Виктор Харп - Беглец
И утро не лучше.
Я сунул поводья белого жеребца конюху, а сам пробрался между конюшней и забором и выглянул из-за угла. Один из дарэйли, крадучись, огибал дом, направляясь к черному ходу. Две девушки, жрец и Ллуф спешились и, привязав лошадей к коновязи, входили в парадную дверь.
По примятой полосе травы вдоль забора среди зарослей колючего бурьяна я понял, что Ринхорт прокрался там ползком, — видимо, воспользовавшись тем, что всадники, обойдясь без конюха, были заняты лошадьми, — а открытое на торце здания окно кухни подсказало, как рыцарь проник в дом, умудрившись остаться незамеченным.
Я ждал обещанного сигнала, но было подозрительно тихо. Очень нехорошая тишина.
Наконец, в окне второго этажа появилась фигура: Ринхорт! Живой, но почему-то голый. Нет, у Шойны времени бы не хватило, — прыснул я, тут же заткнув смешок ладонью — да и окно это ближе к торцу, а наше, сломанное ночью, зияло куда правее.
Он выбрался на крышу, беззвучно (а, вот почему он избавился от железной "кожи"!) пробежал до сломанного окна и с кошачьей ловкостью запрыгнул в комнату. Вот тут у меня вспотели ладони от мучительного ожидания: как он справится с ядовитой дарэйли, если она уже восстановилась? Чудовищно, но я беспокоился за обоих.
Я досчитал до пяти, когда мой друг снова появился. Долговато. Ему как раз хватило бы времени отсечь Шойне голову, если она все еще беспомощна. Забравшись на крышу, дарэйли оглянулся на конюшню. Я махнул рукой, показав, что готов.
Раскрутив в руке цепь со знаком Пронтора, Ринхорт метнул его. Диск глухо ударился о доски. Подобрав его с земли, я во весь дух побежал назад, к белому жеребцу.
Но дальше в нашей и без того не идеальной импровизации возникла заминка: конюх, вернувшись после того, как тихо открыл ворота, зачем-то забрался в седло.
— Слазь! — шепотом приказал я, пытаясь привязать к узде цепь со жреческим знаком Пронтора.
— Еще чего! Я не дурак! — оскалился мужик. Вырвав из моих рук цепь с сияющими камнями — наверняка решил, что дорогая вещь — конюх вонзил шпоры в жеребца и погнал его к воротам.
— Не дурак, но труп! — огорчился я.
Но мужик уже скрылся, вне себя от радости, что удалось не только вырваться от демонов, но и остаться с прибылью. Плюнув, я побежал на угол конюшни и залег, распластавшись в бурьяне. Ненадолго же мне новой одежды хватает!
Очень скоро из дома пущенным из пращи камнем вылетел Ллуф и, отвязав своего коня, помчался в погоню. Следом из двери вывалились две девушки и жрец. А на них с крыши прыгнул Ринхорт, на лету принимая жутковатую боевую форму, в какой я его видел только при первом знакомстве.
Рыцарь свалился не просто так — целил в жреца. Если бы он его сразу убил, его рабы, оставшись без хозяина, попали бы под "смертное" заклинание. Но иерарх успел отпрыгнуть. Впрочем, потери среди врагов уже были: заслонившее жреца тело одной из девушек билось в конвульсиях на земле, из шеи бил фонтан крови, а отрубленная голова со срезанными рыжими волосами щерилась в небо смертным оскалом. Ринхорт сцепился с той, что была в темно-серых, под цвет волос, латах — Луана не давала ему подобраться к хозяину.
Два дарэйли металла, как рассказывал мой друг, могут биться почти вечность, если их силы равны. Грохотало так, что болели уши, и приходилось держать рот открытым, чтобы не лопнули перепонки. Вспарывали воздух десятки созданных или призванных мечей и тут же рассыпались веером раскаленных капель металла, и меч рыцаря скрежетал, отражая новые клинки. Над некоторыми Ринхорту удавалось перехватить власть, и они летели в сторону метавшегося по двору жреца, но Луана окружила его щитами, висевшими в воздухе, и оружие отскакивало, чтобы снова попасть под ее власть.
Там, где дрались два "железных" дарэйли, вскоре ничего невозможно было разглядеть, кроме смертоносного вихря, сверкавшего стальными и алыми вспышками, клубившимся черным горячим дымом. Запахло, как в кузнице. Иногда из вихря вылетала девичья фигура, катилась по земле, но быстро поднималась.
И никто, — вдруг осознал я, — ни один человек не выбежал на этот грохот и лязг из дома, даже не выглянул в окно. Словно все слуги были уже мертвы, как их хозяин.
Луана, уходя от атаки Ринхорта, налетела на статую, обрушила ребро ладони на макушку, и статуя рассыпалась в облаке искр на десятки лезвий, тут же метнувшихся в атакующего рыцаря. На землю опали тряпичные клочки — все, что осталось от трактирщика. Ринхорт взмахом меча отвел стальной смерч и швырнул в Луану уже водопад раскаленных капель. Как они не подожгли дом — оставалось для меня загадкой.
"Почему Ринхорт не расплавит ее доспехи так же, как клинки?" — недоумевал я, пока меня не осенило, что он не хочет ее убивать. "А его, значит, можно убивать!" — разозлился я.
Моя ладонь обхватила рукоять меча. Он дрожал, и я, заметив, что из железа вокруг остались только вилы, воткнутые в кучу навоза, смешанного с соломой (видимо, оба дарэйли металла оказались брезгливы), догадался, что мой клинок удерживает на месте воля Ринхорта. Даже не сомневался, кто из "железных" сильнее. Количество клинков явно уменьшилось, а количество расплавленных и остывающих железных потеков на земле, наоборот, увеличилось. Движения девушки замедлились — Луана иссякала.
Наблюдая краем глаза за боем и прыгающим по двору жрецом, я осторожно осмотрелся: где-то еще прятался его четвертый раб и, может быть, еще Шойна, если мой друг ее не обезглавил.
Иерарх Авьел, отбежав от мечущегося стального смерча к самой конюшне, прорычал, выметнув руку:
— Ксантис, убей его!
— Не могу, господин, — донесся сквозь лязг и скрежет глухой крик. — Они слишком плотно сцепились.
Ага, вот он где — за углом дома и тоже прикрыт щитом.
— Луана, отступай! — снова крикнул жрец.
Девушка отпрыгнула, перекувырнувшись, и побежала к воротам. Выступивший из-за угла Ксантис взмахнул вытянутой к Ринхорту рукой, и тут же застонал, рухнув на колени — в его плечо, пролетев над краем щита, вонзился клинок. Но и Ринхорт вдруг провалился — под его ногами гулко треснула и разошлась земля.
Луана вздохнула, обрушив в трещину стальной поток, заполнивший ее до краев, и повернулась к жрецу, ищущим взглядом обшаривая строение за его спиной. Меч в моей руке шевельнулся. "Мать моя, давшая жизнь, и великая мать, давшая душу! Что же делать?" — взмолился я, сжав изо всех сил выдавшее меня оружие, которое в любой момент могло вырваться и вонзиться мне в брюхо. В конюшне кто-то тоненько вскрикнул, послышался шум падения. Я и забыл, что там прячется Щепка. Наверняка у девчонки нервы не выдержали.
Авьел приказал:
