Amargo - Хороший ученик
Акромантул лежал неподвижно, словно камень, поросший мхом, и я не был уверен, что в таком состоянии он может говорить. Оставив его, мы продолжили путь. Увиденное меня расстроило: боевые создания, опасные охотники, некогда последователи Волдеморта, пауки превратились в замшелое ничтожество, разучившееся ходить из‑за обилия пищи… Что ж, по крайней мере, Фудзивара собирался показать мне что‑то другое — возможно, не столь печальное и наводящее на неприятные ассоциации, как зеленый ползающий акромантул.
Скоро местность начала меняться; в ней все чаще попадались камни, большие валуны, а затем и целые скальные выступы. Мы приближались к горам; лиственные деревья сменились высокими хвойными, подлесок исчез, и скоро у одного из валунов Фудзивара свернул налево. Пройдя сотню метров, мы вышли к одинокой скале, возвышавшейся среди леса подобно неровному заостренному столбу. Легионер остановился у границы деревьев и указал на скалу палочкой.
— Смотрите внимательно.
Несколько секунд я искал признаки магических полей, которые могли окружать скалу: часто у таких границ образовывались небольшие наносы почвы, вырастали грибы, а в некоторых случаях к ним слетались насекомые и погибали, словно у огня свечи. Но в этом лесу насекомых не было — погибших зеленушек легионеры уничтожали, — на земле лежал ровный слой влажной хвои, а грибов я здесь не видел.
Внезапно от вершины скалы прошла волна, словно поток горячего воздуха, ударилась о землю и разошлась в стороны, угаснув у невидимой границы в метре от кромки деревьев.
Я не верил своим глазам. Передо мной был гигантский портал, стабильный, заземленный, постоянно действующий и открытый только в одном направлении — сюда, в лес.
— Место здесь глухое, — сказал Фудзивара, — а учитывая зеленушек, идеальное для размещения точки. Выходного пока не нашли, но сегодня — завтра, думаю, разыщем.
— Я с вами, — мрачно произнес я.
Легионеры отправились распылять бактерии на еще не охваченных участках, а мы с Фудзиварой начали прочесывать прилегающую к скалам местность. Здесь искажающие поля Запретного леса слабели и благодаря горному массиву обретали относительную стабильность. Однако то ли портал выхода был так хорошо замаскирован, то ли находился в пока не очищенной от зеленушек части леса, мы его не нашли и договорились продолжить поиски завтра.
— Я должен буду сообщить о нем в отчете, — предупредил Фудзивара по пути назад, но сказал это тоном, намекающим на возможность вариантов.
— Сообщайте, — кивнул я. — Обязательно. — И подумал: "Посмотрим, что будет".
Для создания подобных мощных порталов требовались высококлассные специалисты сразу в нескольких областях, и чем больше я размышлял о ситуации, тем меньше она мне нравилась.
Портал мог создать Легион. Когда я обратился с запросом об оценке угрозы зеленушек, те, чьи порталы располагались в зараженной области, должны были об этом узнать и могли, прямо или косвенно, запретить мне проводить анализ, но не допустить на эту территорию местные службы они не имели права, а потому предпочли молчать. В серьезные операции всегда закладывалось несколько вариантов развития событий, а значит, больше порталами не воспользуются. Однако в этой версии меня смущало то, что входной портал до сих пор открыт — Легион непременно закрыл бы его до начала зачистки, и тогда обнаружить его случайно стало бы практически невозможно. Кроме того, если портал принадлежал нам, Фудзивара должен был о нем знать и не ставить меня в известность. Однако он не знал, и я серьезно сомневался в причастности Легиона к его созданию.
С другой стороны, портал могли построить Стражи Азкабана: с их знаниями и доступом к технологиям через тех же невыразимцев Стражам такая задача вполне по плечу. Однако прямых доказательств не было — дементоры, громившие гробницу Дамблдора, не обязательно служили в Азкабане, и говорить на эту тему с Бруствером было бесполезно, пока не найден портал выхода из леса.
Впрочем, этот вариант также не вызывал во мне уверенности. Я не понимал главного — почему портал все еще открыт? Стражи наверняка знали о прибытии легионеров и должны были подчистить следы. Либо они слишком в себе уверены, либо это кто‑то другой.
Решив подождать реакции своего руководства на доклад Фудзивары, я не стал развивать ни одну из теорий и, вернувшись домой, поскорее лег спать.
На следующий день меня постигло глубокое разочарование: мы не только не нашли портал выхода из леса, но и не встретили кентавра, который, возможно, знал, где его искать. Вечером мы возвращались в разном настроении: легионеры радовались, что закончили работу, Фудзивара, остававшийся здесь еще на неделю, чтобы проследить, не пропустили ли они какие‑то участки, всю дорогу рассказывал о цикле жизни зеленушек (всего три дня на взросление, размножение и смерть), а я молчал, недовольный нашими неудачными поисками и полный дурных предчувствий из‑за отсутствия кентавра.
Дома я вызвал монаха. Он явился спустя минуту, чем удивил и порадовал — мы не виделись почти год, и я полагал, что ждать его придется дольше.
— Наконец‑то ты обо мне вспомнил, — недовольно проворчал он.
— Мог бы и сам зайти.
— Ну, я не знал, придусь ли ко двору. У тебя ведь такая занятая жизнь… — Монах поджал губы, разыгрывая жестокую обиду.
— Я хотел задать тебе личный вопрос, если позволишь.
— Задавай, — слегка настороженно разрешил монах.
— Что ты видишь, когда переходишь из замка в портрет?
— Что я вижу? — Монах немного удивился. — В самом начале замок и эту рамку соединяла простая светящаяся тропинка среди темноты, а потом добрые люди научили меня работать со светом и делать из него хоть стены, хоть деревья, так что идешь как бы по коридору или по аллее. Я сделал себе коридор.
— А кто‑нибудь еще в этот коридор может войти?
— Нет, не может. И я не могу входить в чужие коридоры.
— Вообще‑то я не имел в виду персонажей картин. Я в курсе, что они могут перемещаться только между собственными портретами. Но может ли там быть кто‑то еще, кого вообще не рисовали?
Монах молчал, глядя на меня опухшими глазами. Его молчание продолжалось слишком долго, чтобы выглядеть как простое размышление.
— Значит, там действительно кто‑то есть, — сказал я, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Монах поманил меня пальцем, и я подошел вплотную к картине.
— Задам тебе встречный вопрос, — прошептал он, не сводя с меня глаз. — Как ты думаешь, что происходит с первым портретом, когда художник рисует второй? А куда деваются персонажи сгоревших картин? — И продолжил, не дожидаясь, пока я отвечу:
— За моей спиной — целый мир, о котором ты ничего не знаешь. Ты только заглядываешь в его окна, как мы заглядываем в ваш со своей стороны. Он такой же сложный, такой же опасный, такой же волшебный, как и твой, и ошибочно думать, будто мы — всего лишь персонажи чьих‑то полотен и виртуалы умерших. Мы были ими, пока художник нас не оживил, но после этого получили собственное бытие в своем мире, как получаете его вы в своем. И вот что я тебе скажу: здесь есть кто‑то еще.
