Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых
Среди гостей наблюдалось полное смешение славянских и голядских слов, нарядов и обычаев. В одних родах еще хранили обычаи голядской старины – девушки красовались в старинных венчиках под названием «вайнаги» – их делали из бронзовых спиралек, нанизанных на лыковые жгуты и уложенных вокруг головы в виде венка в несколько рядов. Вместо стеклянных и каменных бус, любимых славянками, женщины-голядки носили бронзовые гривны с разнообразными узорами, ожерелья из «змеиных головок»[11] и множество перстней – по шесть-семь у каждой. Вместо поневы голядки носили юбки, подпоясанные плетеными поясами – но так же, как у славянок, по цветам юбки и по узорам пояса можно было легко определить, из какого рода женщина и какое положение занимает. Но и славянки радовали глаз пестротой и разнообразием нарядов – здесь присутствовали кривичанки в тяжелых поневах из толстой шерсти с вытканными узорами, с оборами из разноцветной шерстяной тесьмы, в киках с рогами. Попадались и вятичанки в синих клетчатых поневах, а иные женщины, из смешанных родов, носили разом и «змеиные головки» и височные кольца. Говорили все по-славянски – этот язык знала уже вся голядь, проживающая вдоль рек. Равно как и многие из славян, имея родню среди голяди, понимали голядскую речь. Кланяясь вновь приезжающим, на услышанное «Свейка!» они отвечали:
– Свейкас! И вам тоже добрый день!
Лютава ради такого случая даже надела одну из новых рубашек, отделанных шелковыми полосочками. Самую нарядную, красную, она приберегла пока, чтобы не затмевать Милему, но и в таком виде вызвала всеобщее восхищение.
– Ты, княжна, как заря ясная, как солнце красное! – весело сказал ей один из приехавших гостей, староста по имени Мыслята. – Прямо невеста!
На столах расставили семь блюд, положенных по обычаю, – пироги, жареного карпа и цыплят, вареники, горох и бобы. Самым главным блюдом была каша. На краю стола красовались две большие пустые миски, украшенные знаками солнца и плодородия, – особые, хранимые как раз на такой случай.
Возле очага стоял чан с водой, в которой плавали засушенные синие цветки велес-травы – для обряда наречения. В теплое время его проводили где-нибудь на берегу реки, у текущей воды, переносящей умерших из земного мира к предкам, а новорожденных – из Навного мира к живым, но Благота побоялся простудить своего долгожданного первого внука.
Появились боярин с женой. Благота держал в руках горшок каши, а бабка – самого младенца. Вслед за ними вошел волхв Огневед, рослый худощавый мужчина с узким лицом и длинной бородой, в накидке из медвежьей шкуры. В руках он держал посох с головой ворона, а при каждом его движении звенели такие же бронзовые бубенчики, как и у Лютавы.
– Вот, люди, внучок мой старший, сына моего Чуромила первый сын! – объявила бабка, показывая младенца во все стороны и кланяясь людям. – Раньше звали мы его просто Мальцом, теперь пришла пора ему настоящее имя дать. В Ночь Богов то семя посеяно было, что проросло да взошло, стало быть, вернулся к нам из дедов-пращуров кто-то. Верно, отец?
– Верно говоришь. – Огневед кивнул. – Сейчас буду богов спрашивать, кто пришел к нам в сем дитяте, каким именем его наречь. Дайте-ка место, люди, много у нас сейчас гостей будет!
Поставив посох к стене, он вынул из мешка личину в виде медвежьей головы и надел, спрятав под ней лицо. Смолкли последние шепотки, народ плотнее жался к стенам и друг другу, многие затаили дыхание.
Огневед тем временем начал постукивать в большой кудес, и кудес отозвался гулким низким голосом. Лютава невольно задрожала: у Огневеда был старый, опытный, объезженный скакун, хорошо знающий дорогу в Навный мир, и тот откликался по первому же его зову.
– Эй, эй! – стал выкрикивать волхв, и голос его из-под личины звучал глухо и таинственно. – Из-за леса, из-за гор! Из-за реки текучей, из-за гор каменных, из-за леса стоячего, из-за облака ходячего! Идите к нам на пир, деды и бабки! Готова вам каша, готов мед и пироги!
Стуча в кудес, он слегка крутился на месте, и Лютава ясно видела, как завертелся вокруг него невидимый для простого глаза хоровод духов. Тут были его собственные духи-помощники и покровители, хорошо знакомые, были духи этих мест, духи рода, живущие под порогом дома. Вертясь вокруг кудесника, они вели с ним неслышный разговор, но даже все те люди, кто их не видел и не слышал, ощущали их присутствие.
Наконец Огневед перестал стучать.
– Спасибо вам, чуры, спасибо за гостевание, за привет, за совет! – заговорил он, а Лютава стала ломать на кусочки пироги и разбрасывать их на угощение духам. – А теперь отпускаю вас: отправляйтесь восвояси, да нас не забывайте! Ну, бабка, давай дитятю!
Вслед за волхвом бабка поднесла новорожденного к огню в очаге, освещавшем деревянное лицо чура. Опустив руку в бадью, Огневед трижды брызнул младенцу на лоб и на темя, говоря:
– Как вода чиста, так будет чисто и лицо твое; как вода светла, так будет светла душа твоя; как вода жива, так будет живо имя твое!
Отрезав несколько волосков с темечка новорожденного, Огневед положил их в пламя очага и тихонько шепнул новое имя, чтобы сначала его слышал только огонь. После этого он повернулся к новорожденному и произнес:
– Тем нарицаю тебя по имени пращура твоего – Благояр!
И весь народ в братчине радостно закричал, боярин Благота перевел дух, лица всех домочадцев прояснились.
– Благояр, Благояр… – Воевода морщился, пытаясь вспомнить. – Хвалимка, ты не помнишь у нас такого? – обратился он к своему младшему брату. – Вроде говорил дед, что его дед был Благояр…
– Да нет, не дед, а дедов брат младший!
– Да не брат, а дядька, в его честь и назвали! – напомнил Ратислав, которому тот древний Благояр, живший еще где-то на верхнем Днепре, тоже приходился родичем. – Борелют Ратиславич, сын Ратислава Космача, женат был на Собиславе Растимеровне, смолянке, а у нее был брат Благояр. Вот ее младшего сына по вую и назвали. Правда, Лютава? Он же в Ночь Богов умер, чтобы возродиться смог?
– Верно говоришь, Ратиславе! – крикнула Лютава среди общего радостного гула. Всю свою родословную она затвердила от бабки Темяны еще в оторочестве.
– Дождался наконец! – восклицали чурославичи. – Четыре века человечьих ждал, а теперь снова в род пришел!
– Да что духам время! – Огневед тряхнул посохом, зазвенели бубенчики. – У них, в Навном мире, что два века, что один год. Значит, пришло ему время возродиться, боги решили, и вот он вам! Растите, любите, себе на радость, людям на пользу!
«Что им время!» – мысленно согласилась с волхвом Лютава, чувствуя, как сильно бьется сердце.
