Оксана Панкеева - О пользе проклятий
– А ты боишься щекотки? Такой герой и боится щекотки?
– Я не герой, – возразил Кантор. – Это Элмар герой. А я такими вещами никогда не занимался.
– А этим надо заниматься специально? Интересно… Что ты делаешь?
– Как – что? Ты сама не чувствуешь?
– Ещё как чувствую!
– Так зачем спрашиваешь? Ты меня гладишь, и я тоже хочу. Что же ты остановилась? Мне было очень приятно.
– Тебе же щекотно.
– А ты гладь там, где не щекотно.
– Диего, а почему ты весь такой… гладенький? Ты специально бреешься, потому что так модно, или какие-то гормональные проблемы?
– Ты насчёт волос?
– Ну да. У тебя их нигде нет – ни на груди, ни под мышками, даже на лобке, по-моему, если я правильно помню…
– Это вовсе не модно, и вообще, делать мне нечего – бриться целиком. Они просто не растут. Это наследственное. У меня прадед эльф.
– И это у всех так? А почему именно это, а не уши, например?
– А это у кого как получится. Вот у моего деда были уши и магические способности. У матери – глаза и способности… к искусству. А я получился просто гладенький, как ты говоришь. Если бы у меня могли быть дети, им могло достаться что-то ещё – например, волосы странного цвета или те же глаза или уши… Хотя нет, уши бывают только в первом поколении, сейчас такие ушастики, как ваш принц, не рождаются вообще.
– Уши – это ужасно! – прокомментировала Ольга.
– Тебе не нравится? А по-моему, Мафей очень симпатичный мальчишка.
– Симпатичный. Только знаешь, сколько он натерпелся в детстве за эти уши? Его дразнили и постоянно за них дёргали. Он до сих пор помнит и обижается. Тебя никогда не дразнили в детстве?
– Нет. Меня начали дразнить, когда я был уже взрослым мужчиной и… Да я тебе об этом уже рассказывал.
– Насчёт ответа за слова? Рассказывал… Диего, а почему у тебя не может быть детей?
– А ты что, хочешь от меня ребёнка?
– Боже упаси, мне только ребёнка не хватало для полного счастья. Я так, из любопытства. Можешь не рассказывать, если это что-то слишком печальное или какая-то тайна.
– Да нет, просто я сам не очень знаю… Я тогда был совсем маленький, года три или четыре. Залез в лабораторию и поиграл с алхимическими реактивами… Не расспрашивай меня, пожалуйста, о моей прошлой жизни. Мне всё время хочется тебе что-то рассказать, а нельзя ведь. Лучше расскажи мне сама что-нибудь.
– Что?
– Как ты подружилась с первыми лицами королевства. Это должно быть весело.
– Почему ты решил, что весело?
– Ваш король Шеллар такой смешной…
– Нечего над ним смеяться, – укоризненно перебила его Ольга. – Он хороший.
– Конечно хороший, кто же спорит. Но и смешной тоже, особенно когда садится в кресло… Ага, хихикаешь? Сама, наверно, замечала, как он складывается и раскладывается?
– Не смейся. Я не хочу. Может, тебе это непонятно… Над тобой когда-нибудь смеялись? Не за то, что ты сказал или сделал что-то смешное, а просто так – за длинный нос, за дурацкую причёску, за те же уши…
– Я понял, – усмехнулся Кантор, хотя такие проблемы ему всегда было трудно понять – уж что-то, а его внешность никакими недостатками не страдала. – Нет, конечно. Я всегда был симпатичным парнем и, чтобы найти какой-то недостаток, пришлось бы уж очень постараться. Правда, однажды надо мной пытались посмеяться по поводу того, что я незаконнорождённый. Я засмеялся в ответ и сказал: «Да, я ублюдок, и я себя обожаю. Мне нравится быть ублюдком. А вы можете идти на два пальца с вашими претензиями.»
– И показал им эти самые два пальца, – со смехом добавила Ольга.
– Ну да.
– Я смотрю, у тебя один универсальный метод на все случаи жизни. И они пошли?
– Нет, конечно. С тех пор у меня этот шрам. Я же говорил, что метод опасный.
– Диего! Ну что ты делаешь!
– Ласкаю твою грудь. Тебе это неприятно?
– Я же завожусь!
– Ну и прекрасно. Наконец-то.
– Я сейчас начну к тебе бесстыже приставать, и будешь знать!
– Так начинай скорей.
– Ты что, серьёзно? А как же твоя голова?
– А причём тут голова? Главное, не отрывать её от подушки, а так она не мешает. Опусти руку ниже. Ещё.
– Ну ничего себе! Больной называется!
– Такие мы, горячие мистралийские парни.
– А как у тебя получается… в таком состоянии?
– Я по тебе с ума схожу. В любом состоянии. У тебя что, под халатом ничего нет?
– А что там должно быть?
– Восхитительно! Тут не то, что больной, мёртвый не устоит!
– Интересно, а как ты собираешься это делать, не отрывая голову от подушки? Я на тебя не полезу, у меня сил не хватит. На этаж-то еле поднялась.
Кантор тихо засмеялся.
– Это мелочи. Нужно только немного фантазии.
– Ну что с ним там? – спросила доктор Кинг, выжидающе глядя на Амарго.
– Да все в порядке, с чего ты так раскричалась? Я его довёл до хижины, и он спокойно спит себе. И стоило учинять такой скандал?
Он повесил в шкаф куртку, сложил в ящик стола ремень и оружие, и стал натягивать потрёпанную мантию.
– Конечно стоило! – возмутилась доктор. – Он что, полный идиот? У него могло быть кровоизлияние в мозг! Ты знаешь, как повышается давление при…
– Знаю, – перебил её Амарго. – Может, он не знал. Он, вообще-то, человек далёкий от науки. Но ничего же не случилось. Человек спокойно спал себе после приятно проведённого времени, и вдруг его будят пинками и воплями о том, что он идиот, придурок и сексуальный маньяк… Выходи, я закрою дверь… И девушку перепугала насмерть, она теперь всё время будет переживать и думать, не случилось ли с ним чего. Её-то зачем было будить? Я еле успел выскочить за дверь. А если бы она меня увидела?
– Ладно, пошли, – проворчала доктор, осматривая собеседника. В потрёпанной мантии и шапочке грозный командир превратился в скромного алхимика, человека пожилого, небогатого и преданного науке. Его неплохо знали в городе, чудаковатого старичка мэтра Альберто, мистралийского эмигранта, которого доктор Кинг приютила в своём полуподвале из благотворительности и все той же преданности науке. Злые языки утверждали, что не только, но мало ли что расскажут об одинокой женщине, имеющей ребёнка неизвестно от кого.
– К тебе или в кабинет? – уточнил Амарго.
– Как же, ко мне! Четыре утра. Тебя увидят, когда будешь выходить, и опять будет разговоров на неделю. В кабинет.
Амарго вздохнул и последовал за ней. Логики в её рассуждениях он не нашёл, но спорить не хотелось. Какая разница, откуда он будет выходить? Почему, если он выйдет из её комнаты, все решат, что он её любовник, а если из кабинета – в пять утра! – то не решат?
– Стелла, – начал он, – ну почему мы должны непременно прятаться? Пусть себе все знают, что мэтр Альберто – твой любовник и успокоятся на этом.
