Дети Хаоса - Дункан Дэйв

Возможно, именно здесь и кроется решение. Если Избранные поклоняются Ксаран, выходит, их культ не похож ни на какой другой — у них нет величественных храмов, нет священников или учителей, всего лишь одинокие приверженцы, которых ненавидят и отовсюду гонят. Салтайе нужна марионетка, чтобы править Селеброй, а Избранная никогда не станет марионеткой. Более того, возможно, она отомстит за убийство Паолы.

Френа-Фабия должна принять это решение сама. Ее плечо снова закровило. Нужно пролить кровь в священном месте, так сказал мерзкий Пакар. Возможно, подходящее место совсем рядом.

Френа не решилась взять лампу и пробиралась по коридору в темноте. В этом крыле особняка располагались в основном общие комнаты. Здесь спали только она и отец; дюжиной комнат для гостей никто никогда не пользовался. Стражники, oxранявшие дом снаружи, не имели права сюда входить, но могли это сделать, если бы увидели мерцающий свет. Она нащупала ногой первую ступеньку и начала спускаться, двигаясь как можно осторожнее, потому что она помнила о новых деревянных фигурах и не хотела уронить одну из них, чтобы она с грохотом полетела вниз. Ее сандалии тихонько шуршали по мраморному полу.

Френа не забыла ту ужасную ночь, три года назад, которая продолжала мучить ее в кошмарах. Тогда, как и сейчас, дом был темным и казался пустым. Тогда, как и сейчас, она видела свет под дверью кабинета отца, потому что он редко прерывал работу на еду или сон. Тогда, как и сейчас, она пошла в противоположную сторону и стала спускаться по лестнице. С тех пор лестницу расширили и украсили; прежние покои ее матери снесли, чтобы увеличить внутренний дворик, окруженный сейчас крытым переходом. Она прошла по нему и вскоре остановилась под аркой рядом с тем местом, куда Паола пришла умирать. Если поблизости и есть место, священное для Древнейшей, оно наверняка тут. Для Френы оно определенно было священным.

Дождь полил сильнее, хотя все равно он не мог сравниться с тем, что бывает в сезон дождей. Ветер не проникал внутрь дома, но струи воды с шипением падали во дворик, капли равномерно стучали по крышам, срывались с веток деревьев. Вода усиливала запахи земли и листьев, это была жизнь, дар богов. Дрожа, но не от холода, Френа стояла в крытой галерее и вспоминала постоянно повторяющийся сон. Дверь. Ее мать. Зов. Она не припоминала, чтобы еще какие-нибудь сны были такими яркими. Кровь и холодная земля… нет, не так. Кровь и рождение… И что-то еще. Поговорка? Пословица? Стихотворение?

Слова, которые ассоциировались у нее с матерью — с Паолой Апицеллой, а не какой-то таинственной аристократкой, живущей далеко, на другой Грани.

Она скоро промокнет до нитки. Вода не причинит ей никакого вреда, а пара сырых полотенец в комнате не вызовет утром безмолвных вопросов, однако мокрое насквозь платье не останется незамеченным. Френа сбросила с плеч тонкую ткань, которая упала на пол. Да, вот так.

Обнаженная, она вышла из-под арки и ступила на влажную землю. Дождь был теплым и настолько сильным, что она тут же намокла, совсем как в момент своего рождения. Френа поспешила по тропинке, разбрызгивая воду из луж, чувствуя прилипшие к спине волосы и ласковое прикосновение листьев: они словно радовались ливню.

Она пробежала по траве. Здесь. Здесь она нашла мать. Паола доползла сюда, сбрасывая по пути бинты и шины. Ей не удалось избавиться от всех, но, когда она очутилась на этом месте, то была почти обнажена, как и ее дочь сейчас. Тут она умерла, прямо на голой земле. Нет, на холодной земле!

Френа присела и заглянула в кусты. Они разрослись, превратившись в маленькие деревья. Могилу традиционно отмечали пять камней. Листья, танцующие в струях дождя, опустились ей на плечи, когда она полезла под ветки.

Да! Она поняла: Кровь и рождение; смерть и холодная земля.

Она потерла пальцами рану от острого камня, затем положила испачканную кровью руку на черную глину. Она оказалась мягкой и на удивление приятной. Покой сменился радостью. Здесь чувствовались любовь и тепло, мамино присутствие. Она уловила безмолвное приветствие, почувствовала призрачное объятие и знакомый запах, но все это было за пределами реальности.

