Игорь Дравин - Чужак
— Дорн, а если меня загонят в коридор с секирой, шансы будут?
* См. железо средневековой Европы.
— Нет, — покачал он головой, — у тебя вообще шансов нет. Одна надежда, что забьешься где-то в угол и там просидишь до конца.
— Оптимист. Тем более, давай к руке примерю.
— Дал бы тебе, да только давно я их не ковал. Не пользуются охотники кистенем в погани.
— У меня есть, — вдруг сказал паренек, — недорого отдам.
— Что ж ты кузнец свою работу не продаешь, а чужую смотришь. Не покупает никто, — съехидничал Дорн.
— Да, не берут, — ощетинился паренек, — смотрят на меня и к другим уходят. А у меня оружие и доспехи ни чем не хуже.
— Давай неси, посмотрим твою работу, — усмехнулся Дорн.
Обрадованный паренек скрылся из виду.
— Дорн, а действительно, не слишком ли он молод.
— Конечно молодой, всего пятьдесят пять стукнуло.
— Сколько, — не поверил я своим ушам.
— Пятьдесят пять.
— Не может быть.
— Как не может, — закипятился Дорн, — чтобы я не знал, сколько лет троюродному племяннику жены моего двоюродного брата!
— Стоп! Спокойно Влад, спокойно. Выдохнул, а теперь вдохнул. Спокойно.
— Что ты там бормочешь.
Выдох, вдох.
— Скажи Дорн, — медленно проговаривая слова, спросил я, — только отвечай да или нет. Это твой родственник.
— Да.
— Ему пятьдесят пять лет.
— Ну да.
— Ты считаешь его молодым.
— Ну молод он еще, но…
— ДОРН!
— Да.
— Что да.
— Молодой еще.
Вдох. Выдох.
— Дорн, скажи мне, пожалуйста, — ласково обращаюсь к сумасшедшему, — я младенец?
— Нет.
— Но мне всего тридцать четыре, мне еще, наверно, подгузники надо носить.
Дорн опасливо поглядывая на меня стал бочком пробираться к выходу из лавки.
-Ты Влад посиди тут немного, а я сейчас Нату приведу. Я понимаю, устал, перенервничал. Виданное ли дело в погань идти ничего не умея. Тут у любого здоровье пошатнется. Ты сиди не волнуйся, я быстро.
— Сидеть!!!
Спасибо командир за привитые навыки командного голоса. Дорн плюхнулся на задницу посреди лавки. Покупатели резко отшатнулись.
— Скажи друг мой, зачем мне понадобилась Ната.
— Ну, она лекарь хороший.
— Не лекарь, а магиня Жизни и не мне она нужна, а тебе.
— Почему мне, — тупит Дорн.
— Потому что ты либо ослеп, либо сошел с ума.
— Я, — удивляется Дорн.
— Ну не я же.
Задумчивый взгляд кузнеца.
— Повторяю для особо здоровых. Ната нужна тебе.
— Почему?
— Либо у тебя очень плохое зрение и ты видишь перед собой взрослого мужика вместо восемнадцатилетнего пацана, либо ты сошел с ума, говоря, что пятьдесят пять лет для человека это молодость.
— Какого человека?
— Этого!
Потеряв всякое терпение я подымаю за шкирку подошедшего, так кстати, пацана со свертком, переношу его через прилавок и показываю Дорну.
Дорн внимательно осматривает пацана, который от удивления даже не пытается барахтаться.
— Это не человек, это мой родственник, — важно заявляет кузнец.
Я сейчас сам сойду с ума. Отпускаю пацана, сажусь на пол рядом с Дорном.
— И почему твой родственник не может быть человеком, — спокойно, безразлично и устало спрашиваю я.
— Потому что он гном.
— Кто гном.
— Он. Между гномом и человеком не может быть потомства и так как он мой родственник, он гном.
— А почему не человек, — туплю я.
