Трой Деннинг - Чародейка
И она ни на минуту не забывала о том, что всего лишь три дня назад сама погубила гораздо больший участок земли. Но тогда она прибегла к этому отчаянному шагу ради спасения собственной жизни, на которую покушался Нок и его соплеменники. Бадемир же совершил свой акт с видимым равнодушием к судьбе земли, да и цели его были весьма сомнительны. Садира знала, что ее покойный наставник Ктандео не стал бы проводить различие между ее действиями и действиями колдуна Серебряных Рук. С его точки зрения, осквернению земли не было оправдания. Но для Садиры существовала разница между использованием колдовства, результатом которого является осквернение земли, в целях спасения человеческой жизни и в целях уничтожения ее.
Садира следила за тем, как Фенеон с мечом в руке приближается к воротам. К этому времени Бродяги Песков уже миновали поверженного колдуна, и Фенеон направился прямо к нему. Он наклонился к колдуну и заговорил с ним. Затем вложил меч в ножны и поднял старика с земли. Тот закивал в знак благодарности, и Фенеон понес его на руках в сторону Садиры и юных эльфов, которые оставались позади охранять канков, принадлежащих клану.
Достигнув участка обезображенной земли, вождь клана остановился и швырнул свою ношу на землю. Старик закричал от боли и ужаса, затем вытянул руку ладонью вниз, чтобы набрать энергии для колдовства. К тому моменту, когда Фенеон вынул свой меч из ножен, еще целая полоса кустов бересклета, примыкавшая к участку почерневшей земли, начала засыхать.
Фенеон с силой опустил меч вниз, одним ударом отрубив колдуну голову. Ослепительная полоса зеленого и золотистого света вырвалась из разрубленной шеи, сопровождаемая душераздирающим воем. Вскрикнув от неожиданности, Фенеон отпрыгнул назад и со страхом наблюдал за тем, как полоса света поднималась к небу. Когда она исчезла из виду, он вложил меч в ножны и побежал к воротам укрепления.
Раин подошла и встала рядом с колдуньей. Огненный шар старого колдуна напугал ее младенца, но мамаша, казалось, не замечала всхлипываний ребенка. Садира обошла свою сестру, чтобы попытаться успокоить дитя. Мальчик так сильно плакал, что его дугообразные брови вытянулись в линию, а заостренные кверху уши стали багровыми.
– Успокойся, малыш,– нежно проговорила колдунья, обращаясь к нему так, как это делала его мать. Садира уже усвоила, что у эльфов детям дают имена лишь тогда, когда они подрастают настолько, что могут бежать рядом с родителями. Садира слышала, что Раин называла по имени только самого старшего из своих четверых детей.
Видя, что младенец не прекращает плакать, Садира обратилась к сестре:
– Разреши мне взять его на руки. Раин резко повернулась, оказавшись лицом к лицу с Садирои.
– Не надо успокаивать его, – ответила она. – Будет гораздо лучше, если он научится быть храбрым.
Хотя у Садиры имелись большие сомнения относительно методов воспитания Раин, она прислушалась к ее мнению.
– Эльфы – суровые родители, – заметила колдунья.
– Пустыня – суровое место, – ответила Раин. – Глядя на тебя, мне кажется, что тебе тоже досталось в жизни… или же тебя воспитал глупец. Только мужественная или недалекая женщина отказалась бы выполнить приказ моего отца, как это сделала ты.
– По своей натуре Фенеон человек мягкотелый, бесхарактерный, – ответила Садира. – Он ничем не отличается от любого другого тирана.
– Мой отец никогда не был трусом! – возмутилась Раин, темно-синие глаза которой сверкали негодованием. Несколько мгновений она разглядывала Садиру, чувствуя, что гнев ее постепенно угасает. – И он не всегда ведет себя как тиран, – добавила она. – Когда-то он был большим вождем, который осыпал своих воинов серебром, а врагов заставлял истекать кровью.
– Возможно, если ты так утверждаешь, – ответила Садира, пожимая плечами. – Но все это ко мне не относится.
– Ты ошибаешься, – сказала Раин. Она взяла Садиру за руку и повела ее к Магнусу, который отправился ловить канка колдуньи. – Фенеон постарается забыть о твоем неповиновении, так как нуждается в твоих услугах, тем более что в конце концов ты сделала то, чего он от тебя и добивался. Но ты одновременно представляешь для него большую угрозу. Посягнув на его богатство, ты посягнула на его власть над членами клана. Такого положения дел он долго терпеть не станет из опасения утратить богатство и авторитет.
Садира в свою очередь несколько мгновений разглядывала Раин, пытаясь для себя понять, что могло побудить ее собеседницу поделиться с ней этими сведениями. Наконец колдунья сказала:
– Спасибо за предупреждение. Я покину вас, как только встретим другой караван, направляющийся в Ниобенэй.
– Не будь дурой! – взорвалась Раин. Она поспешно оглянулась, чтобы убедиться, что никто не сможет подслушать их разговор. – Даже если мы встретим какой-нибудь караван, Фенеон никогда не позволит тебе присоединиться к нему.
Садира нахмурила брови.
– О чем это ты говоришь? – удивленно спросила она.
Раин покачала головой.
– Неужели ты и в самом деле настолько наивна? – ответила она вопросом на вопрос. – Ты стала для Фенеона чем-то вроде меча. Пока ты будешь верно служить ему, он будет заботиться о том, чтобы его меч всегда оставался острым. Но когда ты станешь слишком влиятельной, он укоротит свой клинок, а может, и вовсе уничтожит тебя. Не надейся, что он отпустит тебя…
– Я не верю этому, – ответила Садира. – Твой отец обещал доставить меня в Ниобенэй, и пока мне не на что жаловаться, так как он держит свое слово.
– Ты обязательно попадешь в Ниобенэй, – сказала Раин. – Об этом не беспокойся. Но когда придет время уезжать оттуда, ты покинешь его с Бродягами Песков… или не покинешь вовсе.
Раин сделала паузу, чтобы до Садиры дошел смысл ее слов. Немного помолчав, она добавила:
– Но есть другой выход. Колдунья подняла брови.
– И в чем же он заключается? – поинтересовалась она.
– Все Бродяги Песков помнят те времена, когда Фенеон был большим вождем. Именно поэтому многие из них терпят его до сих пор, – пояснила Раин. Она понизила голос до шепота заговорщика. – Но среди нас есть и такие, кто уже устал жить в вечном страхе и нищете, так как мой отец отбирает все деньги, которые они зарабатывают.
– Но я все-таки не понимаю, какое все это имеет ко мне отношение, – сказала Садира.
– Может быть, никакого, а может быть, наоборот, – ответила Раин. – В этом и состоит прелесть ситуации. Как бы мы ни хотели, чтобы отец каким-то образом пострадал, чего мы на самом деле совсем не желаем, мы никогда не пойдем на его убийство. Слишком многие из наших воинов-ветеранов помнят те времена, когда он был еще молодым, и поэтому никогда не согласятся на его убийство.
