Андрей Уланов - И вся федеральная конница
Я ненадолго задумался. С одной стороны, рассказывать о своем промахе хотелось, прямо скажем, не очень. С другой же – Рысьев, когда захочет, узнает все… и лучше уж пусть он выслушает мою версию произошедшего.
– Помнишь, три года назад ты рассказывал мне историю об одном из твоих предков, который попал в плен к кочевникам и сумел бежать, обернувшись волком.
– Что, серьезно? – отчего-то удивился граф. – Три года назад… о, да… о, нет… теперь вспоминаю., мы решили отпраздновать…
– Годовщину высадки Феанора.
– Да… о, черт, – простонал вампир, – как же мы тогда надрались. И я в самом деле рассказывал, нет, пел «Слово о полку». А все собаки на десять миль вокруг подпе… подвывали мне.
Собак я не помнил. Но помнил, что издаваемые Ником звуки мне, в общем, нравились. Как и все остальное… окружающее. Не так уж часто я позволяю себе расслабиться… опуститься до состояния… не гобла, конечно, но хотя бы человека.
Мы начали со здравура. Крохотный сосудик витого стекла, даже не бутылочка – так, флакончик. Воистину, только светлые с их извращенными представлениями о… о мироздании могли додуматься разливать свой, хи, национальный напиток в столь жалкие объемы. А затем придумывать еще более убогие наперстки для распития оного. Первая капля за встречу, вторая капля – за отсутствующих, то есть за дам. Третья же… на третий заход авалонской посудинки уже недостало, и тогда Ник выставил на стол «беленькую». Так и не понял, отчего граф столь упорно настаивал, что эта, вполне обычной формы бутылка, называется «пузырем» – шарообразности в ней было не больше, чем в огурце.
«Беленькой» было много больше здравура, но, как ни удивительно, закончилась она еще быстрее. Мда… дальше был шотландский виски… впрочем, к этому моменту, качество поглощаемого уже не играло такой существенной роли, как вначале.
– Так вот, – сказал я, – идея, заложенная в спетом тобой эпосе…
– Которая?
– Побег с помощью оборачивания, – пояснил я и с удивлением увидел, как лицо вампира стремительно искажается – словно упомянутый выше свежевыпитый человечишка страдал разлитием желчи.
– Если бы ты расспросил меня следующим утром…
– Если бы я… да ты… могли следующим утром хотя бы думать! – …то, – продолжил граф, – ты бы непременно узнал одну немаловажную деталь: главный герой эпоса, сиречь князь Игорь, доводился родственником защитившему его кочевнику. А потому истинные обстоятельства его побега далеко не столь захватывающи, как повествует легенда. Я бы сказал, они даже слишком прозаичны.
В любом случае, – заметил я, – для меня этот способ оказался вполне действенным.
– Что вновь возвращает нас к вопросу – почему ты здесь? – ехидно напомнил русский.
– Потому что чертов колдунишка оказался жалким недоумком! – в сердцах бросил я. – Доходов от нелегальной практики ему, видите ли, показалось мало! Он решил подзаработать еще и на шпионаже в пользу Севера!
– Начинаю понимать, – пробормотал Рысьев. – Однако… друг мой, а что помешало тебе составить заклятие самому?
– Не видел нужды.
– То есть лень и алчность, – констатировал вампир. – Знакомо.
– Ник, – прищурился я, – говорил я тебе, что ты совершенно никудышный дипломат?
– Это и есть один из главных побудительных мотивов, благодаря которым я оказался в рядах конторы, – невозмутимо парировал граф. – Здесь хоть и не слишком часто, но все же иной раз удается назвать вещи своими именами… как они того заслуживают.
– В любом случае ты не прав, – сказал я. – Подумай… самому выстраивать заклинание… самому изготовлять оружие, а не заказывать его у гномов… самому шить костюм… где провести границу, Ник? Может, и рожать наследника также необходимо самому, не прибегая к посредничеству существа противоположного пола?
– Ты, друг мой, даже представить не можешь, сколько людей предпочли бы быть терзаемыми родовыми схватками вместо подозрений.
– А тест подобия по крови?
– Поможет уличить в измене разве что какую-нибудь мельничиху, – усмехнулся граф. – Да и то – непредусмотрительную. Магия, Найр, как тебе превосходно известно, это палка о двух концах. И потому на каждое заклятие, помогающее высветить истину, обычно придумано не меньше трех, еще более умело эту истину скрывающих.
– У нас, драу, закл… – гордо начал я… и замолк на полуслове, вспомнив историю принца Даэля… а также историю о голубом жемчуге… и еще три десятка подобных историй.
– …заклятий таких не по три, а по пять-шесть, – невозмутимо закончил Рысьев. – Ну и шайтан с ними. Вернемся к нашим баранам, в смысле – к твоим делам. Итак, зачаровавший тебя маг оказался шпионом северян. Хорошим?
– Отвратительным.
– Мятежники его повесили?
– Нет, этого удовольствия он их все же сумел лишить.
– В таком случае, – заметил Рысьев, – он все же не отвратительный, как ты изволил выразиться, а хотя бы плохой. Или даже посредственный – раз у него хватило ума переправлять своим северным друзьям не только последние сплетни о табачных предпочтениях Джефферсона Дэвиса, но также и все исходники сотворенных им заклятий. Ведь именно за этим ты и явился сюда?
Я пожал плечами.
– Выбор был: либо так, либо заняться расшифровкой самому. Уверен, месяца за два я бы справился с этим, но… два месяца проводить все светлое время суток в образе вороны… согласись, Ник, это было бы совершенно нерационально.
– Думаешь, работа на федеральное правительство будет стоить для тебя меньших усилий? – спросил граф.
Признаюсь – этим вопросом Рысьев сумел меня уличить.
– Конечно же. Ты ведь сам только что слышал: они просят всего лишь поймать агента Зеркало.
– «Всего лишь», – задумчиво повторил вампир. – Да… можно сказать и так.
– Полагаешь, я, с типичным для темных эльфов непомерно раздутым самомнением, упустил из виду какой-нибудь нюанс?
– Друг мой, – вздохнул Рысьев. – Что делают драу в тех случаях, когда им не удается выполнить «заказ»? Разумеется, – добавил он, – я понимаю, такие ситуации невероятно редки, но все же…
– Не так уж и редки на самом деле. А вообще… лично я в таких случаях попросту ликвидирую заказчика. Нельзя же, – пояснил я, – допустить утечку порочащих репутацию сведений. Подозреваю, все остальные темные эльфы в схожих ситуациях действуют подобным же методом. А к чему был вопрос?
Молли
– Молли…
Несколько секунд я смотрела прямо на него, не замечая. Пока, наконец, не сообразила, что этот высокий, шикарно выряженный, с перетянутым белой ленточкой пакетом в руке джентльмен – Тимка, мой Тимка! А поняв – ойкнула, подскочила, обняла.
Опомнилась минут через пять. Высвободилась… вернее, изо всех сил упершись в него ладонями, попыталась высвободиться – с тем же успехом могла бы попробовать сдвинуть каменную стену. Тимка обнимает нежно… но так, что не вырвешься – пока сам не выпустит.