— Мама? — прошептала она.

Ответом была любовь.

«Терпи!» — уловила она легкий шепот.

Ей стало холодно. В конце концов она замучилась ждать и вернулась в крытую галерею. Френа отдавала себе отчет, что затеяла опасную игру. Ритуалы, проводимые в одиночестве посреди ночи — вполне достаточный повод, чтобы приговорить человека к смерти. Даже капли воды на полу галереи могут стать смертельно опасным свидетельством. Она сделала невероятно большой шаг и встала на свое сброшенное платье, вытерла об него ноги и надела сандалии. Затем помчалась назад, в свою комнату.

Там она вытянулась на спальной платформе и произнесла молитву. Древнейшая была еще и Леди Снов. «Пошли мне сон, — попросила Френа. — Только не про наводнение и дверь. Его я поняла. Покажи что-нибудь другое. Помоги мне!»

Пришла очередь женщины занять место в первом ряду возле огня. Восемь безымянных людей прижимались друг к другу, стараясь согреться, в безнадежной попытке укрыться за спинами тех, кто стоял впереди. Ветер, точно острый бронзовый клинок, проникал сквозь шерсть и меха, в которые она куталась, от земли поднимался ледяной холод, полз вверх, наполняя все ее тело. Ее сосед закашлялся, и тут же начали кашлять другие. Им не хватало воздуха, который обжигал глотки и легкие, от него трескались губы и ноздри. Бороды мужчин обледенели.

Лагерь разбили в ущелье, где не было никакого укрытия от убийственного ветра, и даже могучим веристам не хватило сил поставить палатки. Жалкий, шипящий костер погаснет еще до рассвета. За прошедшие несколько дней караван не встретил на своем пути ни одного, даже самого чахлого, кустика, но сегодня вечером они наткнулись на труп какого-то путешественника, которые умер на дороге, высох, превратившись в мумию, да так и остался там лежать. Герои разломали его на куски и вылили на него остатки масла. К счастью, благодаря ветру он загорелся.

На черном бархате неба, точно невесомая паутина из алмазной пыли, сияли невероятные звезды. Очень далеко на западе, на горизонте, мерцая, словно призрак, виднелся конический пик. Варакатс, знак того, что они миновали Границу — так говорили ледяные демоны. Однако впереди их ждал долгий спуск; и теперь уже все понимали, что некоторым из них не дано его преодолеть. Возможно, никому, и следующие путники используют их тела в качестве топлива.

Ветер обжигал кожу, резал, точно острый нож, а затем превращался в злобного хищника, воющего среди скал. Тяжелее всего была нехватка сна. Лечь означало задохнуться в разреженном воздухе. Лишившись возможности растапливать снег, они лишились и питьевой воды; жажда становилась пыткой пострашнее, чем голод и усталость.

Могучая рука схватила ее и перебросила через тех, кто стоял у нее за спиной, они тут же пригнулись и подняли руки, прикрывая головы. Она оказалась за пределами внешнего круга и упала на спину, пытаясь защитить драгоценный груз, спрятанный под паркой. Верист, сделавший это, перешагнул через своих сидящих товарищей, чтобы занять ее место у костра.

— Ты должен нас защищать, свинья! — хрипло выкрикнула она.

Он не обратил на нее ни малейшего внимания: либо не понял языка, на котором она говорила, либо знал, что у нее просто не хватит сил устроить потасовку. Ледяные демоны не выставляли напоказ свои могучие обнаженные руки, как делали это на равнине; они кутались в шерсть и меха, а поверх надели плащи, однако это не мешало им решать все возникшие проблемы с помощью грубой силы.

Крошечный сверток, который она прижимала к груди под мехами, был холодным и безжизненным. С того самого мгновения, когда командир приказал разбить лагерь, она знала, что время пришло, но бессилие мешало ей действовать. Если она не сделает этого сейчас, будет слишком поздно. Никем не замеченная, она отошла от лагеря, впрочем, если кто-то ее и видел, всем было плевать и ее никто не окликнул. Никого не волновало, умрет ли эта женщина и ее подопечная. Скоро веристов перестанет занимать даже собственная смерть, и тогда наступит конец. Они все умрут — потому что у них не останется воли к жизни.