Я был аргонавтом (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
Четыре дня по морю, да два дня пешком вдоль широкой, но неизвестной реки, а там уже воздушная разведка нам доложила, что амазонки неподалеку.А то, что это именно те воительницы, царицей которых является Ипполита с поясом, никто даже не сомневался.
Два дня пути — поистине Суворовский переход, а то и два, потому что мы не спали, почти не ели, довольствуясь пригоршней орехов с изюмом (хвала Евдоре!), да водой из попадающихся на пути родничков, а то и прямо из реки. Артемиде очень нравилось поить меня из собственной пригоршни, а я и не возражал. С одной стороны, приятно, когда о тебе заботится любимая девушка, с другой — можно не опасаться враждебной фауны, водящейся в водоемах, потому что на богиню охоты бациллы с микробами напасть не решатся.
Целый день мы присматривали за воительницами, которые пасли коней, развлекались — скакали наперегонки, прыгали через головы коней, метали в цель дротики, а ближе к вечеру принялись купать лошадей, готовить ужин и обустраиваться на ночлег.
Мне было любопытно поглазеть на легендарных амазонок, но поглазев, ничего этакого и сверхъестественного не углядел. Одеты в балахоны серого цвета, носят штаны, доходившие до колен, без обуви. Вот со штанами они хорошо придумали — седел-то нет. И титьки, то есть, груди наличествуют у каждой, по две штуки, значит, ничего себе не отрезают, чтобы не мешало при стрельбе. Впрочем, луков у девушек тоже не было, из оружия имеются дротики и ножи. В сущности — ничего особенного. Женщины, самые обычные и чем-то похожие друг на друга, в одинаковой одежде. Тип, кстати, европеоидный, а не монголоидный, как я считал раньше. Впрочем, одна воительница отличалась от остальных тем, что ее балахон перетянут широким ремнем, украшенным парой золотых пластинок. Стало быть, это и есть царица? А я-то думал, что пояс Ипполиты — невесть какое произведение искусства. М-да. Разочарован. Хотя, пояс-то ей Арес подарил, а богу войны не до искусствоведческих изысков.
Ужинали воительницы просто. Отвели в сторону одну из своих кобылиц, заставили лечь на землю и перерезали животному горло. Тоже, все просто и деловито, без суеты и соплей, а потом, разделав тушу, разделили ее на куски и принялись запекать на костре. Хорошо, что изюм и орехи мы не весь съели, а не то запах жареного мяса мог бы свести с ума голодные желудки.
Мы с Артемидой- Аталантой и основной группой аргонавтов лежали на невысоком холме, надежно укрытые ветками деревьев, вглядываясь в ночную темноту, едва разреженную огнями единственного костра, горевшего внизу, в лагере амазонок. Впрочем, можно ли назвать полноценным лагерем ночную стоянку, если никто не разбивает шатров, палаток, а просто спит на голой земле, неподалеку от догорающего костра, рядом с которым никого нет? И в темень ночи, в секретный дозор, никто из женщин не ушел, никто не приглядывает за пасущимися лошадьми. Не слишком ли они здесь самоуверенные? Допустим, хищников, вроде волков, можно не опасаться — кобылицы у амазонок, вроде хозяек, сами кого угодно сожрут и не подавятся. Но неужели здесь нет каких-то приличных патриархальных племен, мечтавших отбить или украсть у женщин добычу? Или у женщин-воительниц настолько скверная репутация, что связываться с ними никто не рискнет? Эх, девки, цыган на вас нет. Уж эти бы давным-давно угнали у вас всех кобыл и перегнали бы куда-нибудь в Египет, да продали тамошнему фараону. Но главные конокрады Европы, вроде бы, пока обитают за рекой Ганг, где тепло, и в негостеприимные края не спешат.
Так вот мы и сидели. Костер в стане воительниц догорел, на небе нет ни луны, ни звезд, темно и скучно. Не знаю, как остальные герои — мерзли они, или, как и положено героям, холод не чувствовали, но я испытывал дискомфорт — хотя задница прикрыта, но ноги-то голые. Ну почему эллины не сообразили изобрести штаны или хотя бы чулки? На крайний случай гетры сойдут. Может, сходить за трофеями? Пояс мне точно не нужен, девчачьи дротики тоже, а вот если стянуть с какой-нибудь девушки штаны? Нет, не налезут, да и неприлично стаскивать их с женщины — моя богиня может не так понять, а главное, что штаны амазонки, скорее всего, не слишком чистые.