— Потому что я гном.
Занавес.
Сижу на полу, закрыв глаза. До ушей доносится стандартный звуковой фон базара. Люди спрашивают, торгуются, спорят и, наконец, заключают сделки. Люди.
— Тебе же говорили и люди, и эльфы, и гномы, и как его, тритоны тут есть, и черт знает кто еще. Чему ты удивляешься. Не поверил?
Поверил.
— Опять да, поверил, но как-то так, мол, пока не увижу, не рассказывайте сказки. А может, Дорн должен был сразу представиться, гном я, а не больная фантазия падре. Чем Дорн поил жертву волчиц, не помнишь. Глазки-то открой?
Послушавшись «Я» открываю глаза. Надо мной склонилась озабоченная голова Дорна, рядом с ним, с любопытством рассматривая меня, стоял его родственник, пятидесяти пяти летный малолетка.
— Влад, ты в порядке, — озабоченно спрашивает Дорн, — может сходить за Натой. Я быстро.
— Нет, Дорн, не надо, просто я никогда не видел гномов только чит.. э слышал о них, и поэтому считал тебя человеком.
— Ну конечно в деревнях мы не живем, — усмехнулся Дорн, а вот в городах бываем.
— А что ты о нас слышал, — влезает малолетка.
Ну, живете в горах, — отвечаю я, силясь припомнить земное, литературное творчество, — шахты рубите, кузнецы из вас лучшие.
— Это правда, — важно заметил Дорн, — лучше нас никого нет.
— Сильные очень, — продолжал я.
— Да. Есть такое.
— Бороды до пояса, а то и ниже и плечи метра полтора шириной.
Переглянувшись с племянником, Дорн оглушительно заржал. Родственник только заулыбался, видно так ржать ему еще не по чину.
— Вот и не понял что ты гном, ты ж вон какой щуплый, соплей перешибешь, и борода короткая.
— А ты не подумал, что с такими плечами в шахте не только работать, но даже ходить трудно. Все стены обтешешь, и застрянешь где-нибудь на повороте. Какой же ширины должны быть проходы?
— И руки, руки какой длины должны быть, — вмешался малолетка, — чтоб с такими плечами, хотя бы до носа достать.
— А борода до пояса и ниже, — веселился Дорн, — для чего, всю пыль и грязь в шахте собирать или чтоб на наковальне лучше под молот попадала.
Мрачно смотрю на веселящихся гномов. Да, опять я выступаю в явно понравившейся мне роли шута. Вот и верь после этого всей писанине. А ржут-то как, заливаются, Петросяна на вас нет, мигом смеятся отучил бы.
— Может, покажешь свою работу, — прервал я веселье гномов.
Довольно ухмыляющийся юный кузнец развернул сверток и достал кистень.
— Вот смотрите.
Небольшая, сантиметров тридцать черная рукоять. Маленькая гарда сантиметров в десяти от оковки одного конца рукояти, оковка с кольцом на другом, тонкая цепочка, маленький ромб, толщиной сантиметра три, шириной шесть и высотой восемь, на конце. Вспоминая земные образцы этого оружия, особенно тяжелый пехотный моргенштерн*, я поморщился.
— Парень, мне сегодня в ночь по погани гулять придется, а не воробьев по улице гонять.
— А ты примерь к руке.
Я беру в руки боевой кистенек. Опаньки, игрушка то тяжелая. Килограмма два, никак не скажешь по внешнему виду. Отпускаю цепь и, с негромким шелестом, оружие встает на боевой взвод. Вот это дела, вся тяжесть данного инструмента для вышибания мозгов ближнему, сосредоточена в ромбе, цепь и рукоять практически ничего не весят. Если вспомнить сопромат, с его правилами рычагов, моментов и прочей хренью, то такая конструкция, с концентрацией веса в ударной точке, по эффективности применения максимальна. Остальные виды холодного оружия завистливо стискивают зубы.
