Танит Ли - Восставшая из пепла
Когда мы покинули конеферму, было уже поздно.
— С завтрашнего дня вы будете ночевать здесь, — решил Распар. — Знаю, что вы любите присматривать за своими людьми, и судя по тому что я слышал о них в городе, это очень даже правильно. Но передайте руководство вашему Эллаку. Больше никаких поездок взад-вперед. После дневных трудов вам понадобится расслабиться. Я пришлю массажистов для вас обоих, мужчину и женщину. Кроме того, теперь, когда вы приобрели мастерство на треке, вас представят здешней публике. Завтра некоторые из дам Градоначальника явятся посмотреть, как прославленный и красивый Даррос управится с упряжкой, и они вполне могут остаться отужинать со мной. Захотят наведаться и богатые бездельники, желающие оценить, в какой вы форме, чтобы сделать свои ставки.
Когда мы ехали обратно по темной дороге к Кольцевым Воротам, я сказала:
— Говорила же я тебе. Прирученные собаки Распара, натасканные выполнять разные трюки для его покровителей и клиентов. Дарак рассмеялся.
Его, этого бродягу, бахвала и актера, каким он был, это не беспокоило. Пусть себе все приходят и пялятся, сколько влезет.
И они пришли.
Если из-за этого и возникали какие-то ощущения, то они были хуже огня и боли: гнев, который надо было сдерживать. Как бы было приятно для моей души выпустить стрелу из тетивы не по трем движущимся мишеням, а по той толпе дураков у ограды.
Кудрявые женщины на носилках и в экипажах в переливающихся белоснежных платьях. Я и впрямь хорошо выбрала себе платье для того ужина у посредника. Белое было самым модным цветом среди знатных и богатых. Потому что белое так легко пачкается, и только у богачей, не обремененных работой, оно может сохраниться неиспорченным. На своем белом они носили гроздья драгоценных камней всех цветов в разных оправах — золотых, серебряных, медных, а также из темно-серого металла называемого ими алькум, сияющего под лучами солнца невероятным голубым светом. Мужчины носили облегающие белые штаны, обтягивающие, как вторая кожа, накладные плечи и рукава с красными, оранжевыми и желтыми полосами.
Женщины, а также и некоторые мужчины, ворковали и вздыхали по Дараку, окликая его между заездами. Для мужчин у Дарака не было времени, и он всячески это подчеркивал; они сердились, но все же видели в нем очевидного победителя. Многие из них провели немало времени на учебном треке, но никто не приближался к стандарту, установленному для нас Белланом. С женщинами же Дарак был куда податливей. Они показывали в мою сторону бледными окольцованными руками, и смеялись. Дарак смеялся вместе с ними. Несколько мужчин подошло ко мне на углу поля.
— У нас с Клосом одно мнение. Мы действительно должны увидеть тебя на арене. Ты ведь знаешь обычай — обнажаться до пояса. Умоляю тебя, милашка, не держи щит слишком близко к себе.
Я повернулась к Беллану, стоящему чуть позади меня, присматривая за тем, как конюх чистит вороных. У него, знала я, нет времени для этих зевак.
— Беллан, — обратилась я к нему, — Распар будет оскорблен как хозяин, если я всажу этим двум нож меж ребер?
Уголком глаза я увидела как они попятились, чуть нервно смеясь.
— Да, — ответил Беллан. И усмехнулся. — Увы.
— Тогда я не должна этого делать, — огорчилась я. И неторопливо расшнуровав рубашку, распахнула ее, оставив груди голыми. Они ахнули, и один покраснел, смутившись. С миг я постояла, не двигаясь, в то время как они, в смятении, пытались придумать, чего б такого сказать распутно-остроумного; а потом, не спеша, снова зашнуровала рубашку. — Итак, господа, — сказала я, — я выполнила свои обязательства перед хозяином дома. Когда вы придете в следующий раз, наденьте поменьше драгоценностей. Они ловят солнечные лучи и слепят глаза лошадям. И мне тоже, когда я целюсь. Я могу промахнуться.