Поэтому, расстелив на земле собственный плащ, уселся сам и усадил Артемиду. Похоже, девушке, как и прочим, настоящим героям и героиням, ночной холод нипочем, но спорить она не стала, а с удовольствием уселась и, обняв меня, укрыла нас собственным плащом. Вот, совсем хорошо. Уткнувшись в горячее плечо богини и, пригревшись, начал подремывать.
— Не спать! — тряхнула меня богиня.
— Не буду, не буду, — пообещал я, пытаясь побороть сон и, разумеется, засыпая.
— Саймон, не спать, — повторила Артемида, ткнув меня кулачком, отчего я немедленно проснулся.
— Больно же, — возмутился я и в отместку слегка укусил богиню за плечо.
— Ах ты... свиненок, — вполголоса выругала меня богиня охоты, куснув за ухо.
Ничего себе тяпнула! Мы с Артемидой едва не подрались, но передумали и принялись целоваться. Кажется, никому не мешали, но были призваны к порядку одним из наших товарищей — стариной Тидеем. Парень, кстати, неплохой, но строгий. Его даже Геракл с Тесеем иногда слушаются.
— Ну-ка, потише, а не то расшалились, словно детишки, — грозным шепотом сказал аргонавт, которому еще предстояло стать отцом Диомеда и погибнуть под Фивами.
— А тебе завидно? — давясь от смеха спросила Артемида, а Тидей неожиданно ответил: — Конечно завидно. Сидят, обнимаются, лижутся, а остальным каково? Подождите, вот свадьбу вам сыграем, тогда и милуйтесь.
Нам стало одновременно и стыдно, и смешно, словно мальчику с девочкой, которых строгий учитель застал за поцелуем. Да и учителю (или учительнице) застигнувшему учеников за таким дело, хотя и стыдившему ребятишек, на самом-то деле было забавно, потому что и учителя некогда целовались в людных местах.
— Орешками поделись, — тихонько попросил Тидей у богини. — Вон, у тебя на поясе мешочек висит, а я уже весь свой припас сожрал.
Вот, паразит, все-то увидит! А Артемида, кстати, орешки мне припасла. Запасливая у меня девушка. Но она еще и неплохой товарищ. Богиня без разговоров сняла мешочек и отдала Тидею, а тот, запустив внутрь загребущую лапу, передал дальше, остальным оголодавшим героям.
Спустя какое-то время исхудавший мешочек вернулся, а на его дне осталось еще три орешка.
— Нам по одному, а один пусть на запас останется, мало ли что, — сказала богиня, засовывая орешек мне в рот.
— Саймон, ты гляди, если сам не женишься, уведут у тебя Аталанту, — сказал Тидей. — Девушка красивая, сильная, а еще запасливая. Такая жена любому нужна. Смотри, я же и уведу. И состязания не побоюсь.
Пожалуй, еще пара слов, и Тидей не доживет до Фив, умрет раньше.
— А куда ты свою прежнюю супругу денешь? — насмешливо поинтересовалась моя богиня, и будущий отец Диомеда смущенно умолк.
Мы притихли и опять стали вглядываться в ночь.
— Нет, темновато, надо бы чуть-чуть света... — хмыкнула Артемида, и в небе, словно бы по ее заказу, появилась луна, да такая огромная, будто собиралась упасть на Землю [20].
При свете луны видно, что девушки-амазонки никуда не делись, как спали, так и продолжают спать, а их кобылки, как паслись, так и пасутся. Кажется, все здесь тихо и мирно, а вот потом...
Рев, прозвучавший в ночи, был и неожиданным, и очень страшным. Одно дело услышать, как ревет лев, если сидишь у экрана телевизора с чашкой чая, совсем другое, если чудовище орет вживую, да еще где-то совсем рядом.
Какая умница Артемида, что не позволила мне заснуть. Услышь я такой звук во сне, то непременно бы не просто проснулся, а испугался и опозорился перед любимой женщиной, потому что голос голодного льва — самое ужасное, что я слышал за всю свою жизнь.
Кони, секунду назад мирно и безбоязненно пасущиеся, заслышав голос царя зверей, присели на задницы, запрыгали, заскакали, заржали, а потом, когда неподалеку заревел еще один лев, да еще громче и страшнее, нежели первый, ринулись в сторону, противоположную львиному реву, как раз туда, где сладко спали воительницы.