Роберт Сальваторе - Тогайский дракон
— Ничего подобного я не предлагаю! — горячо возразил Болх.
— Тогда что?
— Не дремать и быть начеку, — отозвался молодой ятол. — Мы должны принять самое деятельное участие в процессе поисков и найти ребенка, который будет соответствовать нашим чаяниям.
— А как ты выяснишь это в отношении младенца? И неужели ты веришь, что, если найдешь ребенка, не обладающего способностями, о которых говорил Чезру Дуан, остальные жрецы примут его?
— А ты веришь, что вообще может существовать ребенок, являющийся Гласом Бога и излагающий постулаты нашей религии не хуже нынешнего Чезру?
Услышав эти откровенные, почти еретические высказывания ятола Болха, Зей'а'ху внутренне сжался. Как ответить на такой вопрос? Либо они верят в то, что существует такое дитя, точно соответствующее описанию Чезру Дуана, либо нет. И если нет, может, неплохо было бы подыскать ребенка, чью мать выберут сами Болх и Зей'а'ху?
— Друг мой, если такой младенец и в самом деле обнаружится, мы всегда можем промолчать о нашем собственном выборе и поддержать всех остальных, — продолжал Болх, — А если нет, то что мы теряем?
— Даже если мы найдем подходящее дитя, остается еще одна проблема: Чезру Дуан назначил пастыря Мервана Ма наставником ребенка, — напомнил ятол Зей'а'ху. — Он будет оказывать на следующего Чезру наибольшее влияние, а этот юноша душой и разумом предан идеям Дуана. Мальчик вырастет таким же, и, значит, в его сердце не найдется сочувствия к нуждам Эт'зу.
— Мерван Ма? Пустое, — заявил ятол Болх. — Незначительная фигура в большой игре за будущее нашей религии.
— Нет, согласно распоряжению Чезру Дуана.
— Который будет мертв и похоронен, — отозвался Болх.
Услышав такое из его уст, ятол Зей'а'ху прищурил глаза. Тон Болха не оставлял сомнений, что, если понадобится, он устранит Мервана Ма — и сделает это без колебаний.
Эакима Дуана этот разговор чрезвычайно удивил. Он тоже присутствовал в роскошной комнате, где сидели собеседники. Не физически, разумеется. Физически он оставался в Чом Дейру, дворце Чезру в Хасинте, в помещении для медитаций, куда никто не смел войти, дабы не нарушить его личного общения с Богом. На самом деле если с кем он и «общался лично» в эти часы, то с гематитом, камнем души. Используя его магию, Эаким покинул собственное тело и отправился вслед за беспокойным ятолом Болхом в занимаемую им резиденцию.
Весьма кстати, что Болх решил выбрать для разговора с ятолом Зей'а'ху именно сегодняшний день.
Чезру поразило, что Зей'а'ху тоже оказался в числе заговорщиков. Он всегда относился к этому человеку с симпатией, хотя знал, что тот затаил на него обиду из-за потери северных земель. И все же Чезру даже представить себе не мог, что это давнишнее решение поможет Болху завлечь Зей'а'ху в свои сети.
Вот последнее заявление ятола Болха, в котором содержался намек на возможность устранения Мервана Ма, удивило Эакима Дуана куда меньше. Он хорошо понимал Болха, поскольку на протяжении столетий видел немало таких людей — молодых, нетерпеливых, не слишком сильных в вере. Да что там — Чезру и сам был одним из них!
Если бы он в этот момент находился в своем теле, то испустил бы тяжкий вздох. Глядя на Болха — как будто зеркальное отражение себя самого периода первой инкарнации, — Чезру уже, наверное, в тысячный раз задумался над тем, как хорошо было бы предложить бессмертие и другим, немногим избранным, друзьям и возлюбленным, с тем чтобы они сопровождали его сквозь время. Конечно, существование Гласа Бога одиноким никак не назовешь. В любой инкарнации он мог окружить себя новыми друзьями и, уж конечно, не имел сложностей с плотскими утехами в обществе любых женщин.
Но это, наверное, совсем не то, что проживать столетие за столетием не в одиночку, а с кем-то еще. С Болхом, к примеру, или с Мерваном Ма.
Как обычно, Эаким Дуан тут же выбросил эту мысль из головы. Нет, слишком велик риск. Любой, даже самый преданный человек, узнав правду о гематите и Возрождении, может впасть в искушение открыть ее еще кому-нибудь. Лучшему другу, например. Может влюбиться и захотеть взять возлюбленную с собой в путешествие сквозь время. Или, даже хуже того, обладать собственными амбициями и пожелать стать Гласом Бога, угрожая положению Эакима Дуана, от которого тот, само собой разумеется, отказываться никак не желал.
Тем более что открыться он мог только человеку, каким был в свое время сам, или такому, как Болх. Но Чезру знал, что доверять человеку, не имеющему истинной веры в рай и, следовательно, не знающему подлинного страха перед Богом, нельзя, ведь он, скорее, пожелает превратить собственную жизнь в рай уже на этой земле и за ценой не постоит.
Эаким Дуан прекрасно понимал, что теперь ему придется устранить ятола Болха.
И ятола Зей'а'ху, конечно, тоже.
Как можно это сделать, не вызвав серьезного раскола среди ятолов, не нарушив мира, который он так долго и трудно создавал? Если бы еще речь шла об одном человеке, он просто приказал бы чежу-леям напасть на караван под видом разбойников. И даже если бы кто-то из уцелевших в караване опознал их хотя бы по росту, никто бы ему не поверил. Но убирать двух жрецов, нападать на два каравана?
Следует организовать все крайне тщательно и не торопясь.
Не торопясь. Эаким Дуан, уже вернувшийся в свое тело, раздраженно покусывал губу. Он не хотел откладывать решение этой вновь возникшей проблемы, не желал тратить несколько недель — а может, и месяцев — на организацию покушения на жрецов, а потом еще ждать, что из этого получится.
— Но как можно… — произнес он вслух и вдруг замолчал.
Губы Чезру искривила злобная усмешка.
Он снова с помощью гематита покинул свое тело, проник, пролетев по городу, в дом, где остановился Зей'а'ху, и нашел его в ванне, окруженного полуобнаженными молодыми слугами обоих полов. Эта сцена вызвала у него и удивление, и жалость. Все знали, что Зей'а'ху утратил мужскую силу; ходили слухи, что он находит для себя иные, извращенные формы удовольствия. К примеру, наблюдая за соитием других.
Бедняга!
Не обращая внимания на окружение ятола, дух Эакима Дуана устремился прямо к разнежившемуся в ванне человеку и произвел одержание.
Глаза ятола Зей'а'ху чуть не выскочили из орбит. Он издал пронзительный крик, слуги испуганно повернулись в его сторону. Потом они бросились к своему господину, но отпрянули, когда Зей'а'ху забился в ванне, расплескивая воду по всей комнате.
Он судорожно раскрывал рот, точно пытался выкрикнуть какие-то слова, позвать на помощь. И так оно и было.
Однако ятол теперь не был хозяином положения. Внутри его тела шла борьба — два духа, две воли сражались за контроль над его разумом. Получая прямо противоположные сигналы, мышцы напрягались и сокращались. Глаза вытаращились, рот продолжал кривиться, зубы впивались в язык и губы.
