Сергей Жилин - Иоанниты
– Да, отлично Вас понимаю: неожиданные открытия – это то, без чего наша жизнь будет слишком нелепой. Мы тащимся сквозь рутину, манимые сладостным ожиданием сюрпризов.
– Если позволите… – наклонился Рамон к уху Джакомо, борясь с ухмылкой.
– Да когда я тебе запрещал?
– Любите же Вы нести ахинею, пусть и складную.
– Погоди, я ещё до шампанского не добрался, – совсем не обиделся коротышка издёвке телохранителя. – Как Вам, кстати, оно, мадам Фингнат?
Виктория не сразу вспомнила, что до сих пор выгуливает фужер с шампанским.
– Недурно, – похвалила она напиток и пригубила для пущей убедительности.
Пито изобразил тоску и разочарование.
– Как жаль, – посыпался из него театральный драматизм, – что такой даме я не в состоянии выбрать лучшее. Надеюсь, меня оправдает то, что мы, простые предприниматели, больше склоны дегустировать пиво в обнимку со своими трудягами. Шампанское для нас – слишком тонко, хотя не вижу, чтобы эти, – Джакомо с внезапным отвращение обвёл взглядом гостей, – были недовольны.
– Шампанское очень хорошее, зря беспокоитесь, – поспешила успокоить хозяина Виктория.
– Что ж… А не исполните ли нам свои прелестные песни?
Коротышка махом загнал нас в угол, из которого Виктория, по причине внезапной паники, решила бежать сломя голову:
– Дело в том, что у меня была простуда, но так и не прошла. Я очень надеялась, но сегодня не смогу петь.
– Боже, какого удовольствия Вы нас лишаете. Рамон, твои мечты не сбываются! Ну, а Вы-то, месье Бейси, порадуете же нас?
– Но намечено на девять… – заблеял парнишка.
– Да будем мы ещё твои расписания смотреть, – отмахнулся Пито. – Так как, Вы готовы?
– С превеликим удовольствием.
Недовольный, видимо, жутко обиженный, что его расписанием поступились, парнишка проводил меня к роялю, притаившемуся в самом углу зала. Виктория бросила меня на растерзание богатейских ушей, сама же быстро исчезла – стоило взглянуть из-за плеча, как моей дочери и след простыл.
Меня усадили за клавиши и громко представили. На чужом имени я сорвал аплодисменты, даже помахал в знак признательности, криво улыбаясь половиной лица. Только рукоплескания успокоились, как я размял пальцы и тронул клавиши. Эбони и айвори[14] послушно преподнесли слуху мелодии точно воспроизведённые мною по заветам Эжена Бейси.
Я решил начать с самой простой его композиции «Страна призраков». В этом есть смысл, так как безупречной игрой я не готов похвастать, так что тут уж точно будет минимум фальшивых нот. Ко всему прочему, несложная партия даёт мне возможность пробежаться глазами по слушателям. Теперь-то все они обращены ко мне, а их лица можно разглядеть внимательнее… по крайней мере, надо постараться.
И хоть я цепко выхватываю черты из общей массы, узнать хоть кого-то не получается. Сердце, однако, дёргается, словно сломалось, на секунду, но тут же приходит понимание, что человек оказывается не тем, за кого я его принял.
Как же вас, черти, много!
Композиция заканчивается, а я затягиваю следующую, усложняя нотную вязь. Понимаю вдруг, что выгляжу, как косящийся исподлобья гробовщик, и расслабляю лицо. Вновь принимаюсь разглядывать лица – тренированные руки вслепую попадают по клавишам.
Сразу не обратил внимания, но Джакомо Пито со сворой нет ни в первых, ни во вторых рядах. Карлик так настаивал, чтобы я сыграл, а сам не посчитал нужным слушать. Возможно, всё-таки мой обман раскушен, и Пито не торопясь созывает охрану растерзать меня.
Будем верить, что всё не так. Будем играть и верить.
Я прошёлся почти по всем композициям, что знаю (некоторые даже очень хороши). Остаётся последняя «Благослови дитя», самая, на мой взгляд, трудная и необоснованно заунывная композиция, переходя к которой я даже поморщился. Но густые аплодисменты подбодрили меня усладить гостей в последний раз.
И тут уже глазами не побегаешь. Впрочем, вышло у меня недурно – лишённые идеального слуха богачи и не заметят во мне самозванца. Я встал из-за рояля под истовое обожание, от которого меня разве что воротит. Кто-то выкрикивает похвалу и комплименты, кто-то прознал, что должна была ещё петь Медея, и недоумённо верещит, а я уже ищу взглядом ту самую Медею… ну, не ту самую, согласен.
С чего-то пересохло горло, так что я взял с подвернувшегося подноса ещё неприятного шампанского. Заглатывая шипучее нечто, я явственно уловил чей-то взгляд… И взгляд этот оказался недобрым – на меня хмуро смотрит женщина лет так сорока пяти. Попробовал не обращать внимания, но тщетно: дамочка продолжает недобро поглядывать. Отворачиваясь, я каждый раз возвращаюсь к ней, и она не оставляет меня в покое.
В конце концов, она не утерпела и направилась точно ко мне. Меня парализовал её напор, так что я только и смог, что сжаться и отгородиться от грозной мадам фужером. Неизвестная решительно пристроилась слева и шепнула мне на ухо:
– Я так и знала, что утончённость – это не про Пито.
– О чём Вы?
Дама усмехнулась и отвела взгляд, продолжая говорить со мной полушёпотом, двигая лишь самым уголком губ:
– Не прикидывайтесь, месье. Обмануть можно всех этих невежд, но не меня – это я Вам заявляю бесповоротно.
– Я и не пытался Вас ни в чём обманывать.
– Бросьте, Вас я и не думаю обвинять. Вот Пито – другое дело. В его стиле выдать какого-то пианиста, пусть и хорошего, – поспешила утешить меня дама, – за великого Бейси. Наверно, он ещё инструктировал Вас врать до последнего, что Вы и есть маэстро, но у меня есть две причины, по которым фокус не пройдёт. Во-первых, Вы имели неловкость сфальшивить пару раз, плюс композиции упростили.
– Видимо, не стоило мне злоупотреблять, – продемонстрировал я шампанское, из последних сил обороняясь.
– А во-вторых, – продолжила неизвестная, даже не став слушать, – я знаю Эжена Бейси лично. И он вообще не пьёт.
Повисло молчание из той самой породы, что говорит лучше всяких слов. Я замер в замешательстве, невпопад двигая руками и не зная, куда деть взгляд. Дама позволила на минуту потерять ко мне интерес. Но скоро она столь же бесстрастно произнесла:
– Я бы сказала, что у Вас есть определённый талант, что Вы можете много добиться, но Вы должны понимать…
– Что понимать?
– Годы. Будь Вы лет на двадцать моложе, у Вас бы хватило времени достичь величия. А так… придётся Вам трудиться до девяноста или вовсе ста. А там уже пальцам не до клавиш.
Так себе фразочка, учитывая, что при внешности в сорок лет, я живу больше века. И она ошиблась, считая, что к этому времени я способен стать великим пианистом.
Я получил ещё один взгляд искоса, и мадам заговорщически прошептала:
