Наталья Бульба - Открыта вакансия телохранителя
Могу дать голову на отсечение – он улыбнулся. По крайней мере, то ощущение, что доносится до меня, мой мозг определяет именно так.
– Ты любопытна. – Его голос низкий и мягкий. Столь же завораживающий, как и его движения. И столь же волнующий, заставляющий отзываться душу. Манящий и обманывающий.
– Я женщина. – И я пожимаю плечами. Мол, сам должен понимать. – А любопытство – одно из тех качеств, которое нам присуще.
– Наши женщины им не обладают. – Простая констатация факта, без тени эмоций. А если они и есть, мне не за что зацепиться, чтобы их заметить.
– Значит, вам повезло.
– Почему? – И опять очень трудно сказать: есть ли в его голосе недоумение, или я просто принимаю желаемое за действительность.
– Любопытная жена – самая большая проблема для мужчины. Ничего не ускользнет от нее. Во все она засунет свой нос. За всем будет наблюдать, везде будет высматривать и выглядывать. Какая уж тут хотя бы иллюзия свободы. Так ты покажешься?
Но вместо ответа он освобождает край полотна, которое прикрывает его лицо. А заметив, как чувства, которые я ему демонстрирую, буквально кричат о всепоглощающем изумлении, полностью освобождает свою голову от ткани.
Боюсь, что тот, кто первым назвал их красивыми, просто не мог подобрать слова, чтобы описать то, что он увидел.
Нет их и у меня.
И я готова просто повторить вслед за всеми: «Он красив».
Несмотря на темную кожу, на фоне которой чуть более светлые губы с серебряной, такой же, как и на кончиках ногтей, окантовкой, смотрятся экзотично и чуждо.
Несмотря на резкие, словно рубленые черты лица. Из-за которых само лицо кажется словно бы высеченным из темного камня: фиолетово-черного, клубящегося глубиной и резко меняющего оттенок на гранях.
Несмотря на… Благодаря большим, чуть вытянутым к вискам глазам с густыми и длинными ресницами, кончики которых тоже более светлого оттенка и с искоркой.
И довольно коротко стриженные и даже отсюда воспринимаемые жесткими, как проволока, волосы, с мерцающим блеском на концах.
– Ты удовлетворена?
– Да. – И я загадочно улыбаюсь.
На его лице все так же нет чувств. Но вопрос следует едва ли не сразу, как мои губы дрогнули, складываясь в то, что он увидел.
– Что тебя так развлекло?
Не знаю почему, но чем дольше мы разговариваем, тем меньше чувство опасности, которое аурой витает вокруг моего собеседника.
– Я представила, какие интересные дети могли бы получиться от союза даймона и человека.
– Они были бы чистокровными даймонами.
– Жаль!
– Почему?
И опять лишь ощущение искренней заинтересованности. И непривычное, но притягивающее к себе взор лицо.
– Мы очень разные. Внешностью, способностями. Могли бы получиться неожиданные сочетания.
– Как это вышло с тобой? Ведь твоя мать – человек, а отец – демон.
– Все-то ты знаешь. – Я позволяю себе усмехнуться, не столько пытаясь понять, как он воспримет такой тон, сколько по привычке. Да только он этого будто и не замечает. Или… это ничего не изменит ни для меня, ни тем более для него. – Но в моем случае все не совсем так: этот эксперимент природы подкорректировали ловкие мамины руки. Правда, даже в таком варианте, кое-что получилось.
Он кивает головой. Словно соглашаясь. И неожиданно для меня заявляет:
– В тебе нет страха.
Эмпат?! Или просто очень наблюдателен? Но в любом случае он должен… Он должен разбираться в том, что он видит или ощущает.
– Я еще не успела испугаться. Вот пройдет немного времени, до меня дойдет, что скоро умру, – я и закачу полноценную истерику, с покушением на все, до чего смогу дотянуться.
– Тогда мне придется приказать, чтобы все лишнее из комнаты убрали.
А вот это – открытие! У него, оказывается, и чувство юмора присутствует.
– Зря. У меня тогда не останется другого выхода, как петь неприличные песни и рассказывать не менее скабрезные анекдоты.
– Что значит – неприличные и скабрезные?
Очень интересный вопрос. А самое главное – в точку. И как прикажете ему объяснять.
Может, все, что лично я отношу к этой категории, у них таковым и не является.
– Ну… Это то, что воспитанный мужчина своей женщине рассказывает только на ушко.
Видеть, как на его лице появляется вполне человеческая улыбка… Странно и необычно. Но еще неожиданнее услышать то, что он произносит:
– Я на Лилее достаточно давно, чтобы знать значение этих слов. Но ты все равно меня развеселила.
– И за это ты освободишь меня от магических пут, признаешься мне в любви и предложишь сбежать туда, где нас никто не найдет?
И вновь улыбка, которая едва ли не сводит с ума списком неожиданно возникающих в голове мыслей.
– Я подумаю. – И он, накинув платок на голову, вновь берется за ручку двери.
– Эй…
– Что тебе еще? – Боюсь ошибиться, но в его голосе появился скрежет металла. Вот только… меня это уже не останавливает.
– Я хотела узнать, как мне тебя называть?
– Для тебя это так важно? – Но не бровь, тонкая изогнутая стрела с серебром у виска, ползет вверх, а зрачок словно становится больше, выплескивая из себя то, что я бы назвала удивлением, изумлением…
– Конечно. – В моем голосе сплошная обида. – Иначе я ведь не смогу сказать, прощаясь с жизнью, мол, я умираю, но буду являться к тебе в ночных кошмарах. И называть при этом тебя по имени.
– А… – А глаза продолжают сыпать искрами, как звонким смехом. – Тогда зови меня Закираль.
– Красивое имя, – задумчиво замечаю я, пробуя его по звукам губами, языком, откликом в глубине сердца. – Оно что-нибудь значит?
– Наши имена всегда что-то значат. А мое с одного из древних языков Дарианы переводится как «дарующий смерть».
– Ты знаешь, а оно тебе подходит.
На этом наш разговор резко обрывается, и моя реплика остается не только без ответа, но и без какого-либо проявления интереса с его стороны.
Он покидает комнату, как тень, отступающая под неожиданным натиском яркого света: только была и уже нет. И остается лишь стойкое впечатление, что все это было лишь игрой собственного, окончательно потерявшего связь с реальностью воображения.
Хотя то, что его больше в комнате нет, – к счастью. Потому что ничего цензурного я больше сказать не могла. И все остальные слова, что собирались вырваться из моего горла, относились к разряду тех, которые мой папенька запрещал мне произносить в приличном обществе. И если даймон к таковым явно не относился, то я… Считала себя воспитанной барышней.
Правда, не в таких ситуациях.
Так влипнуть… Капитально. И даже поплакаться в жилетку некому. Васька…
Надеюсь, моему тарагору досталось не настолько сильно, чтобы он не смог выдержать этот удар. Иначе в счете, который я намерена предъявить этой диковинной особи, появится еще один пункт: жестокое обращение с домашними животными.
