Игорь Дравин - Ученик
— Какого человека?
— Этого!
Потеряв всякое терпение я подымаю за шкирку подошедшего, так кстати, пацана со свертком, переношу его через прилавок и показываю Дорну.
Дорн внимательно осматривает пацана, который от удивления даже не пытается барахтаться.
— Это не человек, это мой родственник, — важно заявляет кузнец.
Я сейчас сам сойду с ума. Отпускаю пацана, сажусь на пол рядом с Дорном.
— И почему твой родственник не может быть человеком? — спокойно, безразлично и устало спрашиваю я.
— Потому что он гном.
— Кто гном?
— Он. Между гномом и человеком не может быть потомства и так как он мой родственник, он гном.
— А почему не человек? — туплю уже я.
— Потому, что я гном.
Занавес.
Сижу на полу, закрыв глаза. До ушей доносится стандартный звуковой фон базара. Люди спрашивают, торгуются, спорят и, наконец, заключают сделки. Люди.
— Тебе же говорили и люди, и эльфы, и гномы, и, как его, тритоны тут есть, и черт знает кто еще. Чему ты удивляешься? Не поверил?
Поверил.
— Опять. Да, поверил, но как-то так, мол, пока не увижу, не рассказывайте сказки. А может, Дорн должен был сразу представиться, гном я, а не больная фантазия падре. Чем Дорн поил жертву волчиц, не помнишь? Глазки-то открой.
Послушавшись, я открываю глаза. Надо мной склонилась озабоченная голова Дорна, рядом с ним, с любопытством рассматривая меня, стоял его родственник, пятидесяти пяти летный малолетка.
— Влад, ты в порядке? — озабоченно спрашивает Дорн. — Может сходить за Натой? Я быстро.
— Нет, Дорн, не надо, просто я никогда не видел гномов только чит… э слышал о них, и поэтому считал тебя человеком.
— Конечно, в деревнях мы не живем, — усмехнулся Дорн, — а вот в городах бываем.
— А что ты о нас слышал? — влезает малолетка.
Ну, живете в горах, — отвечаю я, силясь припомнить земное, литературное творчество, — шахты рубите, кузнецы из вас лучшие.
— Это правда, — важно заметил Дорн, — лучше нас никого нет.
— Сильные очень, — продолжал я.
— Да. Есть такое.
— Бороды до пояса, а то и ниже и плечи метра полтора шириной.
Переглянувшись с племянником, Дорн оглушительно заржал. Родственник только заулыбался, видно так ржать ему еще не по чину.
— Вот и не понял, что ты гном, ты ж вон какой щуплый, соплей перешибешь и борода короткая.
— А ты не подумал, что с такими плечами в шахте не только работать, но даже ходить трудно? Все стены обтешешь и застрянешь где-нибудь на повороте. Какой же ширины должны быть проходы?
— И руки, руки какой длины должны быть? — вмешался малолетка. — Чтоб с такими плечами, хотя бы до носа достать?
— А борода до пояса и ниже, — веселился Дорн, — для чего, всю пыль и грязь в шахте собирать или чтоб на наковальне лучше под молот попадала?
Мрачно смотрю на веселящихся гномов. Да, опять я выступаю в явно понравившейся мне роли шута. Вот и верь после этого всей писанине. А ржут-то как, заливаются, Петросяна на вас нет, мигом бы смеятся отучил.
— Может, покажешь свою работу, — прервал я веселье гномов.
Довольно ухмыляющийся юный кузнец развернул сверток и достал кистень.
— Вот смотрите.
Небольшая, сантиметров тридцать черная рукоять. Маленькая гарда сантиметров в десяти от оковки одного конца рукояти, оковка с кольцом на другом, тонкая цепочка, маленький ромб, толщиной сантиметра три, шириной шесть и высотой восемь, на конце. Вспоминая земные образцы этого оружия, особенно цепной пехотный моргенштерн*, я поморщился.
— Парень, мне сегодня в ночь по погани гулять придется, а не воробьев по улице гонять.
— А ты примерь к руке.
Я беру в руки боевой кистенек. Опаньки, игрушка то тяжелая. Килограмма два, никак не скажешь по внешнему виду. Отпускаю цепь и, с негромким шелестом, оружие встает на боевой взвод. Вот это дела, вся тяжесть данного инструмента для вышибания мозгов ближнему, сосредоточена в ромбе, цепь и рукоять практически ничего не весят. Если вспомнить сопромат, с его правилами рычагов, моментов и прочей хренью, то такая конструкция, с концентрацией веса в ударной точке, по эффективности применения максимальна. Остальные виды холодного оружия завистливо стискивают зубы.
— Цепь не порвется от удара? Тонкая она у тебя.
— Не порвется, каждое звено сделано из витой двухслойной стали холодной ковки, мягкой и твердой.
Так попытаемся вспомнить то, чему меня давно и небезуспешно учили. Твердая сталь упруга, но слишком хрупкая, мягкая имеет большую склонность к деформации. Холодная ковка означает, что сталь не подвергалась термической обработке в процессе и ее кристаллическая структура сохранила все свои свойства. То есть парень хочет сказать, что я держу, учитывая местные технологии, шедевр кузнечного искусства средневековья. Вряд ли он будет врать в Белгоре на счет оружия и его свойств. Не тот город, да и дядя рядом стоит прищурившись.
— Ну-ка дай, посмотрю, — сказал Дорн.
Вертит оружие в руках присматриваясь, в отличии от меня, больше к рукояти и ромбу.
— Из черного дерева рукоять делал, — спрашивает Дорн племянника.
— Да.
— А в било что залил?
— Свинец с теммом*.
Еще одно непонятное слово.
— Швы как спрятал на биле?
— А никак. Нет там швов, целиком выковал, помучаться пришлось, правда, но сделал.
Уважаю, качественно выковать пустотелую конструкцию, которую обычно получают литьем или сваркой, это не помучаться пришлось, а…
— Ну что, Влад, нравится?
— По мне, так отлично.
Правда, хорошая игрушка, для меня самое оно. Плюс — мощнейший удар, минус — маленькая рукоять не обеспечивает хорошую скорость нанесения удара. Рекомендуемая тактика боя. Первый удар наносить со спины противника, если супостат остается жив или я промахиваюсь, перевести оружие в ждущий режим для следующей попытки его смертоубийства. По-простому, прощелкал клювом, верти постоянно игрушку и ищи шанс прикончить, пока не устала рука.
— А для ближнего боя, на крайний случай, вот что я придумал.
Парень берет в руку цеп и нажимает на завиток под гардой. Из свободного конца рукоятки цепа мгновенно появляется точная двадцати пяти сантиметровая копия штыка от трехлинейной винтовки.
Глядя на наши с Дорном лица, подходит к центральному столбу, на который опирается крыша лавки. Взмах, удар. Штык входит в столб сантиметров на пять. Парень оглядывается
*Темм — аналог ртути.
на нас, ухмыляется, хватается за рукоять цепа около кольца с цепью и, поджав ноги, повисает на ней. Оставшаяся на свежем воздухе часть штыка и рукоять слегка изгибаются вместе как одно целое. Поскучав некоторое время, парень встает на ноги, рывком освобождает штык, опять нажимает на загогулину под гардой. Едва слышный щелчок и рукоять приобретает прежний вид.