Я увидела, что они поняли мой намек. И повернувшись убрались восвояси, а один из них пробурчал:
— Проклятая бесстыжая степная сука.
Беллан тихо посмеивался. В первый раз он почти проникся ко мне симпатией.
— Я вижу, ты за словом в карман не лезешь, — сказал он. — Но будь осторожна. Нехорошо наживать врагов перед скачками. — Улыбка сошла с его лица. Левая рука у него дернулась.
Пять дней, четыре дня. Массажисты тузили нас, пока тела не зазвенели.
А также диета, хотя для меня она была привычной — постная пища и немного вина или пива. Даже когда день заканчивался, Дарак проводил много часов с лошадьми, разговаривая с ними, лаская их.
— Ты и они должны быть четырьмя частями единого целого, — внушал ему Беллан. — А ты, — сказал он мне, — ты — черная ворона на плече мертвеца, ревнующая к тому, кто тебя везет. — Я в то время орудовала так называемыми «перчеными» стрелами — больше никаких «простых», которые мне вручили в первый раз. На арену, похоже, всякий мог брать, что хотел — стрелы, сдобренные всем, чем угодно. Чаще всего применяли шнурованные — с привязанным к оперению хвостом в виде тонкой веревки: выстрелишь между ступицей и ободом, и она запутается в спицах и затормозит колеса. Колеса были популярной целью. Полые стрелы, нашпигованные железными шариками, пускали сквозь колеса: они ломались об ось и рассыпали свой опасный груз под копыта коней, скачущих следом. Существовало и много других хитроумных устройств, но трудность состояла в том, как заставить такие стрелы полететь. Теперь, вдобавок к расчетам на движение собственной колесницы и движение других колесниц, приходилось делать скидку на изменившийся вес, шнуры, способные увлечь стрелы в сторону или запутаться на втулках твоей же колесницы — короче, тысяча с лишним предосторожностей и трудностей.
Три дня, два дня. Беллан лукаво посмотрел на меня.
— С одной простой стрелой, — сказал он, — и твоим острым глазом, ты могла бы попробовать сделать классический выстрел. В анналах Сагари записаны только три таких случая.
Я спросила его, что он имеет в виду.
— Перерезать надвое поводья возничего. Ремни разлетаются. Из его рук вырвано управление тройкой. Ему конец. Попробуй это.
Десять раз я пыталась на поворотах выстрелить так по одной из преследующих нас учебных колесниц. Но не смогла добиться успеха. Вожжи вскидываются, двигаются, никогда не остаются неподвижными. Я была рада, что светская публика убралась наконец на скачки и не видела этого.
Еще один день до того Дня.
До этого момента подавить страх было почти легко. Изнурительный труд, постоянно вдалбливаемые в оба уха советы, смахивающие на двух великанов жестокие массажисты, усталость, мертвый сон со сновидениями, похороненными настолько глубоко, что решительно не вспоминались. Но в тот последний день с нами обращались мягче. Мы спали допоздна и лишь в полдень вышли на трек испытать колесницу, которая помчит нас на Сагари. Черный металл, блистающий как и лошади, украшенный красными эмалевыми солнцами и золотыми побегами лозы, королева-колесница с вороными между ее алых оглобель — то идеальное единство, какое мог создать только художник стадиона. Беллан улыбнулся нашим похвалам. Колесницу изготовили в собственных мастерских Распара по проекту Беллана. На ней, мчась быстро-пребыстро, мы и взаправду были одним целым; даже я, сидящая ворона, стала его составной частью. Беллан позволил нам лететь по треку, и не отзывал нас, разрешив нам вкусить разок чистую радость этого полета. Но после такого вина день сделался горьким.
![Джордж Кокс - Моя первая белая клиентка[ Смерть в Панама-Сити. Моя первая белая клиентка. Змея]](/uploads/posts/books/148568/148568.jpg)
