Г. Эмар - Гипнотический роман
— Пойдем, — сказал он, — но смотри, держись хладнокровнее.
Они направились по коридорам тюрьмы. На пути им встречались некоторые люди, по-видимому, не обращавшие на них никакого внимания. Часовые шутливо приветствовали Марселена. Словом, все шло как нельзя лучше.
Наконец, они достигли входной двери, по обеим сторонам которой стояла двое часовых.
Здесь Марселен остановился и, обращаясь к Флореалю-Аполлону, бросавшему вокруг себя свирепые взгляды, шутливо проговорил:
— Эй, дядя Како Жирон, оставьте здесь свои ключи и фонарь: вы кончили свое дело, ваши птички уже уселись на насест! А мы лучше пойдем к тетке Кандиле да опрокинем там стаканчик — другой!
— Идем! — пробормотал Флореаль-Аполлон, угадавший намерение юноши.
С этими словами он, положив у порога фонарь и ключи, медленно пошел за Марселеном.
— Браво, дядя Како! — засмеялся один из часовых. Но Флореаль-Аполлон решил не отвечать ему! Медленно и спокойно он пошел за своим товарищем и, наконец, вышел на улицу.
Здесь они продолжали некоторое время идти размеренным шагом и вскоре вышли за город в поле. А оказавшись в поле, бросились со всех ног по направлению к горам.
Таким образом Флореаль-Аполлон был освобожден.
Несколько минут спустя по их выходе из тюрьмы, связанный тюремщик поднялся, сбросил с себя путы и вышел из камеры, ощупывая себе шею и бока, при этом бормоча:
— Я знал, что так нужно было, но этот болван Марселен, кажется, переусердствовал.
Но разве Марселен подкупил тюремщика? Мы этого не знаем.
24. Человеческое жертвоприношение
После бегства из тюрьмы прошло уже два дня, во время которых Марселен и Флореаль-Аполлон ни на минуту не расставались друг с другом.
Но несмотря на очевидную услугу, которую ему оказал молодой негр, рискуя своей жизнью, Флореаль-Аполлон питал к нему инстинктивное чувство недоверия и отвращения.
Со своей стороны и Марселен, то ли он замечал недоверие Флореаля-Аполлона или по какой другой причине, чувствовал себя неспокойно. Однако он употреблял все свои усилия, чтобы скрыть это от глаз Флореаля-Аполлона. Он активно готовился ко всем кровавым приготовлениям своего товарища, а также готовился принять деятельное участие в ежегодном празднике Воду, который на этот раз должен был послужить сигналом к восстанию.
Утром 25 декабря Марселену удалось на несколько минут скрыться от подозрительных взглядов короля Воду. Дело было так.
Они только что покинули Хереми, где навещали нескольких заговорщиков и направлялись к себе в горы. По дороге Марселен заметил несколько зрелых освежительных плодов гуявы и остановился сорвать их.
Так как тропинка, которой они шли, была очень узка, то они вынуждены были идти друг за другом. Марселен оказался позади Флореаля-Аполлона: он сорвал несколько плодов и принялся их есть.
В то же время он сорвал с шеи бумажный платок, сделал на нем три узла и бросил его в середину кустарника. В этот момент к нему присоединился Флореаль-Аполлон.
Не слыша за собой шагов юноши, он обернулся и увидел его спокойно кушавшим плоды. Освежившись плодами, они снова пустились в путь.
Едва они удалились, как кусты тихо раздвинулись. Оттуда вышел человек. Внимательно оглядевшись кругом, он нагнулся поднял платок Марселена и сунул его себе в карман. Это был Жюль Дювошель, господин Марселена.
В тот же день, к семи часам вечера, Воду, мужчины и женщины, начали стекаться со всех сторон на обычное место своих собраний. Все они были вооружены: кто ножом, кто саблей, ружьем, кто — просто палкой.
Гаитское правительство так тщательно сохраняло в тайне пленение и бегство Флореаля-Аполлона, что ни один слушок не дошел до населения. Сами Воду ничего не знали о тех страшных опасностях, которым решил подвергнуть их король, а сам Флореаль-Аполлон считал бесполезным, чтобы не уронить своего престижа, рассказывать им о своем аресте.
Вскоре, до трех часов, Воду собрались у подножия пика Куридас. Разбившись на небольшие кучки, они с воодушевлением рассуждали о восстании, с нетерпением ожидая начала празднества.
Флореаля-Аполлона еще не было. У корзины, в которой была священная змея, стояла только одна Розенда Сумера — королева Воду. Около нее на земле лежали связанные двое детей — четырех или пяти лет.
Несчастные дети невыносимо страдали и испускали тяжелые стоны, но толпа не обращала на них никакого внимания. По всей долине были разложены, на некотором расстоянии друг от друга, костры, бросавшие яркий свет на поклонников змеи. Глубокое молчание царило в этом собрании.
Вдруг раздались резкие удары в бамбулу — и церемония началась. В то же время у корзины появились два новых человека — Флореаль-Аполлон и Марселен, оби, признанные таковыми между поклонниками змеи.
По сигналу, данному бамбулой, все присутствующие встали полукругом перед двумя вождями.
Флореаль-Аполлон поднял свой скипетр: раздался второй удар бамбулы. Воду приблизились ближе к корзине, на которую тотчас же взошел Флореаль-Аполлон, между тем, как Розенда, с одной стороны, и Марселен, с другой, — положили руки на корзину, как бы желая поддержать ее.
Король Воду обвел проницательным взглядом собрание и улыбка гордого торжества озарила его мрачное лицо.
— Дети змеи, — проговорил он громким голосом, слышимым во всех концах поляны, — сегодня один из самых торжественных наших дней. Нынче наше собрание имеет двоякую цель: теперь мы не только отпразднуем наш великий праздник, но и подадим сигнал к нашему освобождению. От пика Куридас, у подножия которого мы собрались теперь, этот сигнал проскользит подобно огненной змее, по всему острову и призовет наших братьев к оружию, чтобы сбросить, наконец, ненавистное правительство и заменить его Пурра, святой религией наших африканских отцов!
Восторженные крики прервали оратора.
Флореаль-Аполлон жестом прервал толпу и продолжал:
— На этот раз мы принесем нашему богу не одну жертву, а две: одну в начале церемонии, а вторую — в конце. Потом, исполнив этот великий обряд и вкусив мясо жертв, мы налетим, подобно стае коршунов, на жилища наших тиранов, с криками «свобода» и «Воду» и будем безжалостны к ним, как безжалостны они теперь к нам!
— Свобода! Воду! — завопила толпа.
Раздались удары в бамбулу — и Воду выстроились в одну линию.
В этот момент какой-то человек приблизился к Флореалю-Аполлону и, наклонившись, что-то прошептал ему на ухо. Это был полковник Бразье, но в каком ужасном виде! В полуизорванной одежде, с исцарапанным лицом и руками: видно было, что он долго бежал.
