Виктор Исьемини - Летний зной
Маркграф, поднялся и оглядел побоище. Заметил распростертого на земле Ирстета, колдун не подавал признаков жизни, знаменитый головной убор свалился, открыв уродливую плешь, покрытую длинными морщинами и похожую на панцирь черепахи.
— Гляди-ка, вот он почему постоянно шапку носил, — указал молодой латник приятелю. — Ишь, какая башка…
— Хватит болтать! — рявкнул Хотвиг. — Коня мне! И все повозки в городе собрать, нагрузим добычей и с рассветом уйдем к кораблям. Я не вижу братьев из Белого Круга, стало быть, и нам здесь делать нечего.
ГЛАВА 18 Вейвер в Сантлаке
Гедор быстро спросил:
— Давно грозный господин речи держит?
— Не знаю, мастер, — башмачник даже сморщился, до того ему не хотелось бы отвечать на вопросы Мясника. Парень бы лучше вовсе убрался отсюда куда подальше. — Я ж тут, на страже, а он… он там…
— Ладно, пусть гостя сюда ведут, — решил разбойник. Он рассудил, что толковать лучше не при народе, авось приезжий не окончательно запугал горожан.
Ривен тоже забеспокоился — оказаться с караваном посреди чужой заварухи — это гиблое дело! Когда в Сантлаке бьются, достается всем, кто под руку подвернется, особенно если господа мятежных вассалов карают.
— Так уж решилось… это… — пробурчал башмачник.
— Чего решилось? Говори, не мямли?
— На базар старшины пошли, с господином беседовать. Вас не решился я тревожить, важное дело у вас с этим мастером, наверное, — парень заискивающе улыбнулся.
Губы Гедора зашевелились. Он беззвучно прошептал: «Олухи! Все олухи». Затем объявил:
— Я иду. Мастер Ривен, ты со мной?
— Послушаю, чем дело обернется, — решил воин.
На базаре стоял многоголосый гомон — но не такой, как обычно бывает в торговых рядах, в шуме чувствовалась тревога. Звук дрожал и бился, как если бы его породила натянутая струна — так туго натянутая, что тронь ее чуть сильней, и порвется. Казалось, достаточно одного толчка, и голос толпы сорвется в визг, в плач и причитания.
Гедор стал энергично протискиваться к центру сборища. Его узнавали, сторонились, давали дорогу, горожанам было желательно оказаться за его широкой спиной. Пробравшись сквозь толпу, Гедор оказался среди мастеров, членов Совета Вейвера. Рыцарь, тощий и долговязый, возвышался над ними, как башенный шпиль над домишками бедноты. Слегка склонившись в седле, приезжий размеренно и четко провозглашал:
— …Вине вашей прощения быть не может! Но ежели броситесь в ноги госпоже, наказание будет не очень строгим. Помиловать не помилует, однако проявит сдержанность.
Гедор раздвинул городских старшин, пробираясь еще ближе. Мастер Увин прогудел:
— Нет на нас вины, мы по закону, Гилфингом данному, сотворили.
Рыцарь хладнокровно объявил:
— Зачинщиков выдать, виновных в убийстве выдать, этих ждет строгий и справедливый суд. Сей суд и объявит, как следует по закону поступить. Не велит Гилфинг на природного господина руку поднимать.
В голосе приезжего скрежетала ржавая сталь, и говорил он так уверенно, что и Увин замолчал, хотя ему был прямой резон спорить — на его руках кровь солдат ок-Дрейса, он и есть виновник, он и убийца.
Гедор понял, что натянутая струна вот-вот лопнет, действовать нужно было немедленно. Он напоследок еще раз огляделся — высмотрел! Ну… Бандит глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, потом выступил перед мастерами и глянул на рыцаря снизу вверх.
— Ну, я господина ок-Дрейса убил, когда он на меня, свободного человека, оружие поднял. Хочешь, господин, и ты попробуй, вытащи свой меч, а? И пусть Пресветлый рассудит. Ок-Дрейс был на коне, с оружием и при всех своих железках, а я, как теперь вот — безоружный. Пресветлый рассудил нас, хочешь — и ты его суд испытай?
Рыцарь едва глянул в глаза Гедору, и тут же уставился в сторону, смотреть на бандита прямо и ему оказалось не под силу.
— Госпожа вам три дня дает на раздумье, — бросил дворянин. — До тех пор вас не тронем. После — пеняйте на себя. Эй, дорогу!
Господин развернул коня, люди отступили. Рыцарь бросил через плечо:
— Мое имя ок-Ренгар, и, клянусь своим мечом, если через три дня не покоритесь, этого города не станет.
Толпа ахнула. Но Гедор уже шагнул вперед, на пустой пятачок и обернулся, чтобы его было лучше видно. Он разглядел в толпе то, что требовалось, и был готов говорить.
* * *— Эй, люди! — зычно окликнул Мясник. Шум сделался тише.
— Глядите, жители Вейвера! Вот он я, не таюсь, не прячусь! И не боюсь!
Стало совсем тихо. Рыцарь будто невзначай придержал коня, ему тоже следовало послушать, как обернется дело.
— Вот я и есть первейший зачинщик, — продолжал Гедор. — Ежели таков будет ваш приговор, нынче же в руки палачей отдамся!
Денарелла проталкивалась сквозь сборище к мужу. Селезень осторожно поддерживал ее под руку и заботливо прикрывал от толчков. Люди сторонились и давали женщине дорогу. Гедор потянул руку, и жена встала рядом. Ладони она положила на круглый живот, будто обняла заключенное в утробе дитя.
— Вот прямо со всей семьей и отправлюсь на суд! — продолжал Мясник, нежно привлекая к себе жену. — Ежели так вы с нами поступите, ежели так решите.
— Какой суд у Дрейсов, это не суд, а казнь беззаконная выйдет! — выкрикнула из задних рядов женщина.
И тут же десятки вейверцев дружно загомонили. Вид беременной женщины, нежно прильнувший к мужнину плечу, действовал безотказно.
— Ты, мастер, это, не спеши, — гулко прогудел Увин. — Кто ж тут без совести, кто без сострадания? Безвинных-то на казнь отдавать — кто, говорю, решится?
— Однако и грозят нам господа, — робко вставил старшина ткачей.
— Потому и грозят, что ничего сделать не могут, — возразил Гедор, он не бубнил, не мялся, говорил отчетливо и громко. — Три дня на раздумье — к чему нам дадены? Чтобы мы со страху измучились, чтоб одурели с перепугу. За три дня любой трус дойдет по беспамятства.
— И то верно, — поддержали из толпы. — Пугают зазря!
— Или мы сразу не знали, как обернется со смертью ок-Дрейса? — гнул свое Гедор. — Да знали же заранее, ведь не болваны мы! Рано или поздно, а должно было случиться такое, как нынче. Рано или поздно пришлось бы за свои права встать с оружием! Ну так чего бы не нынче?
— И встанем! А чего! — выкрикнул дюжий парень из кузнечного цеха, то ли племянник, то ли двоюродный брат Увина.
Крик подхватили, многие молодые мастера искренне были рады присоединиться к этим словам храбреца. Если кто и спорил, то в общем хоре их было не слыхать, преобладали воинственные призывы. Гедор кивнул молотобойцу и повысил голос:
