Ольга Болдырева - Без души
Это было обязательным условием исполнения приговора. Фанатики, вроде этого мужчины, не умели уходить просто так. Могли растягивать пафосные речи на долгие минуты, захлёбываясь своими идеями и доводами. Может, надеясь переубедить меня, может, не понимая, что воздух не сохранит слова, а время крохами секунд сотрёт отзвуки из ткани мира. Это было единственным, что действительно утомляло.
— Послушный пёс творцов… неужели ты не понимаешь, что они делают из тебя бездушное животное? Неужели веришь, что они святы, а их жестокость оправданна великой целью?! Ответь.
— Я слуга. И если честно, мне всё равно — оправданы их поступки или нет. Они не пытаются сделать из меня кого‑то. Потому что я и так бездушное животное… Тварь, мразь… — как меня только не называли. Выбирай любое проклятье, безумец.
Достал из воздуха тонкий кинжал Алевтины, пристально изучив лезвие, чтобы не дай Бездна он не затупился. Посмотрел в глаза мужчине. Он вздрогнул и отшатнулся, всё‑таки вскочив из‑за стола.
Как привычно. И эти расширившиеся зрачки, и мечущийся по стенам взгляд, цепляющийся за все предметы в попытке не видеть пустоты. Они бояться. Так сильно, что забывают про все. Даже про то, что глупо испытывать страх перед неизбежным. Ещё глупее — перед неизвестным. Это так естественно и в тоже время смешно. Лучший выход — это глубоко вдохнуть, как перед прыжком в ледяную воду. Именно ледяную… Обжигающий своим холодом омут — Бездна именно такая. Кому как не мне это знать?
— Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Одно короткое мгновение и тонкая игла лезвия пробила горло мужчины, пришпилив его к тёмным доскам стены. Ещё одна редкая бабочка в коллекцию. Безумец захрипел, пытаясь протолкнуть воздух. Из открытого рта вместо крика вытекла густая кровь. Тоненькая струйка. Чтобы получилось красиво, а не отвратительно.
Худые руки с длинными грязными пальцами ещё тянулись к кинжалу, чтобы выдернуть его, но блеклые глаза уже лишились последних частичек жизни. Он ещё слышал и понимал, чувствовал… Боль.
— Ты ошибся, и я даже скажу в чём. Души творцов не черная гниль, потому что у них нет душ…
Я так и оставил его с кинжалом в горле у стены. Тело уже начало оседать вниз. Несмотря на небольшой вес, давление на иглу усилилось, и лезвие медленно рисовало тонкую линию на шее мужчины. Сильнее закапала кровь, покрывая грязный пол красивыми узорами больших капель. Утром безумца найдут люди — тогда игла вспыхнет ярким светом и все станут свидетелями могущества творцов. Того, что они никогда не прощают виновных. Просто всему выделяют своё время.
И своего палача.
Задание Пресветлой матери, которое передал мне Девеан, оказалось простым. Заключалось оно в том, чтобы согласно составленному Алевтиной списку совершать казни тех, кто посмел клеветать на творцов. Тонкий свиток с именами приговорённых также являлся порталом, который переносил меня к ним. Дальше, после короткого разговора, оставалось только достать ритуальный кинжал Алив и привести в исполнение приговор. Убить человека за правду, которая для творцов была костью в горле.
Потом я возвращался в свой мир, где Девеан пытался превратить дефективного паренька в более — менее нормального человека, не напоминающего высохший скелет. Вечером медитация, ночью очередной кошмар. Но утром ко мне возвращался тонкий кинжал Алевтины, и я дотрагивался до очередного имени в длинном списке.
Жизнь пыталась набирать темп, удерживая четкий ритм верного слуги Пресветлой Алевтины. Бездна затаилась, лишь изредка корректируя мою роль в странной, пугающей игре. Я подчинялся, стараясь продумать свой сценарий, учитывая то, что Бездна объяснила мне: зачем вечной сущности понадобился смертный носитель.
Нехорошо лгать приговорённым, но я утаил ещё одну маленькую деталь от убитого мной безумца. Творцы действительно опухоль. Только злокачественная. И метастазы проникли в плоть множественной вселенной. Давно и слишком глубоко. Лечение не поможет — смерть творцов ничего не изменит.
А Единый создатель спит и ему всё равно, что зараженные болезнью один за другим гниют миры и разрушаются реальности. Но он обязательно проснётся, если его любимое детище будет уничтожено. Проснётся и создаст новый мир — лучший.
В котором не будет места тварям, подобным мне.
Бездна улыбалась, рассказывая это. Манила сладким плодом.
Пустота не может просто так проникнуть в материальную реальность — его удел междумирье и ярость бессилия. Единый постарался, передав творцам способ запечатывать Бездну, когда ей удаётся прорываться внутрь миров.
Ничто нашло способ обойти все печати и запреты, отомстив Единому.
Крошечная Бездна в сердце обычного человека. Он сохранит её в себе, пропустив в реальность, взрастит. А потом пустота, разорвав телесную оболочку, вырвется в мир, проведя за собой всю мощь великого Ничто. И множественная вселенная перестанет существовать.
Значит, я разбужу Создателя, какой бы не оказалась цена.
Обязательно разбужу.
Возможно, когда‑то:
Они собрались на открытой площадке главной башни за несколько минут до рассвета. Сергей перевернул последний лист пухлого тома и, быстро просмотрев, отодвинул прочитанную книгу на край стола.
— Опять не спал? — поставив поднос, Эрик ещё несколько мгновений стоял, тревожно всматриваясь в тёмно — синюю даль, которая только начинала светлеть.
— Не могу, — пожаловался он и, откинувшись на спинку стула, устало прикрыл глаза.
Несколько минут они молчали, дожидаясь Ирэн и Далика. Эрик медленно ел, Серег рассматривал обложку книги.
— Как думаешь, — первым нарушил тишину Сергей, — сколько мне понадобиться времени, чтобы выучить её наизусть?
Мастер ничего не ответил, Серег не стал переспрашивать.
Открытая площадка башни снова погрузилась в тишину. Спокойную, сонную. Внизу мягко шелестел Ледяной океан. При ярком свете Белой звезды вид, открывающийся мужчине, был прекрасен. И тонкие шпили башен огромного замка и мирно играющийся у подножий башен холодный океан, и тонкая еле заметная полоска горизонта. В такой тишине Серег любил слушать, как волны разбиваются о пирс. Потом раздались мягкие шаги. Ирэн опустилась стул и, так же как Сергей, устало улыбнулась.
— Неужели и ты не спала? — он ещё раз вздохнул и, снова придвинув к себе книгу, открыл на первой странице.
— Нет, как раз спала я хорошо. Мне даже приснилось что‑то, — женщина нахмурилась, пытаясь вспомнить, что ей виделось ночью, — важное, но я никак не могу вспомнить…
— Брось, — буркнул как всегда недовольный Далик, присаживаясь рядом с Эриком и уже аппетитно пережевывая завтрак, — так всегда бывает: сначала снится, потом забывается. У меня такое постоянно. Вот сегодня привиделась — женщина вроде знакомая. Точнее тень, похожая на женщину. Она плакала. Стояла в моей комнате, будто призрак, такая… — Далик замялся, подбирая слово, — родная. Смотрела прямо на меня и плакала, но при этом я знал, что она меня не видит. Бред?
