Айя Субботина - Время зимы
Последними везли стариков. Они походили на нахохлившихся кур — казалось, натянули все вещи разом, огрузли, не в силах пошевелиться. Замыкали вереницу еще два десятка ополченцев, Миэ, Банру и Арэн.
Особняком, позади всех, ехал таремский купец со своим охранником и санями, нагруженными дорогими товарами. Утром Арэн невольно стал свидетелем их с эрлом разговора: таремец услужливо предлагал свои мечи, по выгодной цене. Всего по десять кратов за штуку, говорил он. Варай, конечно же, отказался от сделки. Торговец пожал плечами, но цену более не сбросил, на том и разошлись.
Сейчас таремец облачился в кольчугу, низ которой хватал его колени, нахлобучил высокий посеребренный шлем, с плюмажем из конского волоса. Купец постоянно сетовал на горькую судьбу, подтирал красный от простуды нос, шелковым платком, но речь его не умолкала ни на миг.
Дорога шла легко. Коротконогие, но упрямые волы без труда тянули сани, снег хрустел под полозьями. Стоило выехать за частокол, каменный хребет словно выросли перед ними. Арэн, которому выбеленные горные пики казались далекими, как просторы родной Дасирии, с удивлением глядел на черные склоны; наваждение, будто горы приближаются к ним, а не наоборот, не давало покоя.
— Почтенный господин, — тонкий голосишко, сладкий, до оскомины, вкрадчиво отвлек дасирийца от раздумий.
— Почтенный купец, — вежливо склонил голову Арэн, стремясь задавить в себе чувство гадливости.
Он догадывался, откуда растет любезность таремского торгаша. Поразмыслив, купец понял — случись что, вряд ли кто-то прикроет его драгоценный зад. Наемник сбежит первым — уже сейчас от него за милю разило страхом. Деревенские станут на смерть за жен и детей, до заезжего торгаша им и дела нет.
— Я заметил вашу отвагу, — начал купец после затянувшейся паузы. — Позвольте представиться — имя мое Дюран Марш.
— Арэн, из рода Шаам, — назвался дасириец.
— Марш… Знакомая фамилия, — Миэ поравнялась с ними, ее лошадь обошла купца по левую руку. — Я припоминаю одного Марша, часто бывал в доме моего отца.
Купец приободрился, воодушевленный встречей с землячкой и ее же красотой. Вмиг его внимание переметнулось с дасириецца на Миэ, он принялся расспрашивать, кто ее предки и на ветке древа какого великого рода распустился столь прекрасный цветок.
Арэн не спешил пускать коня вперед. Их разговор развлек его. Дасириец достал из кисета мятную палочку и сунул ее в рот, лениво пожевывая. Обоз мерно шел вперед, ничто не предвещало беды, и Арэн разрешил себе расслабиться, в пол уха слушая болтовню таремцев.
— Славный, славный род лорда Эйрата! — Дюран Марш прищелкивал языком, его мелкое тело тряслось на спине лошади, как глиняный болванчик. — Я знавал вашу мать, прекрасная леди Миэль! Она была дивной красоты женщина и голос ее услаждал слух. Миэ вежливо улыбнулась.
— Как жаль, что сгинула в морской пучине, — поник купец, всеми силами изображая скорбь.
— Не стоит утруждать себя печалью, господин Марш. Семь лет уж прошло, отец дважды успел жениться и обзавестись четырьмя наследниками, к тем трем, что родила моя почившая матушка.
— Простите мое невежество, леди Миэль, я давно уж не бывал в Тареме. Земли Маршей лежат в его северной колонии.
— Недалеко от рхельской крепости Паш? — Осторожно поинтересовался Арэн.
— Да, господин. В северных колониях живет мой род, мы многие годы верно служим Тарему и совету магнатов. Пусть и обитаемся столь далеко от столицы, да хранит Шарат ее своей милостью и полнит мошны лордов-магнатов звонкой монетой!
Паш — грузная крепость в холмах, принадлежала рхелькому государству и за стенами гранитного предела начинались его земли. Когда-то и сама крепость, и многие мили дальше, на запад — все было подвластно Дасирийской империи. Славные времена расцвета, венец военной мощи, Шаам-старший часами мог говорить о военных походах на запад, когда под натиском Дасирии один за другим пали города Рхеля.
Огромные территории, завоеванные кровью и многими смертями, ширились все больше, все дальше на запад уходил император c военачальниками, оставляя без присмотра восточные земли и столицу. Империя стала трещать по швам и лопнула, клочки с таким трудом отвоеванных земель снова наполнились рхельцами и волна вернулась вспять, необратимо, как прилив.
— Что за злая судьба привела достопочтенную леди в холодные земли варваров? — Хоть никто не мог их слышать, Дюран заговорил тише.
— Мой друг держит путь в столицу Артума, — ответила она, дополнив слова улыбкой, лучезарной, как всегда. — Я сопровождаю его. Никогда не поздно увидеть мир.
Тот согласно закивал головой и принялся рассказывать о том, как обнаружил пропажу ценного кинжала. Чем больше таремец жаловался, тем сильнее Арэн уверился в своем предположении — вряд ли купец знает, кто был прежний владелец кинжала, как не знает ничего и о братьях Послесвета.
— … а эти варвары даже пальцем об палец не ударили, чтоб мне помочь! — Дюран потряс в воздухе изнеженным кулаком. — Ничего не знают о законах гостеприимства. Я ходил к эрлу, предлагал полюбовное решение. Я купил кинжал за двадцать пять кратов и согласился бы, верни он хоть это, чтоб я остался при своих. Так медный лоб и выставил меня за порог, будто я пес шелудивый. Нога моя больше не ступит в Северные земли, путь торгуют с дшиврцами, раз не угодно уважать торговцев из Тарема. Дюран Марш посмотрел на Миэ, ища поддержки.
— Твои слова кажутся мне разумными, — соврала женщина, соблюдая традиции круговой поруки меж торговцами Тарема.
Чувство гадливости к Маршу привкусом тухлой рыбины прилипло к языку Арэна. Не помогала даже жевательная палочка.
— Двадцать пять кратов — немалая сумма, — повторил дасириец, собрал во рту слюну и остатки мятного листа, и смачно выплюнул в снег. Привкус никуда не делся. — Наверняка тот, кто продал его, рассказывал, что за вещица.
— Само-собой. — Дюран подбоченился, прочистил горло кашлем. — Клинок тот был из шаймерских земель, тех, в которые нет хода уже три сотни лет. Старинная вещица, принадлежала младшему сыну императора. Предыдущий владелец кинжала прятал свое лицо черным саваном; когда я спросил, уж не хоронится ли он от правосудия, бедолага открылся. Его тело побила порча, язвы и фурункулы изъели лицо до кости! — Таремец осенил себя охранным знаком. — Проклятие богов каждому, кто ступит в земли Шаймерии. Несчастного, думается мне, уж давно терзают харсты Гартиса.
— Участь, достойная каждого мародера, — под тяжелым взглядом Арэна, купец скукожился, как змеиная кожа на солнце, и торопливо повернул лицо к Миэ.
