обходится без волшебного камушка в носке сапога.
Спеленованный богатырь зашевелился и вздохнул, как грустный влюбленный под окном гордячки. Карел снова вытащил его на хлипкие мостки.
Как раз вовремя — со стороны деревни мчалась, подпрыгивая от возбуждения, целая ватага юных викингов. Впереди с выражением лица решительности трусил вожак. Он был разгневан, иначе, как можно было объяснить то, что в руке он держал настоящий боевой меч? Если бы они были поумнее, то запросто могли перебежать через ручей — глубина здесь вряд ли достигала колена. Но мочить ноги зимой никто не собирался: им даже в голову это прийти не могло.
— Стоять! — громко и отчетливо сказал Охвен.
Все остановились и принялись крутить по сторонам головами. Дальше-то что?
— Я сказал, чтобы ты пришел один! Теперь я утоплю твоего друга! — проговорил Охвен.
Сверток на мостике зашевелился и жалобно застонал:
— Не дайте умереть, други! Не дайте пропасть!
Вожак изменился в лице. Чего он там себе напридумывал, было неясно. Но то, что к нему в голову лезли одни лишь страсти — это точно. Охвену стало смешно.
— А ну-ка отправь всю свою свору по домам! — приказал он.
Норманн повернулся к своим единомышленникам и трагическим голосом произнес:
— Идите отсюда! Я сам с ним разберусь.
Парни живо повернули к деревне.
— Мы приведем подмогу! — крикнул кто-то. Охвен не выдержал и тихо засмеялся. Этого не расслышал никто, разве что тот, что сидел сейчас в сетке. Но ему было не до смеха: он уговаривал себя достойно и храбро встретить смерть.
