Стивен Браст - Джагала
«Уверен, что никак не можешь подслушать, о чем они говорят?»
«Прости, босс, но тут даже для моей змеиной шеи нет ни одной щелки, чтобы меня не засекли.»
Я подумал, куда именно он может засунуть свою змеиную шею, но не стал передавать это Лойошу.
Я как раз подъезжал к графскому владению, когда Лойош сказал:
«Ротса на месте, босс, а они продолжают болтать.»
«Отлично. Оставайтесь с ними.»
«Сделаем, босс. Будь осторожнее.»
«Я всегда осторожен.»
Я приближался ко входу. Грум, кажется, узнал меня. Или Марси. Он протянул руку, помогая мне спешиться, я поблагодарил холодным кивком. Как только я оказался обеими ногами на земле, грум принял поводья и сообщил:
– Вас ждут, сударь.
Я стоял и ждал, пока ноги снова обретут способность двигаться, что заняло минуты две. Их я провел, оглядываясь по сторонам и демонстрируя вежливое любопытство.
Почувствовав, что могу передвигаться без ущерба для собственного достоинства, я преодолел низкие ступени, шагнул к дверям и дернул за шнур. Внутри гулко звякнул гонг, дверь отворилась.
Тот же дворецкий отвесил мне тот же поклон.
– Добро пожаловать, господин Мерс, его сиятельство ожидает вас.
Встретились мы в той же самой комнате, и мне был предложен тот же стул. Из чувства противоречия, а также желания подвигаться, я предпочел соседний. Дворецкий сделал вид, что не заметил. Граф заметил, но ограничился взглядом.
– Благодарю вас за то, что согласились со мной встретиться.
– Напротив, – возразил я, – это я благодарю вас.
Он улыбнулся.
– Бренди? Эля? Вина?
– Вина, – решил я.
Он кивнул дворецкому, который удалился доставить необходимое.
– Итак, – заявил граф, садясь поудобнее и сложив руки на животе, – похоже, у нас есть кое-что общее.
– Кажется, общий враг.
Он кивнул. Дворецкий принес мне вина, а графу – рюмку той же янтарной жидкости, что и в прошлый раз. Мы оба отсалютовали друг другу и пригубили выпивку. Вино оказалось чуть слаще, чем в прошлый раз, и с умеренным содержанием пряностей.
«Так, босс. Они расходятся. Я за ним.»
«Хорошо.»
– Мое предложение, – начал граф, – заключается в следующем: обменяемся сведениями. Я подозреваю, что вы знаете о вещах, которые помогут мне проследить, кто стоит за убийствами, и уверен, что могу предоставить вам сведения, полезные для вас.
Я кивнул.
– Звучить разумно, и я склонен согласиться.
– Склонны?
– Есть кое-что, господин граф, что я хотел бы понять, прежде чем заключать какие-либо сделки.
– А именно?
Я отпил немного вина и попытался сформулировать это получше. Непростая задача.
– Какого рода сведениями, по-вашему, я обладаю, господин граф?
– О, очевидно, что вы предприняли собственное расследование. Разве вы ничего не выяснили?
– Быть может, – проговорил я. – Но знаете ли, у меня нет особых талантов по этой части. Я просто задаю вопросы, так, как сделал бы любой другой.
– В самом деле?
По его голосу я не мог заключить, он просто сомневается или знает, что я лгу. Этого я и ждал.
– Да, – сказал я. – Вот это-то меня и озадачивает. Спрошу напрямик: в чем именно я могу быть вам полезен?
– Что ж. – Граф сделал глоточек и облизнул губы. – Вопрос непростой.
Я кивнул и позволил ему еще поразмыслить, потягивая вино с прежним невинно-вопрошающим видом.
– Пожалуй, – решил он, – потребуется небольшое вступление.
– Отлично, я слушаю.
– Мельницу построил мой дед, восемьдесят три года назад…
Он сказал что-то еще, но голос его меня не достиг.
«Босс?»
Еще вина. Рот совсем пересох. Бокала в руке не было. Странно.
«Босс?»
И я не мог двинуть рукой.
Голос графа жужжал где-то там, в отдалении.
Щека моя лежала на очень твердом полу.
Часть четвертая. Нотонид
«В настоящее время бОльшая часть натурфилософов согласна с тем, что состояние нотонида, несмотря на краткую продолжительность, представляет собой отдельную стадию; но это состояние постоянного превращения. В этой стадии, сопровождаясь потерей девяноста процентов массы, происходит формирование крыльев и ядовитой железы, а также оплодотворение яиц. И все это занимает невероятно краткий срок, максимум несколько дней. Нет необходимости упоминать, что на протяжении всей стадии джагала исключительно уязвима…
В этом состоянии наблюдаются два интересных и противоречивых феномена. С одной стороны, интенсивное давление постоянной трансформации перекрывает любые личностные характеристики всякого отдельного нотонида, реагируют они совершенно одинаковым образом. И тем не менее, как и прочие организмы, никогда нотонид не проявляет свою САМОСТЬ столь явственно, как под интенсивным давлением. Так что будущий характер левидопта вполне различается уже в нотониде, если только знать, куда смотреть…»
(Оскаани, «Краткий обзор фауны Среднего Юга». Т. 6, гл. 18)11.
Бораан: Как ты полагаешь, почему это продолжается так ужасно долго?
Лефитт: Это вряд ли было бы наказанием, будь оно коротким.
Бораан (к зрителям): О да.
(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт III, Сцена 4)ДВИЖЕНИЕ бессмысленно, если нет ВРЕМЕНИ. Как объяснял мне один атира, движение – это когда ты в двух местах одновременно, или, иными словами, ты в некотором роде и находишься, и не находишься в одном месте. В этом смысле – я не двигался, потому что времени не было, и я не находился вообще нигде. Странно то, что оставалось ощущение движения: тряска, толчки, подпрыгивание. Но иногда чувства изменяют нам.
Чертовски болела спина где-то у поясницы. В ушах шумело. Я хотел почесать спину, но не мог дотянуться.
Болели бедра и спина.
«Лошадь. Я ехал верхом на проклятой скотине. Неудивительно, что мне больно.»
Я открыл глаза. В ушах по-прежнему шумело. Непонятно, почему в ушах так шумит, ведь я уже открыл глаза. Спустя очень долгое время я понял: это потому, что я их на самом деле не открыл. Логично. Я попробовал решить, не болит ли у меня живот, но для этого нужно было слишком сильно сосредоточиться. Да и неважно пока.
Гудение усилилось. Кто-то произнес мое имя. Гудение ослабло. Кто-то опять и опять произносил мое имя, на все лады, разными голосами, а у меня не имелось ни малейшего желания отвечать. Я хотел одного: открыть глаза, потому что тогда шум в ушах сразу прекратится. Нет, больно не было, просто шум не прекращался и порядком мне надоел.
Потом кто-то, мягким и мелодичным, но незнакомым голосом, начал задавать вопросы, очень, очень дружелюбным тоном, и я конечно ответил бы, будь в вопросах хоть какой-то смысл. Потом снова тишина, только в ушах шумело, а потом снова дурацкие вопросы. Лишь спустя несколько часов, а может, дней я наконец сумел припомнить вопросы и немного понять, о чем они. Самым частым было «на кого вы работаете?» – а за ним следовал список имен, вероятно, фенарианских вельмож, ни одного из которых я не знал. Однажды меня спросили «как вы собирались вскрыть сокровищницу?» – и позднее, когда я снова смог рассуждать, этот вопрос кое-что прояснил.
