Властелин колецДве твердыни - Толкин Джон Рональд Руэл
– И все равно рассвет – вестник надежды, – сказал Арагорн. – А правда ли, будто Горнбург не предался врагам ни единожды, и не бывать этому, доколе есть у него защитники?
– Да, так поется в песнях, – устало отвечал Эомер.
– Будем же достойными его защитниками! – сказал Арагорн.
Их речи прервал трубный вой. Раздался грохот, полыхнуло пламя, повалил густой дым. Шипя, клубясь и пенясь, Ущелица рванулась новопроложенным руслом сквозь зияющий пролом в стене. А оттуда хлынули черные ратники.
– Вот проклятый Саруман! – воскликнул Арагорн. – Пока мы тут лясы точим, орки снова пробрались в водосток и подорвали стену колдовским огнем Ортханка! Элендил, Элендил! – крикнул он, кидаясь в пролом; а тем временем орки сотнями взлезали по лестницам. И сотни напирали с тыла, везде бушевала сеча, приступ накатывался, точно мутная волна, размывающая прибрежный песок. Защитники отступали к пещерам, сражаясь за каждую пядь, другие напропалую пробивались к цитадели.
Широкая лестница вела от ущелья на крепостную скалу, к задним воротам Горнбурга. У ее подножия стоял Арагорн со сверкающим мечом в руке: орки испуганно пятились, а те из своих, кому удавалось прорубиться к лестнице, стремглав бежали наверх. За несколько ступеней от Арагорна опустился на одно колено Леголас, натянув лук, готовый подстрелить любого осмелевшего орка.
– Все, Арагорн, черная сволочь сомкнулась, – крикнул он. – Пошли к воротам!
Арагорн побежал вслед за ним, но усталые ноги подвели: он споткнулся, и тут же с радостным воем кинулись снизу подстерегавшие орки. Первый из них, самый громадный, опрокинулся со стрелой в глотке, однако за ним спешили другие, попирая кровавый труп. Но сверху обрушился метко пущенный тяжкий валун – и смел их в ущелье. Ворота с лязгом затворились за Арагорном.
– Плоховаты наши дела, друзья мои, – сказал он и отер рукавом пот со лба.
– Да хуже вроде бы некуда, – подтвердил Леголас, – а все-таки здорово повезло, что ты уцелел. Гимли-то где?
– Не знаю, где он, – сказал Арагорн. – Я видел, он рубился у стены, а потом нас разнесло в разные стороны.
– Ой-ой-ой! Вот так новости! – огорчился Леголас.
– Да нет, он крепкий, сильный боец, – сказал Арагорн. – Будем надеяться, что он пробился к пещерам и там ему лучше, чем нам. Гном – он в любой пещере как дома.
– Ну ладно, будем надеяться, – вздохнул Леголас. – Но лучше бы он сюда пробился. Кстати бы узнал, что на моем счету тридцать девять.
– Если он и правда в пещерах, он тебя опять перекроет, – рассмеялся Арагорн. – Секирой он орудовал так, что залюбуешься.
– Пойду-ка я поищу, может, стрелы какие валяются, – сказал Леголас. – Когда-нибудь да рассветет, тут они и пригодятся.
Арагорн поднялся в цитадель и с огорчением узнал, что Эомера в Горнбурге нет.
– И не ищи, не проходил он, – сказал один из стражей-вестфольдцев. – Я видел, как он собирал бойцов в устье ущелья; рядом с ним дрались Гамлинг и гном, но туда было не пробиться.
Арагорн пересек внутренний двор и взошел на башню, в покой, где конунг стоял, ссутулившись, подле узкого оконца.
– Что нового, Арагорн? – спросил он.
– Ущельная стена захвачена, государь, и разгромлена оборона Крепи, но многие прорвались в Горнбург.
– Эомер здесь?
– Нет, государь. Однако и в ущелье отступило немало воинов: говорят, среди них видели Эомера. Может быть, там, в теснине, они задержат врага и проберутся к пещерам. А уж как им дальше быть…
– Им-то ясно, как дальше быть. Припасов, кажется, достаточно. Дышится легко – там воздушные протоки в сводах. Да к пещерам и подступу нет, лишь бы защитники стояли насмерть. Словом, долго могут продержаться.
– Так-то оно так, однако орков снарядили в Ортханке пробойным огнем, – сказал Арагорн. – Иначе бы мы и стену не отдали. Если не пробьются в пещеры, то могут наглухо замуровать защитников. Впрочем, нам и правда надо сейчас думать не о них, а о себе.
– Душно мне здесь, как в темнице, – сказал Теоден. – На коне перед войском, с копьем наперевес я бы хоть испытал в последний раз упоение битвы. А тут какая от меня польза?
