Александр Марков - Пирровы победы
Однако рассказы об этом чудесном вознесении все равно как-то просочились. Пришлось даже расследование проводить — не проговорился ли кто из служителей инквизиции. Но они-то знали, чем такой проступок грозит. Никому из них на костре вместо грешника оказаться не хотелось, и язык свой за зубами держать они могли, даже под пыткой. Проговорись любой из них — пыток не миновать.
После случая вознесения получили они инструкцию всех в кандалах держать. Зато настоящие чародеи потешались над ними тогда вдоволь. Во многих домах во время застолий вспоминали о том волшебнике, что это сотворил.
Стивр нюансов таких не знал и слушал девушку с большим интересом: и то, что она говорила, и то, как она это делала.
Габор это заметил, хотел хозяина под локоть толкнуть да шепнуть ему на ухо: «Лицо попроще сделай!» — но раздумывал он слишком долго, потому и не успел. Зато девушка мысли его прочитала.
— Лицо попроще сделай! — оборвала она свой монолог.
Стивр не сразу понял, что она к нему обращается, и на лице его еще с секунду была задумчивость. Потом он резко встрепенулся, точно водой в него брызнули, чтобы прогнать утренний сон.
— А? — переспросил он.
— Нет, ничего.
Леонель взяла ветку, присела и стала чертить на земле карту: речку, холмы, лес, дорогу, города, подписывая их. Масштаб у карты был приличный, так что на небольшом участке хватило места и горам, через которые лежит путь к троллям и приграничью с северными варварами.
— Дойдем до Картенгона, — ее палочка медленно ползла по карте, — переправимся через Айну…
— Да знаю, знаю я эту дорогу, — заговорил Стивр, а то он чувствовал себя учеником на уроке географии, — окольными путями будем в мои земли пробираться.
— Не уверена, что они твои. Вернее, даже уверена, что они уже не твои.
— Ой, ну не бей по больному месту.
— Не воспринимай все так близко к сердцу. Еще наживешь. У тебя ведь тролли в друзьях.
— Хм, похоже, тебе многое известно, — сказал Стивр, а сам подумал: «Что же ты тогда бегаешь как заяц! Если такая умная, от тебя должны все бегать».
В такую пору по дорогам никто не ходил. А если и появлялся путник, направлялся он обычно к городу или к какому-то поселению, чтобы укрыться от холода, а никак не в противоположную сторону. Любой, кто увидел бы эту троицу, сразу же недоброе заподозрил. Решил бы, что не в ладах они с законом.
— Леонель, ты есть не хочешь? — спросил Стивр, прежде чем они тронулись в путь.
— Нет. А ты?
— И я нет… — Он вспомнил, что едой они почти не запаслись и ответь Леонель, что голодна, угостить ее было практически нечем.
Инквизиторы не украшали казненными каждый дорожный столб, отмечавший расстояние, только потому, что предостережение это могло бы провисеть недолго и мало кто его бы увидел. Звери, дождавшись темноты, подберутся к столбу, и, каким бы высоким он ни был, сдерут мертвеца и утащат в лес, а еще раньше — птицы глаза выклюют. Останавливала их еще и боязнь, что мертвецы могут воскреснуть. Полетает душа по свету — зачем ей боль испытывать, пока тело пытают? — а потом вернется в него. Вот покойники и начнут со столбов да виселиц слезать, совсем как на страшном суде, о котором священные писания инквизиторов сообщают. Ладно, если такое событие на пустой дороге произойдет, где увидят это только путники, караванщики и разбойники, а вдруг случится в городе, на площади, заполненной людьми. Вот страху-то и разговоров ненужных будет! Хватит на несколько поколений. Потом рассказы эти в легенды превратятся.
Значит, как ни была хороша эта наглядная агитация, инквизиторам приходилось от нее отказываться. Иногда они все же выставляли на всеобщее обозрение отрубленные головы, нанизанные на заостренные колья. На тот случай, если эта голова оживет, губы ей сшивали нитками, чтобы ничего сказать не могла. Нитки эти, правда, недолго держались. Вороны успевали расковырять губы, нитки вытащить, а кожу ободрать до костей. Но еще никто не слыхал, чтобы черепа разговаривали. Главный инквизитор умом бы повредился, заговори у него в руках кружка, сделанная из человеческого па. Но если представить, что такое все-таки произойдет, то речи эти будут наверняка бессвязные — столько в этот череп вина наливали!..
Шли они быстро, но все равно гонцы, которых король по дорогам разошлет (или уже разослал) с описанием внешности Стивра, передвигаются куда как быстрее. Но пока у беглецов была фора. Она начнет таять вместе с ночью. Как только растворится сумрак, стечет сажей куда-то за горизонт, будто небеса — это закопченная кастрюля, которую хозяйка наконец-то решится очистить от копоти.
Стивр и не надеялся, что они по этой дороге смогут ускользнуть от погони, которую следом пустит король. Куда им с всадниками тягаться! Он не понимал, на что рассчитывала Леонель. Но расспрашивать ее он не стал. На ходу разговаривать не очень удобно, дыхание собьешь. Он был уверен, что стоит ему заговорить на эту тему, Леонель огрызнется и ничего внятного не ответит. Сейчас главное для них — как можно больше пройти до рассвета. Потом придется с дороги сходить, чтобы на глаза никому не попадаться.
Стивр увидел впереди огоньки, похожие на те, что испускают светлячки. Вот только они покоя не знают, летают, а эти что-то на одном месте сидели.
— Черт возьми, что это такое?!! — прошипел Габор. Он тоже заподозрил, что никакие это не светлячки. Стивр было приостановился, замедлил шаг.
— Ерунда, — успокоила Леонель, — пошли.
— Что это? — спросил Стивр.
— Сам увидишь. Пошли! Не бойся!
— А кто боится-то?
Когда подошли поближе, то разглядели, что кто-то воткнул в придорожный столб человеческий череп, а под него запихнул свечу. Инквизиторы так бы не поступили. Череп был слегка желтоватым, старым, уже отполированным ветром. Свет пробивался сквозь пустые глазницы и приоткрытый рот. Вокруг этого жуткого светильника вилась мошкара. Стивр подумал, что он похож на маяк, вот только он больше пугает путников, чем помогает им. Мошки залетали внутрь через пустые глазницы. Известное дело — свет их постоянно влечет: стоит в доме зажечь лампу, как набивается видимо-невидимо мошкары. Но если насекомое подлетит слишком близко, огонь вмиг опалит крылья.
Но не в этом случае. Тот, что горел в черепе, был мошкаре не опасен. Это был какой-то холодный огонь.
— Прям мороз по коже от такого! Наверняка этот шутник где-то поблизости, — прошипел Габор. — Вот бы я ему задницу надрал! — Он стал оглядываться, но что-то рассмотреть можно было только на небесах. Мир вокруг тонул в темноте. Даже обладай Габор кошачьими глазами, все равно толку — ноль.
