Олаф Локнит - Зов Древних
— Ты отправил его в Пущу?
— Да. Ему тогда сравнялось девять, если циркачи сообщили правду о его возрасте.
— Кто сопровождал мальчика?
— Я опять отправил его с бродячим цирком, где были собаки и ручной медведь. Вместе с Куланом ушли двое: Робин Монграт и Майл Майлдаф.
— Сколько же здесь Майлдафов? — спросил Конан.
— Три деревни. Майл Майлдаф был двоюродным дедом моего гонца. Три года назад Майлдаф и Кулан возвратились. Монграт погиб в пуще. Его убил наставник Кулана.
— Кто учил мальчика? И, подожди-ка, когда, говоришь, он вернулся?
— Три года назад. Они провели в пуще пять лет. Услышав следующие мои слова, попытайся сдержать справедливый гнев.— Коннахт специально встал и согнулся в глубоком поклоне.— Прошу тебя, о, король.
— Обещаю,— процедил Конан. Смутное подозрение шевельнулось внутри.
— Кулан учился колдовству в деревушке Гвавеле близ реки Черной. Его наставника звали Зогар Саг.
— Так...— прохрипел Конан.— Сомневаюсь, что пикты могут научить доброй магии. И совсем не верю, что это мог Зогар. Твой... Твой сын умеет говорить, или он проглотил язык, или беседует только со зверьем? — Король говорил резко и грозно.
При этих словах юноша взглянул на короля и спокойно, без акцента, на правильном аквилонском, ответил:
— Могу, о, король Конан. Твое имя славно в Пограничье, и Пуща говорит о тебе с уважением.
— Еще бы,— недобро ухмыльнулся король и тут же спросил на пиктском: — Где ты был, когда штурмовали Тускелан?
— Я бежал вместе с Майлом, — просто ответил Кулан. — Накануне Зогар принес в жертву Робина. В жертву болотному демону. Он и Майла хотел убить, и, может быть, меня. И мы ушли.
— Ладно.— Разговор продолжался на пиктском. — Чем так прельстился Зогар, что взялся учить тебя и не убил твоих провожатых сразу?
— Он узнал во мне одного из детей Юхиббола Сага. И мы дали ему много золота, стекла, шелка и страусовых перьев.
— К перьям он был неравнодушен, — усмехнулся Конан.— Тебе известен тайный знак Юхиббола Сага?
— Разумеется, но...
— Знаю. Когда-то он очень мне пригодился. Как бесился демон! Чему еще научил тебя Зогар? Ты можешь вызвать демона?
— Да, могу, но это не самое приятное.
— Согласен,— кивнул Конан, — Это черные демоны?
— Нет, пикты не ведают черного колдовства. Они взывают к силам земли вроде Юхиббола.
— Это Зогар-то не знал черного колдовства?! Никогда не поверю, мальчик, — криво усмехнулся Конан.
— Зогар знал. Но меня он не успел научить этому. И я сам не хотел.
— Зогар бы заставил, — заверил юношу Конан. — Я не хочу думать, что ты лжешь, хотя бы из уважения к твоим отцам — настоящему и приемному. Ты общался с призрачным змеем?
— Да, Зогар испытывал меня. Я был в логове змея, и он не тронул меня. Но чары Юхиббола много сильнее.
— И ты можешь вызвать змея прямо сюда?
— Могу, если так будет нужно. Но уверяю тебя, о, король, в здешних лесах есть создания пострашнее.
— Охотно верю. Но сейчас меня волнует иное.— Конан опять перешел на аквилонский.— Ты слышал наш разговор о горах и наверняка знаешь легенду.
— Знаю, — подтвердил юноша.
— Тогда ответь: чем ты можешь помочь? Ты способен управлять камнем?
— Нет, этот камень не рожден землей. Его создали. Но я понимаю язык растений и некоторых камней. Я постараюсь провести вас безопасным путем.
— Ты в силах побороться с Каноном паков?
— Не знаю. Пещеры темны для меня, но можно послать вперед демона, и не одного. Правда, для этого потребуется человеческая кровь.
— В крайнем случае, возьмешь мою,— поморщился Конан.— Как насчет беседы с черным драконом?
— Я попытаюсь. Если он такой древний, как говорит отец, он должен помнить Юхиббола.
Конан задумался.
— Идет,— наконец сказал он.— Коннахт, я забираю твоего парня с собой. Если хоть один волос упадет с его головы, причинивший вред заплатит своей жизнью, кем бы он ни был. А вообще неплохая подобралась компания: киммериец, боссонец, пикт, кхитаец, горец, гандер... Кто там еще? А, да, аквилонцы всех мастей. — Король хлопнул ладонью по столу.— Коннахт, разговор закончен. Ты даешь мне еще Бриана Майлдафа, и больше никто мне не нужен. Разумеется, ты снабдишь меня едой, теплой одеждой и всякими мелочами вроде веревок. Об этом поговоришь с Хорсой. Я же возвращаю тебе Септимия, если он жив еще. А разворошить этот муравейник под горами будет к нашей общей выгоде. Да, еще. Возвратится Майлдаф или нет, но он или его клан должны получить полсотни овец, я заплачу. Завтра вечером мы отправляемся. А сейчас я иду отдыхать: утром мне метать эти дурацкие столбы с этим придурком Майлдафом. Понятия не имею, как это делается, но я король и должен победить. Мы идем обратно в зал?
Коннахт встал и поклонился.
— Все будет исполнено, как ты повелел. Благодарю тебя, Киммериец.
— Благодарить будешь, когда мы вернемся. Значит, меня уважают в Пуще? — обратился напоследок Конан к Кулану.
— Это так, король,— отозвался пикт.
— Может быть, мне следовало думать о пиктах лучше. Но, видно, уже не получится, — проворчал Конан и распахнул дверь в коридор.
В зале царило оживление. Евсевий держал в руках замысловатый предмет, должно быть, музыкальный инструмент.
— Прекрасная графиня,— ручьем журчал ученый. — Я посетил множество стран, и немало сладкозвучных инструментов тешили мой слух. Также знал я звучание варварских труб и барабанов, и странных и непривычных для цивилизованного человека приспособлений для извлечения звуков в странах юга и востока. Однако звучание сего инструмента мне неизвестно. Вероятно, звук происходит посредством приведения в колебательное движение сих тончайших вервий, напоминающих струны. Но я не смею осквернить своими неумелыми и грубыми перстами сие творение, ибо все, что дарит нам чудо музыки, имеет душу, и без знания оной было бы кощунством строить из себя музыканта. Посему, графиня, не угодно ли вам будет открыть нам душу сего тонкого создания, а с ней и часть своей, ибо все мы пребываем в затруднении, столь вы уклончивы и лукавы.
Конану оставалось только поскрести подбородок, слушая, как ученый выговорил все это без единой запинки. Даже Умберто не смог ничего добавить к произнесенному.
— Если госпоже будет угодно, пожалуйста, — выразил Тэн И всеобщее желание, пусть не столь пышно, но исключительно вежливо и доходчиво.
Инструмент и вправду был интересен: деревянная резная рама, украшенная серебром, в форме скругленного клина, а на ней струны различной длины и толщины из светлого волоса. Должно быть, звук и впрямь должен был получиться куда приятнее, чем у писклявых туранских трехструнок, но Конана больше заинтересовало обращение с титулом, произнесенное Евсевием.
