Марина Добрынина - Отцы и деды
— Почему ты деда своего волшебством не ищешь?
— Не могу.
— Этих, значит, похитителей сможешь найти, а деда родного не можешь?
— На ком-то из этих людей остались отпечатки моей магии. По ней я смогу их вычислить в течение двух дней. Потом след ослабеет и будет сложнее, — объяснил я и улыбнулся.
Кажется, моя улыбка Николаю не понравилась. Он даже вздрогнул слегка и счел нужным предупредить:
— Лин, ты смотри, чтоб без трупов! Я тебя в отделение тут же сдам, если вдруг что! Убийство у нас нарушением закона считается.
— Так и у нас тоже, — проворчал я, пересадил Василия на плечо и телепортировался к мусорному контейнеру, возле которого все началось.
Меня затолкали во что-то маленькое, тесное, с решеткой, и, кажется, несут куда-то.
— Мяу!
То есть, папа, конечно, потому что маму мою всегда без толку звать было. Она только охать и может. Или вот еще, могу Лина позвать. Только что-то говорит мне, что лежащий лицом вниз у помойки княжич вряд ли сможет оказать мне помощь, ладно бы хоть жив остался. А кошке орать "Папа! Лин!" в чужом мире, по крайней мере, опрометчиво. А потому я могу лишь сжаться в кучку и тихо хныкать, то есть мяукать.
И еще глядеть сквозь решетку, пытаясь угадать, где я, куда меня судьба влечет, и в лице кого она это делает. Вот сейчас я, например, вижу… вижу… вроде бы бедро чье-то. Наверное. А еще что-то шумит, меня трясет как-то иначе, будто я… еду, что ли? Да, и пахнет неприятно.
Вскоре меня снова несут куда-то. А потом меня вдруг буквально вытряхивают, причем я инстинктивно пытаюсь цепляться когтями за опротивевшую мне уже коробку. Не помогает. И вот уже я, съежившись, сижу на полу в каком-то незнакомом мне помещении, очень похожем на квартиру Николая.
Передо мною двое мужчин, и одного из них я, кажется, видела. На выступлении. Ах, да, тот из-за девятого столика! С которым я разговаривала. Папа!!!!
Второй — такой весь круглый попастый блондин без бровей и ресниц. Он глядит на меня с какой-то брезгливостью и тихо проговаривает:
— Глупости какие! Волшебная кошка!
— Да я тебе говорю! — восклицает "девятый столик", — она со мной разговаривала.
— А ты точно не абсент пил?
— Виски! Виски я пил! Ну, киса, скажи что-нибудь.
Я в ответ гневно, хотя и испуганно, шиплю.
— Киса-киса! — ласково приговаривает "столик", — а смотри, что я для тебя приготовил!
После чего он достает из сумки маленькую клеточку и выпускает оттуда мышь. Громадную белую мышь. Она смотрит на меня своими красными глазами, а потом идет ко мне. Дура какая-то! Она что, не знает, что я кошка?
Медленно пячусь. Мышь… альбинос еще к тому же… целеустремленно топает в мою сторону. Она что это… да я мышей… с детства боюсь.
С громким отчаянным воплем я подпрыгиваю, поворачиваюсь в воздухе, и уже сама не понимаю как, но вишу на шторе, вцепившись в нее всеми лапами и ору:
— Мяу! Мяу!
Хоть ума хватило на человеческую речь не перейти. Или не ума?
Попастый блондин глядит на меня задумчиво и произносит:
— Первый раз вижу кошку, которая мышей боится.
— Так я же говорил! — радуется "девятый столик", — что она волшебная!
— Не, — качает головой блондин, — просто придурковатая.
— Киса-киса, иди сюда, — воркует «столик».
Ага! Сейчас! Все бросила и спустилась. Да пока он гадость эту отсюда не уберет, я штору их не выпущу!
— Да убери ты эту мышь! — с досадой бросает блондин, — а то эта истеричная кошка все здесь подерет.
И подеру! А так, спасибо, конечно, потому что «столик» излавливает не особо сопротивляющегося грызуна и опять сажает его в клетку.
Я с облегчением втягиваю когти и приземляюсь на полу. И тут же оказываюсь в руках блондина, который берет меня за шкирку и поднимает в воздух.
— Как зовут-то тебя, красавица? — вопрошает он, а я закрываю глаза.
Нет, не сдамся. Не скажу я ему ничего. Вот пусть хоть пытают.
— Вииить, — протягивает блондин, — а принеси-ка сюда мышку.
Что? Я начинаю судорожно дергаться, но ничего, кроме боли в холке, сжимаемой пальцами блондина, не получаю.
— Ты, киса, работать будешь? — интересуется блондин.
Мне даже глаза открывать не нужно. Я чувствую запах этой белой гадости. Она совсем рядом.
Пытаюсь отвернуть голову в сторону. Не получается. Ну что же так жестоко-то?!
— Говори, — советует блондин.
Открываю один глаз. И точно. Это мерзкая усатая мышиная морда совсем рядом. О, нет!
— Мяу! — кричу я, — мяу!
— У тебя «мяу» как-то неестественно получается, — задумчиво произносит блондин, а Вииить обиженно бормочет на заднем плане:
— Это кто из нас еще абсента упился. А вообще Иоханна ее зовут. Это пацан так говорил, который выступал.
— Иоханна, — бормочет блондин, — странное имя для кошки.
И снова меня встряхивает, причем так, что клыки друг о друга ударяются. К вопросу о клыках…
Я обвисаю, блондин немного ослабляет хватку, и тут я разворачиваюсь и вцепляюсь зубами в его большой палец. Блондин кричит, я лечу, еще пара секунд, и я снова болтаюсь на шторах. Только теперь чуть повыше.
— Сволочь! — визжит блондин, а Вииить злорадствует:
— А я предупреждал, что кошечка не простая.
— Так! — орет блондин, — или эта скотина делает то, о чем мы с тобой договаривались, или выкидывай ее в мусоропровод! Понял?!
И уходит на кухню зализывать раны. Надеюсь, что в прямом смысле этих слов.
"Столик" остается стоять посреди комнаты. На физиономии его задумчивость.
— Ну что же, — угрожающим тоном произносит он, — кошка драная, по большому счету мне насрать, разговариваешь ты, или это глюк у меня приключился. Но то, как ты таскала у людей вещи, я видел. Будешь делать это для меня или я из тебя суп сварю. Поняла?
Я все еще вишу на шторе, но все равно очень хочется кивнуть. Не знаю, каков на вкус суп из кошек, бывших ранее принцессами, но понимаю, что вряд ли лучше, чем просто кошачий суп. В любом случае, становиться одним из ингредиентов этого своеобразного блюда я не намерена.
— Слезай, — почти ласково говорит Вииить, и я подчиняюсь.
— Жрать хочешь? — интересуется он.
Со вздохом киваю.
— А мышь?
Пячусь.
— А макароны?
Пячусь дальше.
— Ну ладно, — наконец сдается он, — сосиску-то ты будешь?
Э… не знаю, что такое сосиска, но на всякий случай киваю в знак согласия. И в результате получаю нечто, издалека смахивающее на мясо.
— Так вот, — заявляет Вииить, в то время как я пытаюсь впихнуть в себя это нечто, — дело такое. Нужно стырить одну штуку. У одного типа, на которого я тебе покажу. Сделаешь это, будешь хорошая киса. Не сделаешь — утоплю. Или пристрелю. Все поняла, Иоханна?
