Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать
— Пойдем, сын мой. — Сигирик протянул суму. — Воины свое дело сделали, теперь наша очередь.
Эдгар кивнул — расспрашивать не хотелось — и послушно последовал за священником.
В старых миниатюрах поле боя рисовали сплошь покрытым телами. В жизни все оказалось не так — но не менее страшно. Взрытая копытами, перемешанная с землей трава. Кровь — вовсе не алая, а густого вишневого цвета. И люди. Много людей. Кто-то еще шевелился, кто-то уже не дышал. Они с Сигириком ходили по полю, и священник, не гнушаясь, собственноручно касался шеи каждого, проверяя, жив ли. Спокойно, не кривясь и не бледнея перевязывал раны, доставая бинты из той самой сумки, что подал Эдгару. Принимал исповедь у тех, кто еще мог говорить и разрешал от грехов бесчувственных.
— Грех убийства и смерть без покаяния. — Негромко произнес Сигирик, когда они шли от одного тела к другому. — И все же я верю, что господь не допустит вечных мук для тех, что защищают нас с оружием в руках. Тем не менее, поскольку пути его неисповедимы, будем делать то, что должно. А Он рассудит.
Они снова остановились. Лежащий был в сознании, придерживал руками живот. С каждым вдохом из раны выпучивалось что-то мягкое, красно-сизое, шевелящееся. Раненый заправлял это обратно, но через миг все повторялось. Сигирик достал бинты.
— Не надо. — Человек облизнул сухие губы. — Все равно. Исповедуй, отче.
Эдгар шагнул в сторону, чтобы не слышать. Наконец, священник поднялся.
— Пойдем.
— Погоди. — Раненый в очередной раз попытался заправить внутренности. — Ты носишь меч. Помоги.
Эдгар замер, не понимая, не желая понимать, что от него хотят.
— Все равно… — повторил раненый. — Я могу сам… грех на душу не хочу. Помоги.
Эдгар затряс головой, беспомощно посмотрел на Сигирика.
— Выбирай сам, сын мой. — Сказал тот. — Я не могу решить за тебя.
Взял из рук ученого сумку и побрел к следующему телу. Эдгар шагнул было вслед. Остановился.
— Прошу тебя…
Меч вошел в грудину с сухим хрустом — так скрипит снег под ногами морозной ночью. Эдгар долго стоял, глядя в ставшее разом безмятежным лицо. Вбросил в ножны кое-как оттертый от крови клинок и пошел догонять Сигирика.
Они остановились у обоза — там, где оставалась их телега. Тут же ждали двое раненых, отправленных вперед.
— Где Бертовин? — спросил Рамон.
— Сына ищет.
— Что с ним? — безразличную одурь смахнуло вмиг.
— Ты не видел что ли? Оруженосцев порубили. В центре прорвались, и…
— Всех?
Хоть бы у мальчишки хватило ума сбежать. Хотя Хлодий не побежит, это-то и плохо.
— Нет, до кого добраться успели. Сотню, наверное.
Рамон едва не застонал при мысли о недоученных мальчишках, попавших под клинки.
— Я искать.
— Погоди. Вон он.
И в самом деле, неподалеку показался Бертовин, несущий на руках сына — то ли бесчувственного, то ли мертвого, поди отсюда разбери. Рамон сорвался с места первым.
— Давай сюда, сам на ногах еле держишься.
Тот помотал головой.
— Сам.
— Жив? — спросил рыцарь, отступая.
— Вроде.
Бертовин опустил юношу на траву. Тот дернулся, застонал и открыл глаза.
— Живой. — Выдохнул Рамон.
— Живой. — Эхом повторил Бертовин, оседая рядом.
Хлодий обвел взглядом знакомые лица. Неуверенно улыбнулся.
— Я не побежал.
Рамон кивнул, посмотрел ему в глаза.
— Да. Ты не побежал и смог взять жизнь врага. Я горжусь тобой.
Юноша снова улыбнулся. Попытался было пошевелиться и застонал.
— Откуда ты знаешь про врага? — спросил Бертовин, пока Рамон освобождал рану от одежды.
— Его не добили.
Нога на первый взгляд выглядела жутко, но после внимательного осмотра стало ясно, что кость не задета. Кровь еще текла, но не так, чтобы дать повод для волнений.
— До свадьбы заживет. — Рамон выпрямился, вытирая руки. Негромко приказал: — Калите железо.
Пока разводили костер, перевязали Бертовина — рана и в самом деле оказалась неопасной — клинок прорубил кольчугу и скользнул по коже. Сломанное ребро не в счет, срастется. Так же как и рука еще одного раненого, которую уложили в лубки.
Рамон достал из огня клинок, подобранный на поле кем-то из его солдат.
— Держите.
— Не надо держать. — Хлодий не мог отвести взгляд от алого железа.
— Надо. — Сказал Рамон. — И не вздумай терпеть. Ори во всю глотку.
Раскаленная сталь зашипела, войдя в рану, тошнотворно запахло паленым. Хлодий попытался было сдержаться — не вышло, зашелся в крике.
— Все. — Рыцарь отбросил клинок. — Теперь только перевязать.
Он оглянулся на своих людей.
— Поесть соорудите.
На самом деле хотелось только упасть и спать. Но люди устали, им надо поесть и отдохнуть. Тем более что все равно дожидаться герольда с разрешением покинуть поле боя. Еще надо бы поискать Эдгара… хотя если не найдется, ничего страшного. Приехал со святошами, с ними же и обратно доберется.
— Все. — Повторил Рамон. — Есть будешь?
Хлодий покачал головой.
— Тогда спи. Начнем собираться — разбудим.
Эдгар выбрался к их костру сам. Молча прошел между лежащих вповалку людей, сел рядом с братом. Рамон хотел было спросить, не голоден ли тот, пригляделся внимательней — и ни сказав ни слова протянул флягу с вином. Удивительно, но отказываться ученый не стал, пил долго, взахлеб, точно воду. Наконец, вернул флягу, обхватил колени, уставившись в костер.
— Я убил человека.
— Поздравляю. — Негромко сказал рыцарь
— Ты не понял. Я убил человека. Нашего. — Эдгар протяжно всхлипнул — воздуха не хватало, хотя слез не было. — Раненого. Он… у него живот был… и я…
Он не успел сообразить, как, а, главное, когда вроде бы спокойно сидевший рядом брат развернулся и ударил. Успел только схватиться за горящую щеку и уставиться на Рамона.
— Ты воин или баба? — прошипел тот.
— Я ученый.
В голове звенело, то ли от вина, то ли от пощечины. Какого…?
— Ты нацепил меч. Или веди себя, как мужчина и не позорь оружие, или снимай его и ступай в обоз к бабам.
— Ты… — воздуха снова не хватало, теперь от ярости. — Как ты смеешь?
— Смею. — Ухмыльнулся тот. — И попробуй помешать.
Эдгар выругался — длинно и грязно, пожалуй, он сам не ожидал от себя подобных выражений. Поднялся, не отрывая взгляда от брата.
— Вставай.
Рамон не пошевельнулся.
— Вставай, и я набью тебе морду.
Тот посмотрел снизу вверх — пристально, очень внимательно. И улыбнулся. Совсем не так, как миг назад.
— Ну вот. Теперь ты похож на человека.
