Ирмата Арьяр - Огненная кровь
— Да на любом повторю! — перешла неизвестная на язык айров. — Это не я, клянусь! Я, наоборот, пытаюсь исправить! У них такой миленький король, что просто жалко ставить его в столь неловкое положение! И это страшно повредит нашей миссии!
— Я рад, что вы это понимаете.
Я, закрыв глаза, чтобы ничто не отвлекало, выдохнула мысленно: «Роберт, душа моя, помогай!», и распахнула веки там, на возвышении. Почувствовала, как загораются очи фантома и произнесла громко, с рокотом в голосе, позаимствованным у Сиарея:
— Да пребудет с вами дух Роберта Сильного и не угаснет огонь ваших сердец!
И неимоверным усилием воли выплеснула силу. Из моих ладоней вырвалась и взвилась над площадью огненная птица. В небе она стала гигантской, распахнула невероятной красоты ажурные крылья, сотканные из огненных искр и сполохов, взмахнула ими, высушив горячим ветром фитили и факелы. Испугаться как следует никто не успел. Толпа охнула, где-то истошно взвизгнули бабы, но тут же восторженный вопль потряс камни столицы. И разом вспыхнули огоньки свечей — сотни, тысячи — белым сияющим светом в первые мгновенья. Потом пламя порыжело. А герцог фьерр Холле гаркнул, срывая горло:
— Вечная слава королю Роберту Сильному! Да здравствует король Лэйрин Смелый! Слава!
С непривычки отдача вжала меня в спинку сиденья: сила возвращалась сторицей, наполняла каждую частицу тела, поднимала душу ввысь на невидимых крыльях. Как бы мой фантом там не вспыхнул костром от такого прилива восторженной любви. Но как же это великолепно — ощущать каждую свечу, как перо парящей жар-птицы, как свет своего сердца!
И когда это мне дали такое потрясающее прозвище? Только что придумал, льстец. Вот так и подталкивают подданные королей к безумствам. Потом начнут говорить, что надо бы соответствовать.
«Эльдер, — позвала я. В душе. Крохотное сияние, скользнувшее в окошечко и коснувшееся ласха, никто не заметит при таком фейерверке: жар-птицу я еще удерживала в небе. — У нас любопытные соседи. Проследить бы. И передай Сиарею, чтобы их задержали под благовидным предлогом и допросили. И ты не знаешь, слово „Эниааллоиани“ — это на каком языке?»
В ответ просочился радужный отсвет, а следом и мордашка самого Эльдера. И весь мальчишка, открыв дверцу, влез внутрь и перебрался к противоположному окошку, подглядывая из-за занавески. Даже крохотные веснушки казались взъерошенными и обеспокоенными.
«На инсейском, — сообщил он. — Сиарей займется».
— Симпатичный воробушек у него получился! — дама из соседней кареты прокомментировала события на площади. — Надо поближе к храму подобраться.
— Я не понимаю, что происходит, госпожа, но чувствую, что наших коней что-то ведет все это время.
— Что-то! — фыркнула дама. — Уж не кучер ли?
— Дорогая, кучером управляю я, — послышался третий голос, низкий и приятный. — Лаарий прав: нас отталкивает на периферию чья-то воля. И, подозреваю, это держат защиту белые вейриэны. Их тут трое, высших! Кроме того, коней понесло, помните? И я даже предположить не могу, чья воля в тот миг блокировала мою и управляла ими.
— Может быть, их что-то сюда притянуло?
— Разберемся позже.
Заинтригованный Эльдер высунул голову и тут же скорчился от смеха в три погибели, зажав себе рот. Я подняла бровь: что тут веселого?
Он щелкнул пальцами, породив крохотное сияние: «Кучер-то у них… кучер! Управляют они им, как же! А я-то думаю, почему их покусанные лошади так быстро успокоились?!» — и, не выдержав, заржал в голос.
Соседи притихли и тоже полюбопытствовали: занавесочка на их окошке шевельнулась. Выглянула головка прелестнейшей девушки с раскосыми золотисто-зелеными глазами и льняными волосами, заплетенными в невообразимо сложную прическу, перевитую зелеными лентами и скрепленную заколками, выглядевшими, как капельки росы. Она сморщила носик, увидев, до чего же обшарпана моя карета. Я отпрянула поглубже в тень и прикрылась веером.
— Не отвлекайся, Соальен! — одернул любознательную инсейку ее спутник.
Я потянула Эльдера за полу ливреи. На кончиках моих пальцев нетерпеливо плясал вопрос:
«И кто у них кучер?»
Дракончик в человеческом обличье смутился, опустил нашу занавеску и отмахнулся радужной молнией: «Да так. Знаю я его, в общем. Свой человек, безвредный, беспокоиться не о чем. Но вот как он наших ласхов просек под мороком, зараза?»
Как же меня раздражают все эти тайны! Я полезла к окну, высунулась едва ли не по пояс. Откуда-то налетевший ветерок сорвал с головы капюшон плаща, и мои (если так можно сказать о фантомной внешности) рыжие волосы залепили глаза.
Пока я, удерживаясь одной рукой за край окошка, чтобы не вывалиться, отплевывалась и боролась с непослушной копной, моей щеки коснулись чьи-то прохладные пальцы и помогли справиться с локонами.
— О, боги, какое сокровище! — раздался восхищенный возглас на священном. Мужчина, сменивший прекрасную незнакомку в окне соседнего экипажа, чуть задержал кончики пальцев на моей щеке.
Я отдернулась. Да, фантомная внешность у меня получилась вполне, Эльдер с Сиареем утром были в диком восторге. Но хватать-то зачем!
— Что? — переспросила я. Голос сорвался от ярости. — Да как вы посмели ко мне прикоснуться без моего на то дозволения!
С детства, сколько себя помню, никто не дотрагивался до меня столь бесцеремонно. Бабушка Амель и король Роберт — два исключения за шестнадцать лет. А за последние дни уже два наглеца посмели! И Миар уже лечил сломанную руку, а этому что бы покалечить?
Я прищурилась, оглядывая бесцеремонного инсея лет двадцати пяти, или боги знают, сколько на самом деле лет магам. Он даже не маскировался под жителя равнин, если не считать синего монашеского одеяния с капюшоном, покрывавшего голову с такими же льняными и сложно заплетенными волосами, как у той девушки. О чуждости вопила каждая черта безукоризненно — о как же я устала уже от совершенства! — красивого лица. Его портили разве что чересчур властные складки у губ и слишком поднятые к вискам продолговатые, орехового цвета глаза.
Придется по-крупному поговорить с Регентским советом и его главой сегодня же. Инсеи внаглую разъезжают по королевству, даже по столице! И ни стража, ни моя «охра» им нипочем!
Чужак несказанно изумился от моего шипения, словно увидел перед собой шестирукую гюрзу, пляшущую на канате танец живота. И ответил с мягкой усмешкой, на равнинном языке, но с певучим акцентом:
— Простите, леди, я лишь хотел помочь вашим прекрасным глазам увидеть мир. Мне показалось, эти дивные локоны чересчур ревниво заслонили его от вас.
