Александр Бушков - Колдунья-беглянка
– Ах, медведюшка, мой батюшка… – пропела Ольга сквозь зубы строку из мужицкой песни, содрогаясь при этом от ненависти к безмозглому зверю, навязанному в сотоварищи.
В полумраке, чувствуя свое бессилие, Ольга вдруг подумала: а что, если медведь – и не медведь вовсе? Что, если это прикинувшееся неразумным зверем вполне разумное создание, специально к ней приставленное, чтобы усугублять моральные страдания? Иначе почему топтыгин, заслышав ее голос, издал, право слово, почти что человеческий смешок?
Дальнейшие размышления в этом направлении грозили завести в совершеннейшую безнадежность, и Ольга постаралась избавиться от опасных мыслей: мало ли какие звуки способны издавать дикие медведи, да и коварство тех, кто взял ее в плен, не может простираться так далеко… или может? Хватит, довольно умствований…
И вновь она ринулась вперед, зажав в левой руке свой дерюжный наряд, который метко швырнула его прямо в морду медведю. Пронеслась настолько близко от зверя, что ощутила прикосновение его густой свалявшейся шерсти. Медведь, вскочив на четыре лапы, быстро скинул с морды рогожку, но пару драгоценных мгновений Ольга у него все же выиграла. И бросилась назад в безопасное место. В затылок ей ударило жаркое смрадное дыхание, совсем рядом с ее пяткой царапнули по камню кривые длинные когти, показалось даже, что зубы скользнули по ее ноге…
Отчаянно завизжав, словно простая деревенская баба, Ольга прыгнула, ударилась легонько о каменную стену – и сползла на пол с колотящимся сердцем, уже зная, что она в безопасности и зверь ухватить ее не успел. Правда, сразу стало ясно, что это была ее последняя ботаническая экспедиция на медвежью половину подземелья: встревоженный и обозленный медведь не метался вправо-влево, гремя цепью и угрожающе рыча, всем своим видом показывая, что нового вторжения в свои владения он не потерпит…
Значит, последняя попытка. Если и теперь ничего не выйдет, придется шагнуть в медвежье объятия, чтобы избежать худшего…
Ольга трудилась с величайшим тщанием, которое и сравнить-то не с чем: вряд ли существуют в человеческом языке столь превосходные степени. Свежий стебель или?.. Ну, с богом…
Что-то произошло. Она не сразу сообразила, что, а, осознав, непроизвольно испустила короткий звериный рык: такой, что даже топтыгин озадаченно притих, прислушиваясь.
По бедрам, по животу, по ногам скользнула вниз жесткая кожаная полоса, царапнувшая тело многочисленными узелками, – это упал на камень разомкнувшийся чародейский пояс.
Она свободна!
Неизвестно, с чем можно было сравнить нахлынувшие ощущения: походило на то, как если бы тело долго сдавливал туго зашнурованный корсет, и вдруг он исчез, появилась возможность дышать полной грудью, с неизъяснимым наслаждением втягивая прохладный воздух…
Потом на нее обрушилось что-то непонятное и могучее: словно упал сверху, больно ударив по затылку, обтекая тело до пяток, некий водопад или поток холодного ливня, Ольга даже пошатнулась под его напором…
И едва не закричала от радости, сообразив, что это может означать…
Прислушалась к себе. Что-то бродило внутри, по всем телу, проникая до пят, до кончиков пальцев, под череп, до кончиков волос и ногтей…
Что-то помаленьку возвращалось.
Резкая судорога сотрясла ее, пронизав каждую клеточку тела. Волосы с шуршащим терском на мгновение взвились, вздыбились над головой, поднявшись вертикально. Потом медленно опали.
Она чувствовала себя прежней.
Она вновь видела в темноте, как днем, стоило только этого пожелать. Видела, как медведь, поводя башкой, по-прежнему натягивает цепь, видела каждую травинку в ворохе, свое дерюжное платье, бугры и неровности стен и пола подземелья…
Но ее не покидало ощущение чего-то непонятного: что-то было все же не так. Не так, как обычно. Некая неправильность присутствовала…
Проведя кончиками всех десяти пальцев от ключиц к животу, Ольга произнесла нужные слова – и увидела, что ее тело моментально очистилось, с кожи исчезли все синяки, царапины и укусы, оставленные насильниками.
Правда, вслед за этим спину и бока на несколько мгновений охватило непонятное жжение. Тело бросало то в жар, то в холод… Это, впрочем, быстро прошло, но осталось убеждение: с ней все не так, как обычно, прежняя сила будто пульсирует, то пропадая, то возвращаясь. Ну да, ну да: когда проверки ради она захотела поворотить медведя в сторону, это закончилось ничем – а через несколько мучительно долгих мгновений все же сработало, и зверя так сильно повело в сторону, что он с жалобным ворчанием буквально отлетел к стене… И вновь на Ольгу накатило ненадолго чувство пустоты и бессилия.
Похоже, пребывание здесь, издевательства и переживания что-то нарушили, и теперь Ольгина сила давала сбои, пропадала и возвращалась, мерцала, гасла, вспыхивала…
Некогда было рассуждать по этому поводу, гадать, придет ли все в норму, а если да, то сколько пройдет времени. Следовало поскорее отсюда выбираться, пока есть такая возможность, – кто знает, к чему приведет это нехорошее мерцание…
Ольга осторожно попыталась проникнуть чувствами наверх, в располагавшийся над подземельем особняк. Временами, в полном соответствии с ритмом загадочного мерцания, на несколько мгновений лишавшего ее силы и способностей, всё пропадало, и Ольга словно слепла и глохла – но тут же все восстанавливалось, словно раскачивался некий маятник. Уже стало ясно, что в доме не присутствует та мощь, что связывалась в ее колдовском видении с фигурами вроде камергера и графа. В доме их не было. Кое-где теплились тусклые светлячки, которые не следовало принимать в расчет – жалкие подмастерья, обученные паре-тройке примитивных умений, дешевые прислужники, не тянувшие на достойных противников…
Лязгнула цепь, заворчал медведь, оборотясь в противоположную от Ольги сторону – и она, встрепенувшись, повернулась туда же.
Кто-то неторопливо отодвигал засов.
Особенного страха не было. Все еще пребывая в состоянии странного мерцания, то делавшего ее обычным беспомощным человеком, то возвращавшего прежнюю силу, Ольга смотрела на дверь. Дверь со скрипом распахнулась, и в темницу вошел могучий Степан, а следом, похохатывая и тихо переговариваясь, показались еще трое, столь же могучего сложения, одетые по-простонародному, бородатые, кряжистые, излучавшие несуетливое злобное превосходство и откровенную похоть.
Под потолком вспыхнули несколько желтых комков света – довольно тусклого, надо полагать, на большее у холуев не хватало сил.
– Ах ты ж моя умница, – пробасил Степан, с ухмылочкой глядя на Ольгу. – Уже голенькая стоит, приготовилась… Ну, иди сюда, сладенькая, живо. Господа уехавши, нам велено тебя развлекать, чтоб не скучала, а мы люди исполнительные и обстоятельные… – он поманил ее обеими руками. – Ну, что стоишь? Я тебе сейчас наглядно объясню разницу меж барским деликатным причиндалом и добрым мужицким штырем, ты у меня орать замучаешься, отродье нездешнее… Ну, кому говорю?
![Александр Белогоров - Большая книга ужасов. 18 : Черный фотограф. Бунт марионеток [повести]](/uploads/posts/books/276968/276968.jpg)