– Еще ничего не потеряно, пока ты цел и невредим со своей дружиной в неприступнейшей цитадели Ристании. У нас больше надежды отстоять Горнбург, чем Эдорас или даже горные крепи Дунхерга.
– Да, Горнбург славен тем, что доселе не бывал во вражеских руках, – сказал Теоден. – Правда, на этот раз я и в нем не уверен. Нынче рушатся в прах вековые твердыни. Да и какая башня устоит перед бешеным натиском огромной орды? Знал бы я, как возросла мощь Изенгарда, не ринулся бы столь опрометчиво мериться с ним силою по первому слову Гэндальфа. Теперь-то его советам и уговорам другая цена, чем под утренним солнцем.
– Государь, не суди раньше времени о советах Гэндальфа, – сказал Арагорн.
– Чего же еще дожидаться? – горько обронил Теоден. – Конец наш близок и неминуем, но я не хочу подыхать, как старый барсук, обложенный в норе. Белогрив, Хазуфел и другие кони моей охраны – здесь, во внутреннем дворе. С рассветом я велю трубить в рог Хельма и сделаю вылазку. Ты поскачешь со мною, сын Арахорна? Может быть, мы и прорубимся, а нет – погибнем в бою и удостоимся песен, если будет кому их слагать.
– Я поеду с тобой, – сказал Арагорн.
Он вернулся на внешнюю стену и обошел ее кругом, ободряя воинов и отражая вместе с ними самые яростные приступы. Леголас не отставал от него. Один за другим полыхали взрывы, камни содрогались. На стену забрасывали крючья, взбирались по приставным лестницам. Сотнями накатывались и сотнями валились со стены орки: крепка была оборона Горнбурга.
И вот Арагорн встал у парапета над воротной аркой, вокруг свистели вражеские стрелы. Он взглянул на восток, на бледнеющие небеса – и поднял руку ладонью вперед, в знак переговоров.
– Спускайся! Спускайся! – злорадно завопили орки. – Если тебе есть что сказать, спускайся к нам! И подавай сюда своего труса конунга! Мы – могучие бойцы, мы – непобедимый Урукхай! Все равно мы до него доберемся, выволокем его из норы. Конунга, конунга подавай!
– Выйти ему или оставаться в крепости – это конунг решает сам, – сказал Арагорн.
– А ты зачем выскочил? – издевались они. – Чего тебе надо? Подсчитываешь нас? Мы – Урукхай, нам нет числа.
– Я вышел навстречу рассвету, – сказал Арагорн.
– А что нам твой рассвет? – захохотали снизу. – Мы – Урукхай, мы бьемся днем и ночью, ни солнце, ни гроза нам не помеха. Не все ли равно, когда убивать – средь бела дня или при луне? Что нам твой рассвет?
– Кто знает, что ему готовит новый день, – сказал Арагорн. – Уносите-ка лучше ноги подобру-поздорову.
– Спускайся со стены, а то подстрелим! – заорали в ответ. – Это не переговоры, ты тянешь время и просто мелешь языком!
– Имеющий уши да слышит, – отозвался Арагорн. – Никогда еще Горнбург не видел врага в своих стенах, не увидит и нынче. Бегите скорей, иначе пощады не будет. В живых не останется никого, даже вестника вашей участи. Бьет ваш последний час!
Так властно и уверенно звучала речь Арагорна, одиноко стоявшего над разбитыми воротами лицом к лицу с полчищем врагов, что многие горцы опасливо оглянулись на долину, а другие недоуменно посмотрели на небо. Но орки злобно захохотали, и туча стрел и дротиков пронеслась над стеной, едва с нее спрыгнул Арагорн.
Раздался оглушительный грохот, взвился огненный смерч. Своды ворот, над которыми он только что стоял, расселись и обрушились в клубах дыма и пыли. Завал размело, точно стог соломы. Арагорн бросился к королевской башне.
Орки радостно взревели, готовясь густой оравой ринуться в пролом, но снизу докатился смутный гомон, тревожный многоголосый повтор. Осадная рать застыла: прислушивались и озирались. И тут с вершины башни внезапно и грозно затрубил большой рог Хельма.
Дрожь пробежала по рядам осаждающих. Многие бросались ничком наземь и затыкали уши. Ущелье отозвалось раскатистым эхом, словно незримые трубачи на каждом утесе подхватывали боевой призыв. Защитники Горнбурга с радостным изумлением внимали немолчным отголоскам. Громовая перекличка огласила горы, и казалось, не будет конца грозному и звонкому пенью рогов.